И, отгоняя воронье,

Монахи брели за нею.

Так целый день бродили они,

И вечер приближался,

Как вдруг в вечерней тишине

Ужасный крик раздался.

Эдит Лебяжья Шея нашла

Того, кого искала.

Склонясь, без слов и без слез она

К лицу его припала.

Она целовала бледный лоб,

Уста с запекшейся кровью,

К раскрытым ранам на груди

Склонялася с любовью.

К трем милым рубцам на плече его

Она прикоснулась губами,-

Любовной памятью были они,

Прошедшей страсти следами.

Монахи носилки сплели из ветвей,

Тихонько шепча молитвы,

И прочь понесли своего короля

С ужасного поля битвы.

Они к Вальдгему его несли.

Спускалась ночь, чернея.

И шла за гробом своей любви

Эдит Лебяжья Шея.

Молитвы о мертвых пела она,

И жутко разносились

Зловещие звуки в глухой ночи;

Монахи тихо молились.

КАРЛ I

В хижине угольщика король

Сидит один, озабочен.

Сидит он, качает дитя, и поет,

И слушает шорохи ночи.

"Баюшки-бай, в соломе шуршит,

Блеет овца в сарае.

Я вижу знак у тебя на лбу,

И смех твой меня пугает,

Баюшки-бай, а кошки нет.

На лбу твоем знак зловещий.

Как вырастешь ты, возьмешь топор,-

Дубы в лесу затрепещут.

Был прежде угольщик благочестив,-

Теперь все стало иначе:

Не верят в, бога дети его,

А в короля тем па,че,

Кошки нет -- раздолье мышам.

Жить осталось немного,-

Баюшки-бай, -- обоим нам:

И мне, королю, и богу.

Мой дух слабеет с каждым днем,

Гнетет меня дума злая.

Баюшки-бай. Моим палачом

Ты будешь, я это знаю.

Твоя колыбельная -- мне Упокой.

Кудри седые срезав,

У меня на затылке,-- баюшки-бай,-

Слышу, звенит железо.

Баюшки-бай, а кошки нет.

Царство добудешь, крошка,

И голову мне снесешь долой.

Угомонилась кошка.

Что-то заблеяли овцы опять.

Шорох в соломе все ближе.

Кошки нет -- мышам благодать.

Спи, мой палачик, спи же",

МАРИЯ-АНТУАНЕТТА

Как весело окна дворца Тюильри

Играют с солнечным светом!

Но призраки ночи и в утренний час

Скользят по дворцовым паркетам.

В разубранном павильоне de Flor'

Мария-Антуанетта

Торжественно совершает обряд

Утреннего туалета.

Придворные дамы стоят вокруг,

Смущенья не обнаружив.

На них -- брильянты и жемчуга

Среди атласа и кружев.

Их талии узки, фижмы пышны,

А в ножках -- кокетства сколько!

Шуршат волнующие шелка.

Голов не хватает только!

Да, все -- без голов!.. Королева сама,

При всем своем царственном лоске,

Стоит перед зеркалом без головы

И, стало быть, без прически.

Она, что носила с башню шиньон

И титул которой так громок,

Самой Марии-Терезии дочь,

Германских монархов потомок,-

Теперь без завивки, без головы

Должна -- нет участи хуже! -

Стоять среди фрейлин незавитых

И безголовых к тому же!

Вот -- революции горький плод!

Фатальнейшая доктрина!

Во всем виноваты Жан-Жак Руссо,

Вольтер и гильотина!

Но удивительно, странная вещь:

Бедняжки -- даю вам слово! -

Не видят, как они мертвы

И до чего безголовы.

Все та же отжившая дребедень!

Здесь все, как во время оно:

Смотрите, как смешны и страшны

Безглавые их поклоны.

Несет с приседаньями дама d'atour1

Сорочку монаршей особе.

Вторая дама сорочку берет,

И приседают обе.

И третья с четвертой, и эта, и та

Знай приседают без лени

И госпоже надевают чулки,

Падая на колени.

Присела пятая -- подает

Ей пояс. А шестая

С нижнею юбкой подходит к ней,

Кланяясь и приседая.

С веером гофмейстерина стоит,

Командуя всем парадом,

И, за отсутствием головы,

Она улыбается задом.

Порой любопытное солнце в окно

Посмотрит на все это чудо,

Но, старые призраки увидав,

Спешит убраться отсюда!

-----------------

1 Камеристка (фр.).

ПОМАРЭ

Бог любви ликует в сердце,

И в груди гремят фанфары:

Венценосице виват!

Слава царственной Помарэ!

Эта родом не с Таити

(Ту муштруют миссионеры),

У Помарэ дикий нрав,

И повадки, и манеры.

К верноподданным выходит

Раз в четыре дня, и только,

Чтоб плясать в саду Мабиль,

И канкан сменяет полька.

Рассыпает величаво

Милость вправо, благость влево,

Вся -- от бедер до ступней -

В каждом дюйме -- королева!

Бог любви ликует в сердце,

И в груди гремят фанфары:

Венценосице виват!

Слава царственной Помарэ!

II

Танцует. Как она стройна!

Как изгибается она!

Прыжок, еще прыжок... о боже!

Готова вырваться из кожи.

Танцует. Руки вдруг сплела

И закружилась, как юла,

И замерла, как дух бескрылый...

О господи, пошли мне силы

Танцует. Смолкло все кругом...

Так перед: Иродом-царем

Плясала дочь Иродиады,

И мы напрасно ждем пощады.

Танцует. Гнется до земли.

Что сделать мне? Скажи! Вели!

Казнить Крестителя! Скорее!

И голову дать Саломее!

III

Та, что ела черствый хлеб

По велению судеб,

Ныне, позабыв задворки,

Едет гордо на четверке.

Под баюканье колес

Мнет в подушках шелк волос,

Над толпой в окно смеется,

Что толпа пешком плетется.

О судьбе твоей скорбя,

Я вздыхаю про себя:

Ах, на этой колеснице

Ты доедешь до больницы,

Где по божьему суду

Смерть прервет твою беду,

Где анатом с грязной дланью,

Безобразный, с жаждой знанья,

Тело сладостное вмиг

Искромсает, как мясник.

Эти кони также скоро

Станут жертвой живодера.

IV

Смерть с тобой поторопилась

И на этот раз права,-

Слава богу, все свершилось,

Слава богу, ты мертва!

В той мансарде, где уныло

Мать влачила дни свои,

Вся в слезах она закрыла

Очи синие твои.

Саван сшила, сбереженья

За могилу отдала,

Но, по правде, погребенье

Пышным сделать не смогла.

Тяжкий колокол не плакал,

Не читал молитвы поп,

Только пес да парикмахер

Провожали бедный гроб.

Куафер вздыхает грустно,

Слезы смахивая с глаз:

"Эти локоны искусно

Я причесывал не раз!"

Ну а пес умчался вскоре

От убогих похорон.

Говорят, забыв про горе,

Он живет у Роз-Помлоц.

Роз-Помпон, дитя Прованса,

Так завистлива и зла,

О тебе, царица танца,

Столько сплетен собрала!

Королева шутки праздной,

Спас господь твои права,

Ты лежишь в короне грязной,

Божьей милостью мертва.

Ты узнала благость бога,

Поднял он тебя во мгле -

Не за то ли, что так много

Ты любила на земле!

БОГ АПОЛЛОН

I

Стоит на вершине горы монастырь.

Под кручей Рейн струится.

К решетке прильнув, на зеркальную ширь

Глядит молодая черница.

И видит: по Рейну кораблик бежит

Невиданной оснастки,

Цветами и парчой увитг

Наряден, точно в сказке.

Плывет светлокудрый щеголь на нем,

Как изваянье стоя,

В плаще пурпурно-золотом

Античного покроя.

У ног красавца -- девять жен,

Как статуи, прекрасны,

И гибкий стан их облачен

Туникою атласной.

Поет златокудрый, искусной рукой

На звонкой лире играя.

И внемлет, охвачена жгучей тоской,

Черница молодая.

Крестясь, отвернется и смотрит вновь,

Ломает в страхе руки...