Одри взглянула на Джоя. Она знала, что юно­ша ненавидит, когда рабов наказывают. Одри пристально посмотрела на отца.

– Что вы с ними сделали?

Отец налил себе немного вина. В столовую вошла Сонда, чтобы убрать посуду. За ней показалась Лина. Женщина несла поднос с ореховым пирогом. Лина разложила по ломтю пирога на тарелки. Одновременно она давала указания Сонде, как собирать посуду, чтобы не потревожить сидящих за столом. Сонда была новенькой в доме.

– А как ты думаешь? Что я мог еще сде­лать? – сердито объяснял он Одри. Девушка заметила, что отец искоса взглянул на Лину, кото­рая всем своим видом показывала, что осуждает его. Одри иногда казалось, что Лина обладает странным влиянием на отца. Может быть, потому что жила в доме почти как член семьи в течение многих лет. Джозеф нахмурился, сурово взглянул на Лину, вздернул подбородок.

– Я поступил так, как считал нужным. Генри Гатерса как следует выпороли и продали. Осталь­ных так же наказали. Я уже давно не просил Марча Фредерика пускать в ход кнут из бычьей кожи. Ты же хорошо знаешь, я не люблю это делать, – он снова покосился на Лину.

– Прогони отсюда эту девушку, – рявкнул он, имея в виду Сонду.

Испуганная девушка отступила от стола, дер­жа в руках тарелки.

– Мы уберем позже, – спокойно сказала Лина Сонде, дерзко взглянув на Джозефа Бреннена. Женщины вышли из столовой.

– Эта чертова Лина хочет, чтобы я чувствовал себя виноватым. Я не должен наказывать собст­венных рабов! – возмущенно бурчал Джозеф. – Она сама рабыня, а ведет себя так, потому что уже много лет работает в доме. Когда они так долго работают в доме, им кажется, что от них все здесь зависит.

– Вы бы не продали ее, правда? – поинтере­совалась Одри. Она не могла представить себе Бреннен-Мэнор без Лины.

– Она очень нужна в доме. Ты сама знаешь об этом. Но беда в том, что она отлично понимает то же самое. Потому-то так много себе и позволя­ет, – Джозеф всегда беспокоился, как воспри­мет Одри истинную причину такого поведения Лины.

– Я держу ее здесь потому, что она была второй матерью тебе и Джою, – добавил он. – Кроме того, понимаю, что ты привыкла к Тусси. А Тусси всегда должна находиться там, где живет Лина. Я не настолько жесток, чтобы раз­делять их.

– Но вы разделяли другие семьи, – напомни­ла Одри.

Джозеф невольно нахмурился.

– Мне кажется, ты слишком много глупостей наслушалась от кого-то на Севере. Ты осуждаешь наш образ жизни, Одри?

Девушка взяла в руки вилку.

– Нет, папа. Единственной причиной моих расспросов является то, что Лина и Тусси пользу­ются твоим особым расположением. Почему?

Джозеф почувствовал неловкость. Сколько времени удастся держать дочь в неведении еще? Было легко, пока Одри не выросла. Но она становится взрослой. По правде говоря, уже через несколько часов после встречи с ней он с изумлением заметил, как она изме­нилась. Одри стала походить на зрелую жен­щину. Он никак не мог понять, отчего же она так изменилась.

– Лину купила твоя мать, Одри. Она ее очень любила. И я пообещал твоей матери не продавать ее. Я выполняю волю твоей матери.

Одри безразлично ковыряла вилкой пирог, с болью в сердце вспоминая о Ли. И о его отноше­нии к рабству.

– Мне бы очень хотелось, чтобы вы не позво­ляли Марчу Фредерику пользоваться кнутом, – заметила она. – Мне не нравится этот человек. Может быть, если бы надсмотрщик добрее отно­сился к неграм, то не было бы конфликтов.

– Добрее! Одри, неужели ты ничему не научи­лась? Если обращаться с ними слишком мягко, они становятся ленивыми и дерзкими! Нужно всегда быть твердыми, иначе может случиться такое же несчастье, как в Виргинии тридцать лет назад.

– Вы уже сотни раз рассказывали нам о вос­стании Нэта Тернера.

– Потому что вы должны помнить о том, к чему может привести излишняя мягкость! – отец снова начал злиться и сильно покраснел. Лицо, шея, уши стали красными. Рыжие волосы слегка тронула седина, у глаз четко прорезались мор­щинки. Он был невысокого роста, но достаточно крепкого телосложения. И являлся опасным про­тивником, как в устных спорах, так и физически. Редко кто осмеливался вступать в спор с Джозе­фом Бренненом.

Одри была единственным человеком, кто осме­ливался ему возражать.

– Тогда негры убили пятьдесят семь белых людей. В основном – женщин и детей. Ты бы упала в обморок, если бы узнала, что они вначале сделали с женщинами! Только твердая, жесткая дисциплина, которую ввели все рабовладельцы с тех пор, позволяет держать рабов в повиновении. У нас сейчас очень напряженно, кругом ведутся разговоры об освобождении негров. Они волнуют­ся. Большинство из них, конечно, не имеет пред­ставления, что происходит в Вашингтоне и на Севере. Но когда им станет все известно, контро­лировать обстановку будет очень трудно.

Отец замолчал, недовольно нахмурился.

– Извини меня, Одри. Я не должен был выхо­дить из себя в такой день. Это первый день вашего возвращения домой. Только Богу известно, как я скучал без вас все лето. Без вас здесь все по-дру­гому. Я беспокоился, что кто-нибудь на Севере обидит тебя. Или какой-нибудь янки обманет, воспользовавшись твоей невинностью. Не знаю, как случилось, что я позволил тебе отлучиться из дома надолго. Думаю, в основном, поступил так из-за придирок тети Джанин. Не надо было позво­лять женщине оказывать на меня такое влияние. Мне, как отцу, наверное, лучше известно, что необходимо дочери. Всем известно, к чему приве­ло воспитание Элеонор, – он откусил кусок пи­рога, – Мисс Джереси продолжит занятия с тобой. Скоро тебе придется принимать участие в управлении плантацией. Ты должна быть готова.

Джой проглотил кусок орехового пирога. Ук­радкой посмотрел на сестру, с сожалением отме­тив, что отец по-прежнему обращает внимание только на Одри.

Наконец-то отец обратился к сыну.

– А что касается случая с неграми, ты должен понимать, как важно держать их в повиновении, Джой, – внушительно сказал он. – Многие план­таторы, вроде меня, раньше не были жесткими, но сейчас другого выхода нет. Необходимо быть жестким. И ты, и Одри должны понимать это.

Одри отодвинула от себя тарелку.

– Но дело в том, что Марч Фредерик получает удовольствие, когда бьет негров кнутом. Его же­стокость и бессердечие вызывают в их сердцах гнев. Вам нужно от него избавиться и нанять другого надсмотрщика. Негры должны его ува­жать.

Джозеф допил вино, удивленно посмотрел на дочь. Он был несколько озадачен интересом доче­ри к делам на плантации и требовательным тоном. Да, она действительно изменилась.. Для леди с Юга считается дурным тоном иметь собственное мнение об отношении к неграм, но в собственной дочери это ему нравилось. Она умная девушка, ей небезразличны его дела, это очень хорошо. Ско­ро она выйдет замуж за Ричарда Поттера, кото­рому нужна сильная, уверенная в себе жен­щина. Такая, какая помогла бы управлять план­тацией.

– Отношения с неграми не могут основываться на уважении, Одри. Только на страхе можно добиться повиновения. Это единственное, что они понимают – страх и жесткая дисциплина, – он взглянул на Джоя. – Завтра, сын, мы поедем на плантацию. Тебе нужно посмотреть, как работает Марч. Как он заставляет негров трудиться. Даже если Ричард Поттер будет управлять плантацией, тебе когда-нибудь придется помогать ему в делах, хочешь ты или нет. Один Бог знает, сможешь ли ты быть достаточно твердым, чтобы заставить их уважать и бояться тебя.

– Папа, Джой за лето очень повзрослел, не только внешне, но и внутренне. Он стал намного лучше говорить. Будьте с ним терпеливы, – умоляюще попросила Одри.

– Я н-не хочу, чтобы т-ты говорила за м-ме-ня, – сказал Джой, переведя взгляд с сестры на отца. – Я смогу прекрасно управлять Б-бренен-Мэнор.

«Черт возьми! – подумал он. – Почему я всегда заикаюсь сильнее в присутствии отца?»

Джозеф с грустью и сожалением посмотрел на сына.

– У тебя ничего не получится, если ты будешь так заикаться. Никто не станет выполнять прика­зов, если их не отдают четко и твердо. Ты должен постараться избавиться от заикания, Джой. И потом, сможешь ли ты отдать приказ наказать негра, если в том будет необходимость?