Джой ненавидел насилие в любой форме, не мог причинить боли ни людям, ни животным.

– С-смогу, если нужно, – солгал он, отчаянно стараясь завоевать уважение отца.

– Сомневаюсь, – проворчал Джозеф, поднял колокольчик и позвонил, смахнул крошку с ру­кава пиджака и нетерпеливо посмотрел на дверь, ожидая, когда же, наконец, появится прислу­га. – Если тебе захочется заниматься пением, можно найти кого-нибудь, кто приедет сюда и станет давать уроки.

– Да, мне очень хочется, папа. Джозеф снова позвонил.

– Куда все делись, черт возьми? – он взглянул на Одри. – Я позволяю тебе самой распоряжаться собственным талантом. Ни к чему не принуждаю. А дальше решать тебе и Ричарду, что делать с твоим голосом.

Из-за вращающихся дверей кухни появилась Лина.

– Слушаю, хозяин Джозеф.

– Ты слишком долго шла. Пусть девушка принесет мне чаю, хорошо?

– Да, сэр, – Лина вышла.

Одри глубоко вдохнула, чтобы набраться муже­ства и сказала:

– Папа, я… Думаю, вы должны знать, что Джой прав по отношению к Ли Джеффризу. Ли, действительно, очень хорошо к нам относился. Подружился с нами в то время, как остальные отчужденно и холодно держались с нами. Он очень добрый и замечательный человек. Возмущен условиями труда на отцовских предприятиях, а не только существованием рабства на Юге. Он отказался участвовать в семейном бизнесе. От­крыл собственную адвокатскую фирму в Нью-Йорке. Умен, прекрасно образован. Закончил Вест-Пойнт и Йель. Джой его очень полюбил. Он даже занимался с Джоем, пытался помочь улуч­шить его речь.

– Все очень похвально, но он так-таки ян­ки, – Джозеф прищурился, внимательно и при­стально изучая девушку. – Не значит ли, что ты увлеклась этим человеком?

Одри обменялась с братом понимающим взгля­дом, щеки ее вспыхнули от смущения. В комнату вошла Сонда, принесла чайник, поставила на стол и тут же покинула столовую, увидев, что Джозеф чем-то разгневан.

– Ну? – спросил он дочь, наливая в чашку чай.

Одри по-прежнему ковыряла пирог вилкой.

– Он был только хорошим другом.

«Я любила его, папа. Я спала с ним. Но отказалась от него ради вас, ради Бреннен-Мэнор.»

– Не хочу, чтобы вы думали о нем так же, как и о других.

– Хм. Ну что ж, хорошо. Тогда скажи мне, что он думает о сохранении Союза и о рабстве?

Одри не могла смотреть отцу в глаза.

– Он твердо настроен против рабства. Нена­видит рабство. Против отделения южных штатов. Считает разговоры об отделении предательством.

– А как ты относишься к Бреннен-Мэнор? Одри посмотрела отцу в глаза.

– Я… я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Нет, ты все понимаешь, Одри. Твое сердце принадлежит Югу. Если все споры о правах Шта­тов и рабстве приведут к тому, что южане решат выйти из Союза, а потом вспыхнет война, смо­жешь ли ты по-прежнему называть своим другом янки? Человека, который хочет разорить людей, подобных твоему отцу? Не думаю, что ты и Джой сознаете, какая сейчас серьезная обстановка, Од­ри. В Канзасе уже льется кровь, много крови. Невозможно остановить кровопролитие в один день. Ты – женщина, принадлежащая Югу. Ро­дилась, выросла здесь. И если придет время, когда ты должна будешь защищать свой дом, отстаивать свои убеждения, свой образ жизни, верю, что ты сделаешь это со всей страстью сердца. Потому что ты гордая молодая женщина, ты любишь свой дом, где родилась, любишь своего отца. Бреннен-Мэнор – твоя жизнь, Одри, – отец принялся пить чай, потом снова заговорил:

– Я подозреваю, ты намеревалась сообщить, что испытываешь к Ли Джеффризу не только дружеские чувства, – щеки девушки снова вспыхнули еще ярче. – Я не так глуп и не настолько стар, чтобы не понимать, что означает быть в твоем возрасте, Одри. Молодые женщины считают, что любовь может преодолеть все, но ты заблуждаешься. В стране назревают страшные события. Вам обоим лучше забыть о чувствах и остаться там, где живут ваши родные. Мне не хотелось бы, чтобы Ричард Поттер узнал о твоем увлечении. Он ничего не должен знать.

Одри еле сдерживала слезы.

– У нас не было ничего серьезного, потому что Ли не позволил бы себе вести себя так, – солгала она. – Я просто хотела рассказать вам, что он хороший человек.

Джозеф поднялся из-за стола, подошел к доче­ри.

– Тебе нужно чаще встречаться с Ричардом Поттером, – сказал он. – Ты уже достаточно взрослая для этого. Он прекрасный джентльмен, который умеет управлять плантацией. Именно такой человек соответствует женщине твоего по­ложения. Он будет хорошо относиться к тебе. Ричард уже давно любит тебя, Одри. Он просто терпеливо ждет, когда ты повзрослеешь.

Он ободряюще похлопал девушку по плечу.

– Думаю, ты никогда не стала бы счастливой с янки. Ты сама все прекрасно понимаешь, верно?

«Как было бы хорошо, если бы вы были непра­вы».

– Да, папа.

– Ну а пока нельзя никуда отлучаться дальше Батон-Ружа. Если проклятый Авраам Линкольн станет президентом, нам придется очень плохо. Безопаснее оставаться дома, пока ситуация не нормализуется.

«Да, – печально подумала Одри, – отец, ко­нечно же, прав. И Ли, несомненно, согласился бы с доводами отца.»

Она не могла не согласиться с отцом. Она очень любила его, несмотря на резкий характер. Он постоянно давал понять, что живет ради нее и Бреннен-Мэнор. Невозможно себе представить, чтобы он жил здесь один без нее, среди развеси­стых ив и плюща, обвивающего весь дом.

Все, что произошло в Коннектикуте, начинало казаться далеким сном, странным и удивитель­ным до неправдоподобности. Она испытала лю­бовь и близость с человеком, с которым не могла остаться навсегда. На этом их отношения должны закончиться. Ли будет жить своей жизнью, Од­ри – своей.

– Можно мне уйти? – спросила она. – Я сыта и не хочу пирога.

Джозеф удовлетворенно улыбнулся, доволь­ный тем, что можно закончить разговор о Ли Джеффризе.

– Конечно. Ты, должно быть, очень устала. Иди наверх и хорошенько выспись. Утром ты проснешься в собственной комнате, такой при­вычной и знакомой. Ты поймешь, что твое место здесь. Только здесь. Нигде больше ты не сможешь быть счастливой.

Одри поцеловала отца в щеку и вышла. Надо было найти Тусси, чтобы девушка помогла распа­ковать вещи. Одри торопливо поднялась в комна­ту и закрыла дверь, решив пока не звать на помощь служанку. Она сама разберет багаж, что­бы вспомнить все…

В этом платье она была тогда на пляже. Платье, которое она надела для первого сольного концерта. А вот морские раковины. Ли собирал их для нее.

Да, она постарается ничего не забыть. Будет лелеять в душе милые сердцу воспоминания. Она привезла с собой ноты из библиотеки Энни Джеффриз. Их разрешил взять Эдмунд Джеффриз. Оперные арии она будет изучать самостоятельно. И вдруг Одри вспомнила, что забыла положить в бумаги песню, которую посвятила Ли. Она оста­вила ее в Мэпл-Шедоуз, в ящике письменного стола. В своей комнате… В комнате Ли. Рыдания подступали к горлу.

Может быть, Ли найдет ноты и текст? Или нет? Наверное, пройдет очень много времени, может быть, годы, прежде чем Ли вернется туда снова. Что он подумает, обнаружив песню? Вероятно, он к тому времени забудет ее? У нее не было возмож­ности спеть ему. Может случиться так, что листки с текстом так и останутся лежать забытые, нико­му не нужные… Как их короткая любовь. Эта мысль болью отдалась в сердце. Одри уже не пыталась сдерживать слез. Легла поперек крова­ти и дала слезам волю.

Джозеф Бреннен снова сел за стол и сурово взглянул на сына.

– Возможно, вы стали друзьями с этим Ли Джеффризом, но я хочу, чтобы ты больше не поддерживал с ним отношений. Никаких контак­тов, ты меня понял? Никаких писем, ничего, что могло бы побудить этого человека возобновить дружбу с твоей сестрой.

Джой с трудом проглотил кусок пирога.

– Н-но я обещал Л-ли, что б-буду…

– Никаких писем! Или тебе не понятно? Джой знал, что сейчас возражать Джозефу Бреннену невозможно.

– Да, с-сэр.

Джозеф выпил еще чаю, настроение оставалось мрачным.