Во время еды мы с Велкиным беседовали о книгах, а затем оба перешли к десерту. Печальный официант принес большой серебряный кофейник, похожий на те, которые используются для обслуживания пассажиров в поезде. Кофе был даже лучше, чем подают в старых вагонах-ресторанах Пенсильванской железной дороги. Он был крепким и ароматным.

Наш столик стоял рядом с двумя узкими окнами. Я потягивал свой кофе и обозревал Мэдисон-авеню. На углу последний из уличных комиков-шутов развлекал своим веселым ремеслом зевак. В наступившие осенние дни он вскоре должен был уйти, уступив свое место продавцам горячих крендельков и каштанов, поскольку времена года сменяют друг друга по своим неумолимым законам. Трудно уследить, как меняется окраска листвы на деревьях, и уж во всяком случае из этих окон такое не увидишь, но вы безошибочно определите смену сезонов, наблюдая за уличными торговцами.

Велкин, прочистив горло, прервал эти мои размышления.

– Райдер Хаггард, – сказал он. – Я говорил вам, что его я тоже коллекционирую?

– Кажется, вы упоминали его имя.

– Интересный человек. Для Южной Африки он сделал то же самое, что Киплинг – для Индии. «Она», «Копи царя Соломона»... Но вы, конечно, знакомы с его творчеством?

– В самых общих чертах.

– Он и Киплинг были, знаете ли, большими друзьями. Оба они были в плохих отношениях с «Блумсбери крауд». Оба они прожили достаточно долго, чтобы с печалью наблюдать в конце жизни, как сходит на нет их литературная популярность. Общественное мнение стало воспринимать их как апологетов дискредитировавшего себя империализма. Вам знакома поэма Стефенса?

Я не знал даже, о чем идет речь, а он тем временем принялся цитировать по памяти:

Наступит ли пора, когда

Поток незвучных строк

Уйдет с проклятьем в никуда,

Как горных вод поток?

Когда смекалкой дурака

Наш мир не удивить?

Когда ошибкой паренька

Успех не закрепить?

Устанут все журналы

От перепалки слов.

Чернильцы разбиты

На тысячи кусков.

Тогда намордники натянут

На всех зануд,

И новый Киплинг, новый Хаггард

К нам не придут[1].

Он придвинулся, чтобы снова налить кофе в наши чашки.

– Мерзкий образчик площадной брани, не так ли? И таких было немало. Однако Киплинг и Хаггард поставлены здесь рядом. Действительно, Хаггард прожил в доме Киплинга в Суррее так же долго, как и в своем собственном. Они и на самом деле работали вместе в кабинете Киплинга, сидя на противоположных концах длинного стола, перелопачивая идеи вдоль и поперек и затем превращая их в то или иное произведение неистовой работой пера.

– Интересно! – сказал я.

– Не правда ли? Вскоре после перемирия, заключенного в 1918 году, эти двое приступили к организации Лиги Свободы. Идеологической основой ее деятельности был антикоммунизм. Однако эта лига никогда не отрывалась от земли и не витала в облаках. Довольно посредственные вирши, написанные неизвестным автором, дают ясное представление об отношении Лиги Свободы к текущим событиям. Вам знакомы эти стихи?

– Не думаю.

– Они неплохо срифмованы, а я, кажется, упоминал о своей слабости к хорошим рифмам:

«Хуже большевик химеры», —

Киплинг Хаггарду сказал.

«Пьет он все подряд без меры», —

Райдер Редди отвечал.

«В цвете сил – уже подлец», —

Редьярд мрачно бормотал.

«Ждет плохой его конец», —

Хаггард веско заключал.

– Складно, не правда ли? Я мог бы процитировать вам и другие стихи, не хуже, но не хочу занимать ваше время.

Я нехотя поблагодарил его, уже начиная думать, что ошибся и что он заставил меня прийти сюда только ради того, чтобы поупражняться в чтении стихов. Ну что же, кофе по крайней мере был неплохим.

Потом он сказал:

– Лига Свободы. После того как она развалилась, для Киплинга начались тяжелые времена. Здоровье его было слабым. Похоже было на гастрит, но он предполагал, что у него симптомы рака. В итоге оказалось, что у него язва двенадцатиперстной кишки. Он был в глубокой депрессии, и это, быть может, повлияло на состояние его ума и души.

Человек просто зациклился на своеобразной идее, что Британской империи угрожает сатанинский союз международной еврейской финансовой олигархии и сионистского большевизма. Эти две непохожие друг на друга силы соединяются вместе, чтобы уничтожить христианство, вырвав заморские колонии у британской короны. Киплинг, конечно, не был моральным дегенератом, который воспринимает антисемитизм как нечто естественное, он недолго упорствовал в своих заблуждениях, и все это не оказало сильного влияния на его творчество.

Но все-таки он создал одно исключительно странное произведение с антисемитской направленностью. Это была поэма-повествование, написанная размером баллады, около трех тысяч двухсот строк под названием «Освобождение форта Баклоу». В основе сюжета лежит рассказ о том, как доблестный британский полк пытается спасти Индию от пожара революции, который раздули еврейские агитаторы. Совершенно очевидно, что битва за форт Баклоу – не просто решающее сражение в этой войне. Для Киплинга это Битва Армагеддона, в которой друг с другом борются силы Добра и зла и решается судьба человечества.

Помните «Трех солдат»? Лиройда, Ортериса и Мальвени? Киплинг их вновь воскрешает, чтобы сделать героями, освобождающими форт Баклоу и одерживающими победу во имя Господа и короля Георга. О, там есть волнующие сцены битвы, есть момент, когда «два храбреца стали друг против друга», что сразу же заставляет читателя вспомнить «Балладу о Востоке и Западе», но в целом бедный Киплинг на этот раз был далек от совершенства. Это произведение никак нельзя отнести к вершинам его творчества. Замысел абсурден, воплощение его слабое, в поэме есть даже элементы непроизвольной пародии на самого себя. Это безобразно! Вы знаете, что он не раз был к этому близок, однако в этом случае он потерял чувство меры.

Вероятно, он и сам это понимал. Вероятно, его идея еврейского заговора оттолкнула книгоиздателей. Как бы то ни было, но он не предложил «Освобождение форта Баклоу» своим лондонским книгоиздателям. Может быть, он и планировал сделать это в дальнейшем, но пока что он просто предпочел сохранить за собой авторское право и отнес поэму в маленькую частную типографию.

– Вот оно что!

– Да, именно так, сэр. Киплинг нашел в Танбридж-Уэлсе типографию под названием «Смитвик и сыновья». Не думаю, что Смитвик когда-либо напечатал что-нибудь еще – до или после. Я по крайней мере ничего об этом не слышал. Но эту книгу он напечатал тиражом всего лишь в сто пятьдесят экземпляров. Как бы то ни было, это далеко не блестящее издание: Смитвик не был способен дать хорошее качество, – но свое дело он сделал, и книга эта – настоящий раритет.

– Должно быть. Сто пятьдесят экземпляров...

Велкин ослепительно улыбнулся:

– Это был тираж. Как вы полагаете, сколько книг в итоге сохранилось?

– Не имею ни малейшего понятия. «Освобождение форта Баклоу»? Я никогда не слышал этого названия.

– Меня это не удивляет.

– Пятьдесят экземпляров? Семьдесят пять? Я не имею представления, какая часть в этом случае может сохраниться.

В кофейнике не осталось ни капли. Велкин нахмурился и позвонил в колокольчик, который висел на стене. Он не произнес ни слова, пока официант не принес новый кофейник.

Тогда он сказал:

– Киплинг написал поэму в 1923 году. В тот год он надеялся преподнести свои книги близким друзьям в качестве рождественских подарков. Но праздник наступил и прошел, прежде чем Смитвик смог вручить ему тираж. Поэтому Киплинг решил попридержать книги до Рождества 1924 года, но в течение этого года он, по-видимому, пришел в себя и понял, что поэма – грубая поделка, цель которой – травля евреев, да вдобавок и стихи-то нехороши.

По обыкновению Киплинг подарил жене, Керри, надписанный экземпляр. Он потребовал его назад. Другой экземпляр он подарил своему соседу в Суррее. Соседа этого звали Лонсдейл. Это был подарок на день рождения, сделанный ранней весной, и его он также сумел получить назад, дав соседу в качестве компенсации несколько других книг. Эти две книги, так же как и груда всех остальных книг, пробные оттиски, рукопись и оригинал-макет, по которому Смитвик осуществлял издание книги, – все это было отправлено в печку в Бейтменсе.

вернуться

1

Здесь и далее стихи в переводе П. Балана. – Примеч. перев.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: