Исходя из вышесказанного, я пришёл к выводу: ни наклон Земли, ни её удалённость от Солнца никак не могли повлиять на температурный режим и на повышение влажности по ВСЕЙ территории Земли ОДНОВРЕМЕННО. Точечно, местами, могло быть, но ВЕЗДЕ….. Исключено. Кроме одного варианта. Варианта искусственного внешнего изолятора.

Возьмём за пример обыкновенную теплицу. Все мы выращиваем овощи. И все мы знаем о том, как выращивать парниковые огурцы. Для того, чтобы огурец вырос раньше, чем на грунте, под открытым небом, его семя помещают в теплицу, которую даже не нужно специально обогревать. Достаточно посадить семя в тот же самый грунт, и изолировать его от внешних раздражителей плёнкой или стеклом. Первое, с чем вы столкнётесь, будет повышение температуры внутри теплицы. Второе — повышенная влажность. Третье — тепличные огурцы по размерам больше, нежели грунтовые. А теперь представьте, что вся Земля спрятана под подобным изолятором. Когда на её поверхность не попадает прямое радиоактивное космическое излучение. Когда Солнце не сжигает её поверхность своими лучами. Когда внутри возникает парниковый эффект, в результате чего все растения, повсеместно, начинают расти ввысь и вширь. Когда урожай с одного растения увеличивается с одного раза до трёх, минимум, в год, как в Египте. Эффект теплицы — вот что дал Земле ледяной купол. Отсюда и огромные заросли платанов и папоротников. А от огромного количества деревьев повышенный уровень кислорода. А от повышенного уровня кислорода отличная сердечнососудистая система тех же самых динозавров, и их огромный рост. Цепная реакция. Нет эффекта теплицы — нет динозавров. И потому, как бы сейчас не бились генетики, ни один динозавр, даже если он и появится на свет, в нынешних климатических условиях, ни за что не достигнет роста и объёмов своих предков. Если он вообще выживет.

Год 11568 до Р. Х., третий спутник от Светила, Эя, координаты местности 014 — 277 (сегодня — планета Земля, север Зейского района Амурской области, Россия)

Бог Солнца начал готовиться ко сну. Скоро станет темно. Придётся возвращаться в стойбище. Ни с чем.

Орайя, стиснув зубы, дрожа всем своим худеньким тельцем, стояла на мокром камне, пристально всматриваясь в воду. Правая рука крепко сжимала острогу: заострённое с обоих концов, деревянное, небольшое, по пояс девочке, копьё. Ближе к острым окончаниям, Вонк специально сделал надрезы, чтобы рыба не могла соскользнуть с копья. Левая рука чуть возвышалась над головой юной охотницы: для равновесия.

На соседних камнях, в такой же напряжённой позе, застыли другие девчонки и мальчишки племени. Сегодня для них рыбалка была не развлечением. После последнего посещения Богов, рыба стала единственной надеждой на выживание. Остатки вяленого мяса исчезали буквально на глазах, хотя, по приказу Норка, все запасы распределялись только между детьми и кормящими матерями. Но и тех остатков хватило всего на несколько дней. И это была не вся беда. После того, как земля ожила, куда-то пропала рыба. И не только рыба. Охту тоже покинул реку. Такое бывало и раньше, когда Боги прилетали к реке. Но Охту всегда возвращался через несколько дней, после того, как Боги улетали. Однако Богов не было уже много дней. Столько дней, сколько пальцев у Орайи на обеих руках. Даже чуть больше. Неужели ожившая земля так испугала Охту? И рыбу?

Орайя до боли в пальцах сжала острогу. Третий рассвет встречает с подругами на камнях. Третий день никто из ребятишек не играет вблизи пещеры в охотников. Все на камнях. Даже глухой Ношу, и тот замер в двух шагах от неё, по колено в воде. Но, судя по всему, они и сегодня вернутся в пещеру с пустыми руками.

Тело ныло от неподвижности, а острога, за день стояния на камне, так ни разу и не вонзилась в мягкое, вкусное мясо.

Плохо.

Дочь вождя оглянулась по сторонам. Может, кто-нибудь поймал хоть маленькую рыбёшку? Нет, у всех пусто. Но почему рыба ушла? И Охту. Неужели только из-за того, что земля ожила? Причём тут рыбы? Рыба, ведь, как и Охту, живёт в воде, к земле не имеет никакого отношения. Может, спросить у Вонка? Ага, так Вонк и ответит….

Третий день, старик не разговаривает с Орайей, чтоб его Охту сожрал….. Хорошо, хоть язык не распустил, будто она причина всех бед. Тогда бы её точно со свету сжили. Как он тогда в пещере на неё наорал: мол, племя пострадало из-за её рисунков… Теперь ещё рыбу приплетёт. А причём тут рисунки? Она и раньше их рисовала, много солнц назад, и ничего. Земля не тряслась, рыба плавала, Охту поджидал свою жертву. Так нет, даже слушать не захотел. Ещё за плечи схватил, тряс, будто дерево со сладким кими. У неё потом плечо долго болело… Глянула на внука старика. Ношу тоже хорош: стоял рядом, и не помог. Комок обиды скопился в горле, на глаза навернулись слёзы.

В воде сверкнула серебристая тень. Тело отреагировало мгновенно: рука с силой опустила острогу в то место, где сверкнуло. Однако на другом конце не почувствовалось привычной, в таких случаях, тяжести и содроганий от предсмертных конвульсий. Орайя вынула острогу из воды: пусто. Видимо, Бог Солнца, перед сном, решил поиграть с ней. Нашёл время для игр…

— Всё. — С соседнего камня махнула рукой Кхаата. — Пора возвращаться. Скоро станет совсем темно.

— Пошли. — Согласилась Орайя.

Вскоре выяснилось, птица тоже исчезла. Ношу сбегал, проверил расставленные силки: ни в один из них не попала желанная добыча.

Дочь вождя прошла к отцу. Тот лежал в углу пещеры, обливаясь холодным потом. Некогда сильные, крепкие руки отца слабо раскинулись в стороны. И хотя он изо всех сил пытался сдерживать себя, время от времени, с губ вождя срывались хрип и стоны, перемешанные с кровью. Нитта, старая бабка, которая врачевала всё племя вместе с женой вождя, осмотрев охотника, сказала, что у того одно из сломанных ребер ушло внутрь тела, потому кровь и хлещет горлом. И пока лишняя кровь не выйдет, Норк на ноги не встанет. Лишняя кровь выходила всё время, а вот здоровее он отчего-то не становился.

Орайя провела рукой по лбу отца, посмотрела на мокрую ладошку, лизнула. Плохо. Пот липкий, не солёный. Больной пот. Отец не ел несколько дней. Может, от того болеет всё сильнее и сильнее?

Норк провёл по обветренным губам шершавым языком, посмотрел на дочь. Та склонилась к нему.

— Поймали что-нибудь? — Не услышала, поняла Орайя.

— Нет. — Девочка отрицательно мотнула головой. — Рыба ушла. Охту тоже ушёл.

Снова сухой язык прошёлся по растрескавшимся губам.

— Позови Вонка.

— Зачем? Всё одно он ничего не посоветует. — Неохотно произнесла Орайя. Однако, отец был настойчив.

— Зови.

Когда старик присел рядом с распростёртым на шкуре оленя телом вождя, Норк слабым, но твёрдым голосом, спросил:

— Дорогу в Большой лес помнишь?

Старик утвердительно качнул головой.

— Сумеешь пройти и вернуться обратно?

— Один?

— Нет, с людьми.

Вонк нахмурил и без того морщинистый лоб:

— Хочешь оставить племя без охраны и защиты? Ты же помнишь, как бывает, когда голодные Охту возвращаются. Их даже огонь от наших костров не пугает. А они вернутся. Охту ни за что не покинут реку. Даже когда Боги заставляли их уйти, они всегда возвращались. Голодные и злые. Норк, без охраны, без мужчин, племя станет лёгкой добычей. У нас много раненых, они не справятся с Охту.

— А я об охране ничего и не говорил. — С трудом, с болью выдохнул вождь. Вонк видел, как Норку тяжело дышать: скорее всего, сломанное ребро действительно упёрлось во что-то внутри и теперь давило на него. — Ты всё правильно сказал, Вонк. Кроме одного. Охту вернётся настолько голодным, что не подпустит к реке никого, пока не насытится всем, что найдёт как в реке, так и возле неё. Так что рыбы нам тоже не видать. А когда мы все обессилим и станем умирать от голода, Охту сожрут и нас. Матери сами начнут отдавать своих детей, лишь бы только те, опухшие, не орали у них на руках. Вспомни, как было много — много дней назад, когда я ещё был мальчишкой. Крики, вой, песня смерти… Охту тогда забрали к себе мою мать.