Поиск
ПОВЕСТЬ О ПРОЗОРЛИВОМ МОБЕДЕ
Хиндустанский мобед в долгом странствии бросил на сад,
Что увидел в пути, испытующий, пристальный взгляд.
Он увидел стоянку, рибат благоденственный, или
Целый край, где красоты прельщали людей и манили.
Здесь цветы, словно зори, раскинули радостный стан.
Здесь в неведенье сладком дышал быстротленный тюльпан.
И цветы, что роскошно являла очам луговина,
Были сладки, как сахар, душисты, как лучшие вина.
Перед острым шипом роза вскинула розовый щит
Возле ивы, что вечно от смутного страха дрожит.
Кудри нежной фиалки, арканами став, угрожали,
И нарциссы глаза, как дирхемы, вокруг рассыпали.
C жемчугами тюльпан, в бирюзе никнет роза. Одна
Им назначена участь: мгновенье зовется она.
Да, мгновенье одно! Красота их возникнет и канет.
Но никто не гадает о том, что с зарею настанет.
Удалился мобед: в отдаленный стремился он край;
Но, домой возвращаясь, вернулся в увиденный рай.
И не встретил он роз, соловьиной не слышал он трели…
Только вороны, каркая, с голых деревьев глядели.
Адом сделался рай. Знать, покинувши царственный дол,
Царь прекрасного замка во мрак синагоги ушел.
Ветви ждали огня, печей уж внимали угрозам.
Взор склонялся, грустя, лишь к вязанкам колючек, — не к розам.
И, в дорогу спеша, надо всем посмеялся мобед,
Загрустил о себе, не предвидевшем горестных бед.
Он сказал: «Всё, что в мире, что жизни охвачено пленом,
Постоянства не знает, подвластно одним переменам.
Всё, что голову вскинет из темной земли, из воды,
Снова голову клонит в часы неизбежной беды.
Так как в мире земном все приводят пути к разрушенью,
Подчинясь небесам, принужден я идти к разрушенью».
Он сказал: «Всё от неба, и милости нету конца».
И познал он себя, и познал он величье творца.
Он сыскал этот жемчуг, он жил этой светлою тайной.
С этой тайной дошел он до жизни нездешней, бескрайной.
Мусульманин! Скажи, с гебром схож ли ты? Был он могуч.
Ты — источник, но капли не смог обрести ты из туч.
Ты с индусом сдружись, пусть душа его будет не сира.
Ты из мира уйди; да не будет окрестного мира!
Долго ль будешь, скажи, своеволье свое ты являть,
Гордо, в шапке и в поясе, к небу чело поднимать?
Встань, о прахе забудь; ты пред ним не склоняйся с любовью.
Препоясался прах, чтоб твоею пожертвовать кровью.
Этот пояс и шапка — они ведь беда для любви,
Их отдай за любовь, и любовь ты к себе призови.
То ты в шапке порою над прахом встаешь господином,
То к любви, препоясан, стремишься рабом или сыном.
Господин или раб! Выбор сделай. Решенье прими.
Подражай Низами: он прогнал от себя Низами.
РЕЧЬ ДВЕНАДЦАТАЯ
О ПРОЩАНИИ СО СТОЯНКОЙ ПРАХА
Распрощайся со днями. Разлуки надвинулся срок.
Встань, вперед устремись; позабудь этот хитрый силок.
Ты построй государство, которое лучше земного.
Дверь в иное раскрой, чтоб увидеть сиянье иного.
Ты и сердце и очи направь на единственный путь
И, пролив свои слезы, в дороге о них не забудь.
Оросив эту глину, уйди в растворенную дверцу,
И побегами жизни отраду доставишь ты сердцу.
Коль с верблюдом ты схож — запляши: ведь пустыня видна.
Если нет — то дабу не бросай ты под ноги слона.
Нету друга с тобой, и печальнее ты год от года.
Так в ничто удаляйся. Иного не сыщешь исхода.
Те, чей разум сверкал — сотрапезники наши, — ушли.
С кем ты сядешь за пир? Те, что пенили чаши, ушли.
Хоть отрада и радость порою приносятся миром,
Но, коль ты одинок, то каким ты утешишься пиром?
Целомудренным сердцем ищи, забывая о зле,
Ты прозрачной воды на унылой и мрачной земле.
До исхода пути все, что было с тобою в избытке,
Ты прохожим раздай. Для чего тебе эти пожитки?
Без напрасного груза легко ты пойдешь по пути,
И до нужной стоянки сумеешь ты скоро дойти.
Если ищешь ты сердце — взойти тебе на небо надо.
В этом доме земном пред тобою повсюду преграда.
Ты прорвись на дорогу! Весь край поднебесный таков,
Что сравнить его должно с сетями вседневных силков.
Разорви эту петлю, подобную петельке «мима»,
И дорога иная тебе станет тотчас же зрима.
Берегись сотен звезд — их мишенью не сделайся ты.
Не вверяйся во власть небосвода незримой черты.
Перейди за черту, где и дни пробегают и ночи.
Чтоб за этой чертой беспредельность увидели очи.
Сделай прочной тропу для движенья уверенных ног,
Чтобы быстро по ней к постиженью стремиться ты мог.
Ты, куда б ни пришел, не всегда предавайся доверью.
Дверь ты должен запомнить, чтоб этой же вышел ты дверью.
Должно зорко взирать, осторожно оглядывать путь,
Чтоб в расщелину ночью усталой ногой не скользнуть.
В наводнения час как же в кровле не сделать пролома,
Чтобы в должное время бежать из опасного дома?
Хитроумной лисице собачья повадка ясна,
Потому-то в норе два прохода прорыла она.
Но не знала она, что взирающий мрак небосвода
Уловляет лисиц и что нет им иного исхода.
Почему же ты весел? Отрады твоей не пойму.
Почему ты беспечен, беспечен во всем? Почему?
Ты промолви: «Стеная, пришел я в земную теснину,
И, стеная и плача, навеки я землю покину».
Если ты не исполнишь такой неизбежный завет,
Трудно будет душе покидать этот горестный свет.
Ты в пути, что душой после грустного пира увидел.
Оба мира отринь, ты ведь горести мира увидел.
Вниз не надо глядеть, чтобы путь не казался страшней,
И назад не гляди, чтоб тебе не страшиться теней.
Клади веры возьми, ведь в дороге не будет харчевен.
Воду глаз не забудь: путь безводен и путь многодневен.
Звездной ракушке неба жемчужину духа верни.
Будь свободен от праха, ты тяжести праха стряхни.
Там, в крутящейся выси, с тобой однородных немало,
И тебя превзошедших и звездам угодных — немало.
Но не надо враждой нарушать эту звездную тишь.
Почему небосвод ударять ты о землю спешишь?
Он ведь солнца щитом и мечами сиянья не в силах
Нам беду принести. Откажись же от мыслей унылых.
Он — веревка, что вьется. О нет, он совсем не змея.
Он — ничто. О, насколько любовь многомощней твоя!
Почему ты грустишь над хрустальною чашей? Во власти
Ты ударить ее и разбить на мельчайшие части.
Те, что алчность не чтут и не могут пред золотом пасть,
Над врагом простирают своей добродетели власть.
Ты иди на врага с благосклонностью сердца упорной
И убей его светом, как тьму губит день благотворный.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: