Он объяснил: ненавидит. Не может от этого избавиться и стыдится.

Она подумала: любовь-ненависть. Одно из другого, попробуй пойми, что из чего.

Он объяснил: любовь прошла давно. Жили вместе ради детей. Ушли дети, ушел и он. А ненависть, пожалуй, даже не к жене. Скорее к типу женщин.

Она спросила: к какому?

Он объяснил: стерилизованному. Освобожденному от женского начала. Дети тут ни при чем. Стерилизация произошла на уровне души. Это хуже.

Она попросила уточнить.

Он объяснил: всякая нормальная женщина должна уметь ходить за больным и за малым. Главное в ней – жалость. Нельзя женщине задавать провокационные вопросы, что важнее – семья или работа. Конечно, семья! Выбор работы как главного есть изменение функции, что говорит о величайшем социальном неблагополучии. Даже обводнение пустыни не всегда благо…

Она его тогда увидела всего. Старый, какой-то поношенный. С трясущимися пальцами. Землистый цвет лица. Перхоть на плечах. И если его бывшая жена похожа на ее любимую актрису и такая, как он говорит, то ведь Оксана Михайловна на ее стороне! Она за обводнение пустынь! Тут нет вопроса.

Последние два дня она сделала так, чтобы свободное время у них не совпадало. Даже за столом они почти не встречались: он приходил, а она уже допивала компот. Дверь на балкон она закрыла, как на зиму, и сдвинула шторы. Он прислал ей грустное письмо, полное недоуменных вопросов. Она хотела не отвечать. Но поняла, что это будет похоже на дамские штучки и в этом не будет ясности. Ответила, что в поединке «мужчина – женщина» она в команде женщин, а значит, на стороне его жены. Она за расширение возможностей природы, а не сужение их…

Он не ответил.

«Мой опыт, – подумала Оксана Михайловна, – уникален тем, что я ни на грамм не потеряла себя… Я же знаю, как это обычно бывает с женщинами. Они выходят из своих романов, как собаки из драки… Этой глупой, растерявшейся девочке надо объяснять все по капле… Инъекционно… Такой девочке – и потерять себя?!»