На эту нору Крис наткнулся случайно. Расположенная в каком-то складе на окраине города, она находилась в глубине гигантской груды тяжелых ящиков, очевидно сдвинувшихся в первые минуты взлета и образовавших громадный и запутанный трехмерный лабиринт, не обозначенный ни на одной карге города. Проделав карманным ножом дыру в стенке одного из ящиков, Крис обнаружил, что там находится горное оборудование. В остальных, видимо, было то же самое, поскольку на них на всех стоял один и тот же трафаретный кодовый номер. Скорее всего, подумал он, ящики не станут разбирать, пока Скрэнтон не опустится на какую-нибудь планету; в полете городу негде вести горные работы.

Крис мог не покидать свою нору, во всяком случае, в ближайшее время. На складе имелся туалет, которым, похоже, никто не пользовался; и конечно же, оборудование никто не охранял — кто станет красть тяжелые машины, и куда с ними бежать? Если он будет осторожен и не устроит своими свечами пожар — в норе, достаточно хорошо продуваемой через лабиринт, всегда стояла кромешная тьма — то наверняка продержится, пока не кончится еда. После этого ему придется рисковать… но у него уже есть опыт браконьера.

Однако в его планах совсем не предусматривался посетитель.

Крис услышал в отдалении звук шагов и сразу задул свечу. Возможно, это лишь случайно забредший человек или всего-навсего заблудившийся ребенок. На худой конец, еще один бедолага скрывается от Лутцевской идеи торговли людьми. Среди наваленных ящиков образовалось множество нор, а путь к норе Криса был настолько сложен, что они вдвоем могли бы неделями жить в этой груде, не встречаясь друг с другом.

Но когда Крис прислушался к тихо приближающимся шагам, его сердце упало. Незнакомец преодолевал лабиринт, не сделав ни одного ошибочного поворота, не говоря уже о шумном беспорядочном блуждании.

Кто-то знал о тайнике Криса и теперь искал его.

Шаги стали громче, замедлились и стихли. Теперь Крис отчетливо различал чье-то дыхание.

Затем ему прямо в лицо ударил луч карманного фонарика.

— Черт, Крис. Зажги свет, а?

Это был голос Фрэда Хэскинса. Злость и облегчение одновременно нахлынули на Криса. Этот верзила был его лучшим другом и почти что тезкой — ведь в конце концов, Фрэдли_О. _Хэскинс звучит ничуть не лучше, чем Криспин де Форд — но этот удар света в лицо выглядел как предательство.

— У меня только свечи. Если ты поставишь фонарик на торец, мне не надо будет возиться.

— О'кей. — Хэскинс уселся на пол, поставив фонарик на небольшой ящик, служивший Крису столом. Импровизированная лампа отбрасывала круг света на доски над головой. — А теперь позволь спросить тебя, чем ты, скажи на милость, занимаешься?

— Прячусь, — угрюмо ответил Крис.

— Это я вижу. Я вычислил это место сразу же, — как только увидел, что ты таскаешь сюда книги. Мне, положим, и пригодились эти прятки — просто как тренировка, — на чужой планете все понадобится. А вот зачем это тебе? Ты что, _н_е _х_о_ч_е_ш_ь_, чтобы тебя переправили в большой город?

— Нет, не хочу. Я не могу, конечно, сказать, что Скрэнтон стал для меня домом. Я его ненавижу. И хотел бы оказаться в своем настоящем доме, на Земле. Но Фрэд, я не хочу быть похищенным второй раз, пройти все заново на борту неизвестного города, и, в конце концов, понять, что я ненавижу его еще больше, чем Скрэнтон. Я не хочу служить предметом обмена, как… как бочка с металлоломом.

— Ну что ж, возможно, мне не следует тебя за это винить, хотя это обычная процедура для городов-бродяг, и Лутц не сам до нее додумался. Ты знаешь, откуда взялось «правило предусмотрительности»?

— Нет.

— Этот обмен игроками был в ходу между бейсбольными командами. Видишь, какое оно старое — ему больше тысячи лет. А закон о контрактах, который его санкционирует, еще старше, бог весть на сколько.

— Ну и ладно, — сказал Крис. — По мне, пусть хоть это все старо, как Римское право. Но Фрэд, я не бочка с металлоломом, и я не желаю, чтобы меня на что-то обменивали.

— Что ж, — терпеливо продолжал верзила, — это просто глупо. В Скрэнтоне у тебя нет будущего, ты уже должен был это понять. В большом городе ты наверняка сможешь найти себе занятие — по крайней мере, получишь какое-нибудь образование. Все наши школы закрыты навечно. И еще одно: мы летим всего год, и, голову даю на отсечение, нас ждут трудные времена. В более старом городе гораздо спокойнее… там своего хватает, но все равно спокойнее.

— Ты тоже пойдешь по обмену?

Хэскинс рассмеялся.

— И не рассчитывай на это. Таких, как я, у Амальфи тысяч десять. Кроме того, я нужен Лутцу. Сам он об этом не знает, но я ему нужен.

— Ну… тогда… я лучше останусь с тобой.

Хэскинс раздраженно ударил кулаком по ладони.

— Послушай, рыжий… Черт, ну что еще сказать этому мальчишке? Спасибо, Крис; я это запомню. И если мне повезет, у меня когда-нибудь будет свой сын, но не сейчас. Послушай, взгляни на вещи здраво, другого случая тебе не представится. Пока что я единственный, кто знает, где ты, но сколько так может продолжаться? Знаешь, что сделает Фрэнк, когда он извлечет тебя из норы, набитой ворованной едой? _П_о_д_у_м_а_й_, пожалуйста, прошу тебя.

Крис почувствовал себя так, будто его только что вышвырнули из окна.

— Я никогда об этом не думал.

— У тебя нет опыта. Я тебя не виню. Но могу сказать тебе, что сделает Фрэнк: _о_н _п_р_и_к_а_ж_е_т _т_е_б_я _р_а_с_с_т_р_е_л_я_т_ь_. И никто в городе и бровью не поведет. В своде кочевых законов утайка продовольствия идет в разделе «Угроза выживанию города». Любое подобное преступление влечет за собой смерть — и, кстати, не только в Скрэнтоне.

Наступило долгое молчание. Наконец Крис спокойно сказал:

— Хорошо. Может так оно и лучше. Я пойду.

— Вот это и называется работать головой, — грубо бросил Хэскинс. — Тогда пошевеливайся. Скажем Фрэнку, что ты болел. Ты _в_ы_г_л_я_д_и_ш_ь_ достаточно больным. Но нам нужно поторопиться: шлюпки отходят через два часа.

— Можно мне взять мои книги?

— Они не твои, а Бойла Уорнера, — нетерпеливо сказал Фрэд. — Я потом верну их ему. Бери фонарь и пошли — там, где ты окажешься, ты найдешь массу книг. — Вдруг он остановился и в тусклом свете взглянул на Криса. — Тебе абсолютно наплевать, куда ты отправляешься! Ты даже не спросил, как называется этот город.

И правда, не спросил. Теперь, когда Крис задумался об этом, он понял, что ему действительно наплевать. Однако природное любопытство сумело пробиться и сквозь мрак лабиринта, и даже сквозь отчаяние.

— Ну, не спросил, — буркнул он. — И как же этот твой город называется?

— Нью-Йорк.

Со шлюпки открывался потрясающий, превосходящий все, что только можно себе вообразить, вид: остров из небоскребов, высоких, как горы, плывущий в бездонном, безграничном море звезд. Шлюпка приводилась в движение ракетным двигателем, и Крис впервые в жизни наблюдал звезды из космоса во всем их бриллиантовом величии, но безмолвное великолепие огромного города полностью затмевало все остальное. По сравнению с ним, оставшийся позади Скрэнтон выглядел как ящик со старыми печными задвижками.

Иммигрантов встретил широкоплечий, коротко стриженный человек лет сорока, одетый в полицейскую униформу. Из-за нее у Криса все волосы встали дыбом: копы были врагами всегда и везде: на Земле, в Космосе, в любом месте Вселенной. Но сержант, представившийся Андерсоном, всего лишь развел прибывших по отдельным кабинкам для собеседования.

В кабинке, куда угодил Крис, никого не было. Он сидел перед небольшим выступом, лицом к решетке вделанного в стену динамика. Оттуда доносились вопросы, и туда же он направлял свои ответы. Большинство вопросов касалось необходимых анкетных данных — имя, возраст, место рождения, дата прибытия на борт Скрэнтона и так далее, — но Крис получал некоторое удовольствие, отвечая на них; ведь никогда прежде никто не интересовался им настолько, чтобы спрашивать подобные вещи. Во многих случаях он и сам не знал ответа. Также небезынтересно было гадать, что представляет собой вопрошающий. Крис был почти уверен, что это машина. Хотя речь звучала отчетливо и правильно, обладая многими признаками настоящей человеческой интонации — например, предложения произносились в нормальном ритме и с достаточной модуляцией, — Крис никогда не принял бы это за голос человека. Возможно, дело было в бесстрастности и какой-то механической, излишней четкости.