Ну Пчела — ладно, тот ещё в школе подфарцовывал разной мелочевкой, водил знакомства с какими-то скользкими людишками… Но Космос?!! Самое страшное преступление, на которое он был способен раньше, — это стащить из библиотеки понравившуюся книжку.

А теперь он таскает за поясом «тэтэшник» и как ни в чем не бывало палит из него в самом центре города! Что же, черт возьми, здесь происходит?!! Почему все разом перевернулось и встало с ног на голову?! Неужели два года и в самом деле такой большой срок?..

Из тяжелых раздумий Белова вывел голос матери:

— Саня, иди ужинать!

Он зашел на кухню, встал в дверях и вдруг предложил:

— Мам, давай собаку купим.

— Зачем нам собака? — улыбнулась она. — Стиральную машину сторожить?

— Ну… чтоб дружить, — пожал плечами Саша. — Знаешь, у меня в армии второй пес был классный, Полем звали, — так он разговаривать умел, представляешь, мам?

— Да что ты! — удивилась Татьяна Николаевна, накрывая на стол. — А с первым-то что случилось?

— Он… чумкой заболел и умер, — соврал Белов. Ну не рассказывать же маме о том, что Дика в камышах на берегу Пянджа прирезал нарушитель.

— Вот видишь… А не дай бог и этот заболеет да умрет — горе-то какое!

— Ну так ухаживать надо: прививки там, то, се… — он задумчиво смотрел в окно. — А потом, знаешь, мам, какой у собаки самый главный плюс, который больше всех остальных минусов?

— Какой?

Саша опустил голову.

— Собака не будет тебе в любви клясться, а потом по чужим койкам прыгать!..

Он с досадой припечатал ладонью по стене, резко развернулся и ушел к себе, бросив через плечо:

— Я не буду есть, мам…

Дверь в комнату сына плотно закрылась. Татьяна Николаевна медленно опустилась на стул.

— Ох, горе ты мое, господи… — тихо вздохнула она.

Сердце её было не на месте. Мать видела, как мучается сын, но помочь ему ничем не могла. От этого было ещё тяжелее.

Татьяна Николаевна ещё долго сидела на кухне. Со стола она не убирала — надеялась на то, что Саша все-таки выйдет поужинать. Но в комнате сына стояла полнейшая тишина, и тогда мама осторожно заглянула к нему. На сей раз уставший от переживаний и нервотрепки Саша действительно спал.

Вдруг зазвенел телефон. Сняв трубку, Татьяна Николаевна закрылась на кухне. Это была сестра, Катя, и интересовалась она племянником.

— Нет, Кать, знаешь, совсем не изменился, — вполголоса рассказывала Татьяна Николаевна. — Ну, физически, конечно, возмужал, окреп, а рот откроет — все тот же ребенок. Представляешь, собаку завести хочет… Ага… Ага… Ой, не говори, Кать! У него же барышня что натворила… Да… А откуда ты знаешь? Ах, ну да, я же тебе уже говорила. Так вот: как узнал — ходит зеленый, подрался где-то… Я бога молю, чтобы только не влез куда из-за этой… не знаю даже, как её и назвать… Нет, ну жизнь есть жизнь — это понятно, но мой-то Санечка чем виноват?..

Закончив разговор, Татьяна Николаевна задумалась:

«А может, и вправду собаку завести? Пуделя. Или болоночку… Будет со щенком возиться — отвлечется…»

Утром Саша ходил мрачный. Мать с расспросами не лезла, наоборот — старалась больше говорить сама. А потом позвонил Космос, и сын стал куда-то собираться.

— Ты куда это? — встревожилась мама.

— В библиотеку, — буркнул в сторону Саша.

— Ну прямо не сын, а Ульянов-Ленин! — улыбнулась Татьяна Николаевна, поправляя ему воротник. — Я, кстати, тебе справку в ЖЭКе взяла. Ты, правда, на вечерний решил?

— Так на дневной-то я уже опоздал. А потом, мы же с тобой не кооператоры — надо как-то зарабатывать… Ладно, мам, я пошел!

— Только не задерживайся, — попросила мать.

— Хорошо, я постараюсь, — кивнул Саша и уже в дверях добавил: — Если получится…

Белов спешил вовсе не в библиотеку. Космос позвонил, чтоб сообщить — через час его ждет Муха. Времени было в обрез, ведь предстояло ещё как-то добраться до Нагатинской поймы, где ему была назначена встреча. А просить Космоса подвезти до места после вчерашней стычки Саша не решился.

Он выскочил из подъезда и торопливо зашагал к автобусной остановке. На душе было муторно — не от страха, нет. Встречи с Мухой он по-прежнему не боялся, но перед боем дружеская поддержка Белову все-таки не помешала бы. Одному ему было как-то неуютно.

Взглянув на часы, он прибавил шагу, и в этот момент из-за угла дома вырулил «Линкольн» Космоса. Он поравнялся с Беловым, и из открытых окошек машины высунулись три кулака с оттопыренными большими пальцами.

Медленно и синхронно кулаки перевернулись пальцами вниз в характерном гладиаторском жесте — никакой пощады сопернику, только смерть!

Белов с облегчением улыбнулся: все нормально, никаких обид — они снова вместе. Он открыл дверцу и сел назад, к Филу.

Дорогой, против обыкновения, все молчали, словно подчеркивая тем самым важность и опасность предстоящего поединка. От этой тишины Саше снова стало не по себе. Он нахохлился, помрачнел и отвернулся к окошку.

Это заметил Пчела, он коротко переглянулся с Космосом и развернулся к Белову.

— Ну что, Сань, — жим-жим?.. — подмигнул он. Тот отрицательно покачал головой.

— Ладно врать-то! — усмехнулся Пчела. — Меня самого трясет. Знаешь, в прошлом году Муха на дискаче троих пацанов из Центра так отбуцкал!.. Одного в Склифе откачивали.

Космос, озабоченно покачивая головой, подтвердил:

— Точно. А у другого крыша протекла. Он теперь дебил полный — слюни до земли, и все время «Мурку» напевает…

— Да, Сань, Муха — боец серьезный, — сдержанно кивнув, согласился с друзьями Фил.

Белов с ироничным недоумением оглядел всех троих, наклонился вперед и похлопал по плечам Пчелу и Космоса.

— Спасибо, ребята, за поддержку! Знаете, как человека подбодрить! Спасибо, ребята, спасибо…

Вдруг Пчела прыснул, и тут же все трое, не сдержавшись, захохотали в голос!

— Да ты что, Сань, он же узкогрудый!

— Там понтов больше!

— Муха — она муха и есть!.. — наперебой заорали парни.

— Гляди, Сань, вот он — твой Муха, — Пчела выудил из кармана игрушку — забавного скелетика на ниточке — и подвесил его над лобовым стеклом. Он отвесил скелетику звонкий щелбан и, дурачась, запел на мотив «Мурки»:

— Здравствуй, моя Муха, Муха дорогая… И все четверо друзей грянули хором:

— Здравствуй, моя Муха, и проща-а-а-а-ай!!!

После встречи с Сашей Лена Елисеева весь следующий день была сама не своя — ей ни на минуту не давала покоя его вчерашняя драка с Мухой. Она слишком хорошо знала характер того и другого, поэтому была абсолютно убеждена — этой стычкой дело не закончится!

Лене было тревожно за обоих, но больше, конечно, за Сашу. Муха был опытным бойцом и считался среди своих почти непобедимым. Ей доводилось видеть его в деле — зрелище, что и говорить, было эффектным. Устоять против такого мастера Саше было, безусловно, очень и очень непросто.

Но куда сильнее её беспокоило другое. Короткий разговор с Сашей нельзя было считать законченным — это ясно. Никакая драка Белова не остановит, а это означало, что ей ещё предстоит встреча с ним. И будет тяжелый и горький разговор — от этого не никак не уйти, и он, конечно, опять потребует объяснений всему, что она натворила.

А что она могла ему сказать?! И, главное, — как? Как найти слова, чтобы упрямый и «правильный» Белов понял, наконец, что жизнь сильнее человека, и очень часто она отправляет людей совсем не по той дорожке, по которой им хотелось бы идти…

В институт Лена не поступила, пришлось пойти работать — приемщицей в прачечную. За копеечную зарплату она целыми днями таскала туда-сюда чужое грязное белье. Отец беспробудно пил, мама болела, денег не хватало даже на то, чтобы сносно питаться! А ведь ей было только восемнадцать, и вокруг было столько соблазнов!

Через год умер отец, и они с мамой сменяли квартиру, переехав из престижного Юго-Запада в богом забытые Люберцы. Это была её, Ленкина идея — на доплату от обмена можно было и приодеться, и какое-то время просто нормально пожить, не считая каждую копейку.