– Абсолютно ничего…

Казалось, с приближением утра Градусов уменьшается в размерах. На стуле сидел уже просто маленький комок одежды. Только глаза жили отдельно. Жалобная настороженность соседствовала в них с какой-то отрешенностью.

– Ты где служил, Витя? – спокойно спросил Антон.

Ломаное лицо дернулось. Углы рта неожиданно выпрямились. Пауза была чуть дольше, чем необходимо для ответа.

– В Кандалакше, в связи.

– А что же ты, сука, – Антон сделал пару шагов вперед и наклонился, – всем трепал, что «афганец»? А?

Он, в лучших традициях фильмов о революционных матросах, рванул рубаху, обнажая тельник.

– Я два года там отпахал, а каждая тварь будет примазываться. Я тебя, ублюдок, сейчас по стенке размажу, ломтями настругаю. Душман гребаный! – На свет появился арабский нож, изъятый на рынке у кого-то из таджиков.

– Антон, ты чего, успокойся. – Максаков и Андронов кинулись его удерживать.

Гималаев, не участвовавший в выработке шоу, все, конечно, понял, но остался на месте, боясь нарушить сценарий.

– Он сейчас у меня свои глаза сожрет, чмошник! – Антон вырвался и схватил Градусова за подбородок.

Тот отшатнулся. Встать ему мешали наручники, которыми он был пристегнут к стулу.

– Не надо! Я не виноват, что я там не был! – Голос у него стал неожиданно злым и пронзительным. – Я хотел, я просил, я требовал… Я все сделал. Я всю жизнь готовился. Я восемь лет ТАМ был каждый день. А он хотел всем рассказать…

– Хватит врать, урод! – Антон знал, что останавливаться нельзя. Нельзя давать клиенту расслабляться. – Чего ты херню лепишь, щенок!

Что конкретно говорить – сейчас значения не имело. Важно было – не молчать.

– Правда! Вы поймите. – Градусов смотрел только на него. Глаза его горячечно блестели. – Вы сможете понять. Только вы… Я с детства готовился. Я тренировался. Я знал, что вся «барыжная» жизнь моих родителей – это не для меня. Можно сигарету?

Он закурил. Тишина в кабинете звенела натянутой струной.

– Я все время готовился. Я чувствовал – это мое, я могу. Я стрельбой занимался… Альпинизмом… Даже карту изучил. Языком их тарабарским занимался… Я себя проверял. Собак ножом резал… живых. Я могу…

Сигарета в руке у него дрожала. Лицо тряслось, как у дошкольника, которого обманули с походом в зоопарк.

– А потом войска вывели, понимаете? – Он заглянул Антону в лицо. – Совсем. Мне в армию, а их вы-ве-ли. Можно еще покурить?

Кто-то приоткрыл дверь в кабинет. Максаков быстро посмотрел на Андронова. Тот молниеносно выскользнул в коридор, выпихнув неведомого ночного гостя. Антон отрешенно успел подумать, что это, наверное, проснулся Ледогоров. Градусов раскурил новую сигарету и кивнул ему. Остальные в этом кабинете для него не существовали.

– Я просил отправить меня на Кавказ. Там как раз началось. Но меня отправили в Кандалакшу. Знаете, кем меня назначили? – Колечко дыма поплыло к потолку. – Кочегаром!

Антону показалось, что он сейчас заплачет от воспоминаний.

– Понимаю, – дружелюбно кивнул он. Он чувствовал, что до убийства еще очень далеко, но они до него обязательно дойдут. Главное, не перебивать. Максаков и Гималаев, казалось, превратились в тени. Даже дыхания их не было слышно. Андронов не вернулся. Это была «сольная партия».

– Я восемь лет готовился убивать, чтобы два года кидать уголь в печку. – Градусов смотрел в пол. – Я не смог… Я писал всем… из Кандагара… из Баграма… Знали только родители и… Ира.

– Это из-за которой ты сел?

– Да. – Градусов кивнул. – Мы поссорились, и она назвала меня «героем кочегарки». Я сорвался.

– В зоне тоже был «афганцем»?

– Да, сказал, что выполнял там секретные операции. Там любят верить в такие истории. Откинувшись, хотел уехать в Югославию или Чечню. Оказалось не так-то просто.

– С художником в больнице познакомился? – Антон чувствовал, что наступает самый опасный момент.

– Да… Он хотел рисовать про войну в Афгане. Попросил консультировать…

Он замолчал. Антон знал, что спрашивать ничего нельзя. Папироса не вынималась из пачки. Пауза тянулась. Было слышно, как стучит по карнизу окна дождь.

– Я бы его не убил. Он мне нравился. – Градусов пожал плечами. – Но у меня не было выхода.

Антон с трудом подавил в себе желание выдохнуть. По телу побежала теплая волна.

– Он случайно узнал все. Его племянник служил вместе со мной. Зашел в гости и меня увидел. Юрий Михайлович раскричался, что я его обманул. Сказал, что всем расскажет… А у меня уже было много знакомых, которых он знал. Девушка одна… В общем, я понял, что это невозможно, и убил его. Раз восемь ударил, наверное.

– А уши и…

– Это я по-спецназовски. Я читал. Решил попробовать.

– Ну и как? – не удержался Антон.

– Нормально. Могу. Без эмоций. Ну вы знаете… Вы же там были…

– Знаю, – Антон кивнул, – а нож?

– Вы догадались, какой? – Лицо Градусова просветлело.

– Ну-у…

– Конечно, специальный, десантный. Я его купил у одного военного. Он в комнате под паркетом. Я думал вернуться и забрать.

– Покажешь?

– Конечно.

Антон оглянулся на Максакова. Тот еле заметно кивнул.

– Сейчас мне надо отойти, Витя. Кто-нибудь из ребят запишет подробно все как было. Хорошо?

Он встал. Градусов кивнул.

– Вы ко мне придете поговорить? Расскажете что-нибудь? Я же теперь тоже умею убивать.

Антон обернулся. Глаза Градусова искали понимания.

– Постараюсь.

В коридоре «накрылась» одна из ламп «дневного света». Мигающий свет неприятно колол усталые глаза. В кабинете Ледогоров и Андронов играли в нарды. Ледогоров, морщась, пил чай.

– Порядок? – поднял голову Стас.

– Спасибо Антону. – Максаков опустился на диван. – Стас, подстрахуй Игоря. Он там явку берет.

– Спасибо не булькает, – Ледогоров покрутил головой, – время бежать в ларек. Ой, как мне плохо!

– Ты-то здесь при чем? – усмехнулся Максаков. – Но Антохе я готов.

– Не хочу. – Антон открыл ящик стола. – Саша, у тебя нитки есть? Мне пуговицы надо пришить.

– Только дратва.

– Не пойдет. Придется идти в дежурку.

– Может, хоть по пивку? – Ледогоров подошел к темному окну. – Я бегу.

– Уломал. – Максаков протянул ему смятую купюру. – Мне одну, светлого, а то еще работать.

– Желание спонсора – закон. – Сашка натянул куртку. – Я мигом.

Они остались вдвоем. Слышно было, как шуршит в предутренней темноте дождь. Наступило расслабление. Не было сил встать и идти вниз.

– «Уличную» сегодня катать будете? – спросил Антон.

– Конечно, – Максаков сидел, прислонившись к стене и закрыв глаза, – пока не пошел в отказ.

– Он не пойдет. Я чувствую. – Антон тоже закрыл глаза и положил голову на спинку дивана.

– Ты где служил?

– Там же, где и он. В Кандалакше.

– В тебе актер пропадает.

– Спасибо.

– Он на тебя как на Бога смотрел.

– Я воплощаю его несбывшуюся мечту.

– А его сбывшуюся мечту воплощает мертвый художник.

– Пожалуй…

– Мистерия: два мнимых «афганца» нашли друг друга.

– Только труп настоящий…

– Тебе приходилось убивать?

– Мне приходилось умирать.

– Тоже не слабо, но это разное.

– Ты знаешь?

– Имел счастье.

– Не завидую.

– Правильно.

Кто-то прошел по коридору мимо дверей. Несколько человек. Антон прислушался. Дверь напротив заскрипела и хлопнула. Наверное, вернулся Полянский. Похоже – не один.

– Миша, ты сколько «на мокрухах сидишь»?

– Шесть лет.

– На психику не давит?

– По-всякому…

– Как думаешь, он нормальный?

– Градусов? Абсолютно. Он просто дешевый продукт времени.

– В смысле?

– Умение убивать – ныне в ряду человеческих ценностей. Посмотри, кто кумиры подростков и домохозяек: «Бесноватый», «Помеченный», «Глухой». Лихие мозголомы – гроза «плохих ребят». А на раздаче те, кто клеит таблички «плохой» или «хороший». Но это еще не апогей.

Антон открыл глаза.