Глава 13. Эд рулит

— Ты считаешь, космос — это последний рубеж?

— Эмм… дай определение «рубежа», — отвечает Эд. Типичный ответ в его духе. Чуть раскрутить вопрос и выиграть время, чтобы придумать подходящий ответ.

— Ну, больше ведь исследовать нечего, так?

— Пфф. Не говори так. Это все равно что сказать: «Ну вот! Спустя сотни лет прилежных изысканий мы, микроскопические бактерии, тщательно закартировали все закоулочки нашей песчинки. И в заключение мы займемся исследованием последнего рубежа — всех остальных песчинок на планете Земля». Что касается человечества — эм, что касается человечества и физического перемещения, — то космос — это лишь первый рубеж. Первый значимый. Все, что было раньше — просто детские игры.

— Помимо этого… в общем, я могу назвать с полдюжины рубежей, которые больше подходят на роль «последних», чем космос. Например, время. Даже керригская машина не могла отправить человека в прошлое дальше, чем на двести часов, и хотя все мы знаем, что «настоящих» путешествий во времени не существует, мы все равно очень многого не знаем о феномене расщепления, о расходящихся Вселенных и о том, что происходит в процессе перемещения, и о том, что происходит, если вместо прошлого отправиться в будущее. Дальше есть субатомный мир — иными словами, суперструны. Затем слои — как только их обнаружит научное сообщество. И это не говоря уже о практически нетронутых глубинах человеческого разума и искусственного интеллекта, недоступных глубинах Тихого океана и земного ядра, юпитерианской атмосфере и верхних слоях Солнца. Рано или поздно мы побываем во всех этих местах. И решить все эти загадки будет ГОРАЗДО труднее, чем разобраться с проблемой скорости света.

— Значит, нырнуть внутрь Солнца в этой штуке, я так понимаю, мы не сможем, — говорю я, взбираясь по лестнице и заходя в кабину угловатого космического корабля, смутно напоминающего полусферу размером с грузовик, которая топорщится антеннами, как еж иголками, и бесшумно выпускает водяной пар из отверстия позади. Источником энергии корабля служит холодный ядерный синтез, и никакого очевидного выхлопа, создающего тягу, у него нет; ему он просто не нужен. Название корабля, набитое по трафарету у него на боку, по-видимому звучит как «Эд рулит».

Эд собирал эту штуку почти шесть месяцев, хотя планы на ее счет, я практически уверен, он строил гораздо дольше. Построил он ее, впрочем, целиком внутри подвала. Мне надо бы не забыть спросить его об этом.

— Ты знаешь, труднее всего было разобраться с разными мелочами, — говорит он, поднимаясь вслед за мной по лестнице. — Вроде того, как запрограммировать системы безопасности воздушного шлюза или понять, из чего сделать трубы системы охлаждения. И еще вот это. — Он откидывает находящуюся поблизости на обшивке корабля панель. Я заглядываю внутрь и вижу проводку семи или восьми различных цветов.

— Точки доступа к электронике?

— Нет, та штучка типа зажима, которая не дает панели открываться. На всем корабле их примерно пять сотен. Они всегда кажутся простыми, пока сам не попытаешься придумать такую, которая не промерзнет насквозь в вакууме.

Я пробираюсь через кольцевой воздушный шлюз в двухместную кабину, которая в плане доступного пространства и количества переключателей напоминает кабину коммерческого авиалайнера. Цилиндрический лаз, расположенный в противоположном направлении, ведет вдоль остова корабля, открывая доступ ко всем системам, которые реализованы в виде отдельных модулей и многократно продублированы. Я вижу не меньше сотни панелей с такими же ручками, как и та, что мне только что показал Эд — они расположены вдоль стенок туннеля и отличаются формой и размерами.

— Значит, двигатель по сравнению с этим построить было несложно?

— Винтовой привод, как я его называю, был парой пустяков, — отвечает Эд. — На бумаге его конструкцию я продумал давным-давно.

— Могу я поинтересоваться, как он работает?

— По сути он использует электричество для выполнения крайне необычного субквантового взаимодействия, в результате которого двигатель испытывает отдачу со стороны самой ткани реальности.

— А это разве не… ну знаешь, нарушает третий закон Ньютона?

— Не совсем. Когда мы движемся вперед, ткань Вселенной движется назад… наподобие весла в воде. Но я решил, что винтовой привод — по аналогии с архимедовым винтом — звучит круче, чем «пространственное весло».

— Ну, крутость — это самая суть космических полетов, да?

— Так меня учили. Но в любом случае, тот факт, что винтовой привод не использует ракетную технику, означает, что его необязательно устанавливать снаружи корабля — где я не смог бы его починить в случае поломки, потому что у меня нет скафандра. Пока что. Вместо этого он по сути просто встроен в скелет корабля. Корабль поднимается за счет своего собственного каркаса. И если какая-то его часть сломается, то все остальное продолжит функционировать. — Эд закрывает воздушный шлюз у нас за спиной и запирает его. Он жестом предлагает мне занять одно из сидений, а в другое забирается сам.

— Ээм, мы прямо сейчас взлетаем?

— А почему бы и нет?

Я мельком поднимаю глаза и смотрю сквозь купол. На потолок повала. — Ну, а как ты дом собираешься убрать с дороги?

— Кажется, я не рассказал тебе о другом двигателе, да? — самодовольно улыбается Эд. — Безреакционный привод — это одно, но межзвездные путешествия с хоть сколько-нибудь адекватной скоростью в эйнштейновой Вселенной нашего размера — совсем другое дело. Винтовой привод предназначен для маневрирования. А этот двигатель? Он доставит нас к звездам.

— И как же он работает?

Эд ухмыляется и тянется к внушительного вида кнопке на панели управления. Он откидывает ее прозрачную пластмассовую крышку. — Это магия.

И мы внезапно оказываемся в шестистах сорока миллионах километров от дома.