— И вы швырнули в него цветочным горшком! Мило, сэр, нечего сказать. Почему вы так любите бросаться цветочными горшками?

— Такой у меня был хитрый план, — объяснил Г. М.

— Хитрый план? Как бы не так! Вы просто разозлились, потому что он вас засек, вот и…

— Говорю вам, у меня был хитрый план, — заревел Г. М. — Пораскиньте мозгами, все не так сложно! Самый лучший способ выяснить, находится ли Фергюсон в доме, и заставить его как-то выдать свое присутствие — это учинить первоклассный, разрушительный скандал. Так оно и получилось. Мы с копом потоптались на огуречных грядках, точно парочка танцующих медведей. И пузо тут ни при чем. Плохо, что коп-вредитель никак не отставал от меня. Я не мог от него избавиться. И мне пришлось искать убежища…

— В доме?

— Конечно в доме! А что еще мне оставалось делать? Мой друг Креветка Галлоуэй снабдил меня великолепным набором отмычек. Я собирался отдать их доктору Сандерсу, так как, — сконфуженно добавил Г. М., — не был уверен, что он сведущ в технике взлома. Сам я, разумеется, участвовать не собирался. Но, повторяю, иного выхода не было. Я вошел. Вот почему входная дверь оказалась незапертой, когда туда проникли двое любителей.

Мастерс сделался мрачнее тучи.

— Надеюсь, сэр, вы знаете, что делаете, очень надеюсь. Но главный вопрос в другом: кто отравил молоко? Что творилось в доме?

— Там орудовал отравитель, — кратко пояснил Г. М.

Старший инспектор присвистнул и достал свой блокнот.

— Уж не хотите ли вы сказать, будто видели?..

— Боюсь, что так, — подтвердил Г. М. — Рискую снова навлечь громы и молнии на свою голову, но позвольте рассказать все, как было. Войдя в дом, я направился прямиком к черному ходу. Видите ли, мне хотелось попасть на задний двор еще до прибытия любителей. В доме было темно. Я не знал, там Фергюсон или нет. Оказалось, что он прячется. Я проходил по коридору мимо маленькой комнатки и увидел, что там горит свет.

— И что? Что вы предприняли?

— Залез в чулан под лестницей. И если кто-нибудь что-нибудь скажет про мое!.. Нет? Ну ладно. В общем, я видел оттуда дверь комнатки. Она была чуть приоткрыта; мне с моего места был виден стул и стол у камина, на столе горела лампа. Потом я услышал голоса. Фергюсон с кем-то разговаривал.

— Как вы поняли, что там Фергюсон?

— Увидел его, вот как. Мерзавец высунул голову за дверь и огляделся. Его фотографии вполне отчетливые, сынок. Он и его собеседник (которого я не видел), очевидно, смотрели в окно и наблюдали маленький спектакль, который я устроил в саду. Так вот, Фергюсон высунулся за дверь, сжимая в руке пневматический пистолет. Он прошелся взад-вперед по коридору, оглядываясь и принюхиваясь, и подергал парадную и заднюю двери. Я мог бы дотянуться до него и свернуть его цыплячью шею, но в комнатке был кто-то еще. И, когда Фергюсон вышел в коридор, тот, второй, вдруг развил бурную деятельность.

— Вы его не видели?

— Я видел его руку, — ответил Г. М. — Да, черт возьми, только руку! — От досады лицо толстяка побагровело. — Руку в коричневатой перчатке. Я еще говорил вам, если у вас есть уши, что дверь была чуть приоткрыта. Я видел стол у камина и лампу, обернутую газетой, да еще тарелку с холодным мясом и стакан с молоком. Я было подумал, что молоко только что вскипятили — от него еще шел пар. Черт побери, сынок, у меня очки не для дали. Коричневые перчатки расплывались у меня перед глазами. Я увидел, как перчатки принялись исполнять что-то вроде военного танца над тем стаканом. Пальцы вроде как дрожали. Они взяли пипетку, набрали в нее какую-то жидкость и накапали в стакан. Немного пролилось на стол. Отравитель вытер столешницу и отошел, словно лакей, который накрыл на стол.

— И вы даже рукава не видели?

— Нет. Свет был слишком слабый, а руки находились на границе света и мрака. Коричневые перчатки. Мастерс, у Меня от них мурашки побежали по коже. Клянусь! Как будто они были живые. — Сигара у Г. М. потухла. Он повертел ее в руке и сощурился. — Так вот. Как только перчатки услышали, что Фергюсон возвращается, одна из них скрылась из вида. Вторая еще секунду покружила над стаканом, как будто проверяя, все ли в порядке. Она колебалась до последнего, до последней минуты. Классная картинка: отравитель за работой! И прямо перед тем, как Фергюсон вошел, перчатка отпрянула. Я услышал, как Фергюсон сказал: «Кажется, ушли, кто бы там ни был; но вам лучше убираться отсюда».

— А тот, другой, ответил что-нибудь?

— Нет. Потом Фергюсон выключил свет. Стало темнее, чем в пещере. Я услышал чьи-то неуверенные шаги и уже приготовился сцапать обоих — и Фергюсона и убийцу. Я прикидывал, как лучше их схватить, но тут услышал стук. Когда я понял, что происходит, то чуть не выскочил из своего чулана, как черт из табакерки. Знаете, что это было? Закрывали ставни! Проклятый хищник Фергюсон выпустил убийцу через одно из французских окон, что доходят до самого пола…

— Сэр Генри, вы должны были все предвидеть!

— Конечно. Верно. Ясно, как апельсин. Так и есть. Выпроводив своего гостя, Фергюсон включил свет. Некоторое время он разгуливал по комнате — видимо, был очень доволен чем-то. Потом пошарил под сиденьем кресла, выудил оттуда какие-то бумаги, сел поближе к лампе, достал авторучку и начал писать. Очевидно, он писал и до того, как к нему пришел гость. Когда Фергюсон шлялся мимо моего чулана со своим пневматическим пистолетом, я заметил, что его пальцы в чернилах.

Сандерс кивнул, отчетливо вспомнив, как указательный палец, испачканный чернилами, нажимал на спусковой крючок и поглаживал стакан с отравленным молоком.

— Продолжайте, сэр! — попросил Мастерс.

— Собственно, это почти все. Ба! Много он написать не успел. Только взялся за ручку, как перед домом начался новый скандал. — Г. М. кивнул в сторону раненого. — Любители никак не могли отвязаться от назойливого полицейского. Надо же было им вляпаться в него перед самой дверью миссис Синклер…

— Да уж, — пылко закивал Сандерс.

— Фергюсон встал, спрятал свои записки и выключил свет. Я решил, что пора мне выбираться через заднюю дверь, чтобы встретить юных дилетантов в саду, как мы условились. Провалиться на месте, откуда мне было знать, что они вломятся прямо в дом через открытую дверь? До меня все дошло только тогда, когда я оказался в саду и услышал внутри дома голоса. Вот я и вернулся, и, кажется, вовремя. А, что было потом, вы уже знаете. Хуже всего то, что Фергюсон успел выпить полстакана своего зелья. Что за ночка!

Мастерс встал. Пошатываясь, подошел к окну и стал смотреть на улицу.

— Не молчите, — проворчал Г. М. — Скажите что-нибудь. Скажите, что я упустил и Фергюсона и убийцу!

— Упустили, сэр. Верно. Но тем не менее…

— У вас-то хоть есть хорошие новости?

— Н-нет. То есть… не совсем. Только некоторые факты. — Мастерс обернулся с хитрой улыбкой. — Перчатки и есть убийца. Это ясно. Мы нашли пипетку, о которой вы говорили. Она валялась за кадкой, и в ней был атропин. А в молоке Фергюсона обнаружили пять гран яда. Понимаете, куда все клонится? В какое время вы видели гостя?

— Хм, да. Перчатки покинули дом в полночь, до того как туда проникли мои дилетанты…

— Что исключает вину миссис Синклер, — решил Мастерс. Оживление его испарилось, он нахмурился. — Я дошел до того, что уже не очень жалею о постигшей нас неудаче. Черт возьми! Наша главная подозреваемая. У нее были все основания желать мужу смерти. Она получает страховку в пятнадцать тысяч фунтов…

— Вряд ли, сынок. Принимая во внимание все странности, связанные со злополучной страховкой, сомневаюсь, чтобы она взяла оттуда хоть пенни.

— Во всяком случае, в полночь она сидела у меня в кабинете. Вот так-то, сэр! Она не может оказаться вашими перчатками. У нее алиби. Надежное, как скала.

В комнате ненадолго воцарилось молчание. Г. М. продолжал крутить в пальцах сигару.

— Что на второе? — спросил он. — Появились новые зацепки?

— Сэр, по-моему, все достаточно ясно, — заявил Мастерс. — Я, разумеется, намерен узнать, чем занимались вчера в полночь другие фигуранты, за исключением миссис Синклер. Что же касается Феликса Хея… Ах да! Пункт первый: частные сыщики…