ПОВЕСТЬ ОБ ИСЕ

После многих дорог, по которым скитался Иса,
На базар неизвестный его привели небеса.
Там собака валялась; душа уже в ней не ютилась,
Как Юсуф из колодца, из мертвой она удалилась.
И прохожие люди — сказанья о том говорят —
Перед павшей стояли, как сумрачных коршунов ряд.
Молвил кто-то: «О тлен! Удивляться, приятели, надо ль,
Что в наш мозг веет мраком пред нами лежащая падаль?»
И добавил другой: «Здесь не только для разума мгла,
Мне глаза она жалит, и душу она мне сожгла».
Каждый песню пропел все того же печального лада.
Поношенье в ней было, и горечь была, и досада.
Но Иса понимал, что людская толпа не права,
И сказал не о мрачном — о светлом сказал он слова.
И сказал он, с красой сокровенной, невидимой дружен
«Эти белые зубы прекраснее светлых жемчужин».
Улыбнулись прохожие: мрака распался покров, —
И блеснули их зубы от света услышанных слов.
* * *
Ты других не кори и себя не считай без порока.
Опусти свои очи. В злоречии много ли прока!
Держишь зеркало ты, отраженье родное любя.
Ты разбей это зеркало. Надо ли славить себя?
Ты в наряде весеннем, стоишь ты с весельем во взоре.
Как бы время тебя не заметило в этом уборе!
Чтоб укрыть твой порок, чтоб от ангелов был он вдали,
Девять синих завес милосердно тебя облекли.
Где в лазурном кругу утоленье найдешь и веселье?
Многозвездная цепь — не твое, человек, ожерелье.
Ты — не пес, не тебе предназначен ошейник Плеяд[104],
Ты — не ослик Исы, что же вьюки тебя тяготят?
Небосвод — вдовий плащ; над земным он склоняется лугом.
Что есть видимый мир? Это плод, пораженный недугом.
Мир, со всем, что придет, и со всем, что исчезло давно, —
Преходящ. Это — малое, это — пустое зерно.
Горький мир ты вкушаешь, Хаджа! Разве есть в нем услада?
Не с тобой Низами: для меня его больше не надо.

РЕЧЬ ОДИННАДЦАТАЯ

О НЕВЕРНОСТИ МИРА

Если все ты постиг, ты сверни многозвездный ковер.
Не для нардов простерт этот синий неверный простор!
Пожеланья твои не исполнятся небом. Напрасно
С небом честно играть. Ведь лукавит оно ежечасно.
Ставить ногу свою на неверное море — зачем?
Кладь везти по волнам, предвещающим горе, — зачем?
Сокол утке сказал: «Как отрадно в степи!» — «До свиданья, —
Так ответила утка, — нужны ль мне такие скитанья?»
Ты в печальной ладье. И, грустя, я того не таю,
Что поклажа твоя подготовит погибель твою.
Выкинь тягостный груз — ведь ладью он безжалостно давит.
Не подав тебе хлеба, тебя он воде предоставит.
В этом хрупком сосуде — увы! — безопасности нет.
В этой кости, увы, мозга веры и властности нет.
Мир тебе не потатчик. С тобою идет он не в ногу.
От него отойди, отыщи ты иную дорогу.
Что на этом столе? Не напрасно ль он смертному дан? —
Оскверненная чаша, унылый, пустой дастархан.
Ты на мир поглядишь, и твой рот он зашьет, негодуя.
Коль его укоришь, он язык твой сожжет, негодуя
Паланкин его пуст, бубенцы хоть и радуют слух.
Чаша мира пуста, но над чашею множество мух.
Только малость испивший из чаши неверного пира
С головою утонет в кольце ненадежного мира.
Жить в подобном селенье — твоя и беда и вина:
В нем смятение мысли и в нем — треволнение сна.
Там, где нет бытия, там свою обретешь ты обитель.
Этот край ты покинь, о развалин обманчивых житель!
Пусть над краем неверным встает и расходится дым.
В нём ведь станешь ты старым, не будешь всегда молодым.
Что ты тянешься к миру, к нему простираешь ты руки?
Не тобой он рожден, и рожден он для горькой разлуки.
Этот мир зачеркни, и печали умчатся, как сон.
Ты покой обретешь, позабыв о вращенье времен
В дальний путь ты идешь, так иди в этот путь спозаранок.
Снедь в дорогу сбирай, и сбирай ты ее для стоянок.
В этой скудной пустыне, наполненной дэвами, — ад.
В ней сгорают от зноя, от жажды в ней души горят.
Жизни влага нужна, а пустынной что горестней доли?
В ней источником солнечным созданы области соли.
Как вино для неверных — ужасный ее солончак.
Не кебаб в ней находят, а взора недоброго мрак.
Нет в пустыне воды; от ее голубеющей соли,
Как вода, льется желчь человеческой скорби и боли.
По страшащему сердце, по злому, пустому пути
Караван человека спокойно не может идти.
о зное жаркой пустыни, где дэвы нас кружат упорно,
Сердце — в тесном кругу, но томлениям сердца просторно.
Тот, кто к этой пустыне душою приладился, — тот
В своем сердце застывшем одну только горечь найдет.
Вся земля — словно ад. Ты, от страха на ней замирая,
Темный ад отстрани и достигни желанного рая.
Прах земной распадется, но время, живых не любя,
Шаг за шагом ступая, заране растопчет тебя.
И руками своими тебя оно вырвет из праха,
И тебя потеряет, куда-то метнувши с размаха.
Снова к праху вернется из праха исторгнутый прах.
Так зачем же по праху бредешь ты, как будто впотьмах?
Под подошвой своей никого не топчи ты, блуждая;
Мир подобных тебе растоптал без конца и без края.
В мир пришедший не может из мира души унести.
Ведь никто не узнал о безмерном, о тайном пути.
Так зачем же ступать по шипам, по колючим дорогам?
Лучше встать, и уйти, и не медлить в решении строгом.
Из ужасного края ты все же уйдешь. Не пойму,
Что же медлишь ты здесь? Почему не спешишь, почему?
Мир — привал. Эту область считать вековечной не надо.
Злую осень считать нам весною беспечной — не надо.
вернуться

104

Плеяды, по представлениям астрологов, охватывают на небе созвездие Пса.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: