- Неужели М-ч работает в охранке?

- Неизвестно, он ли, или кто другой из гостей Ф. Во всяком случае, надо быть очень осторожными. Если нас и не будут допрашивать, то следить за нами, конечно, будут. Поэтому если Распутин будет писать или вызывать по телефону, то отвечать ему не следует. Впрочем, вашего адреса он не знает, да и вряд ли и фамилию хорошо усвоил.

- Вот вам и мистические тайны старца! Розанова жалко! Такой прозаический бытовой конец...

13

- Барыня, вас два раза кто-то по телефону нарочно спрашивал, - смеясь, говорит мне горничная.

- Как так - нарочно?

- Да я спрашиваю: кто такой? А он говорит: "Распутин". Кто-то, значит, подшучивает.

- Слушайте, Ксюша, ели он еще будет подшучивать, отвечайте непременно, что я уехала, и надолго. Поняли?

14

Я скоро уехала из Петербурга. Распутина больше не видала.

Потом, когда прочла в газетах, что труп его сожгли, - вспомнила его, того, черного скрюченного, страшного колдуна:

"Сожгут? Пусть сожгут. Одного не знают: Распутина убьют, и России конец.

Вспомни!.. вспомни!.."

Вспомнила.

Пьеса в 4-х актах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

А р д а н о в, Н и к о л а й С е р г е е в и ч, земский начальник.

Е л и з а в е т а А л е к с е е в н а, его жена.

С е р а ф и м а А н а н ь е в н а, С в е т о н о с о в а, экономка.

В о р о х л о в, И л ь я И в а н о в и ч, богатый купец.

Г л а ф и р а П е т р о в н а, его жена.

И л ю ш е ч к а, их сын.

А н д р е й Н и к о л а е в и ч Д о л г о в, адвокат.

П о л и н а Г р и г о р ь е в н а, жена чиновника.

И в а н А н д р е е в и ч, чиновник.

К л е о п а т р а Ф е д о т о в н а, его жена.

Л у ш а, горничная Ардановых.

Л а к е й Долгова.

Действие происходит в провинциальном городе в наше время.

Примечание.

А р д а н о в, лет тридцати пяти (35) обрюзгший, но не дурен собой.

А р д а н о в а, жена его лет двадцати семи очень красива.

В о р о х л о в, пожилой, пузатый, бритый с усами. Говорит на "о", держится надменно.

Ж е н а его, обычная пожилая купчиха.

И л ю ш е ч к а, лет 20, рыженький, одет хорошо, держится прилично, но иногда вдруг оробеет.

Д о л г о в, лет 35, светский, смотрит на всех, прищурив глаза, будто изучает.

С е р а ф и м а, тощая, на лбу кудерки, волосы прилизаны, на затылке хвостик закручен, тараторит, лебезит, жеманится, одета в темное, на груди крест-накрест связанный платок.

П о л и н а. Томная провинциальная дама. Французит, плохо разговаривая, закрывает глаза, кокетничает, говорит в нос, одета нелепо.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Гостиная в доме Ардановых. Мягкая мебель, драпировки, коврики, все, как полагается в провинциальном чиновничьем доме. В углу, за столом сидит С е р а ф и м а  А н а н ь е в н а с подвязанной щекой, раскладывая карты, облизывая большой палец. Перед ней Л у ш а.

С е р а ф и м а. Ой деушка, деушка. Трефей сколько у тебя, ужасти, сколько трефей. Это прямо даже редкость, чтобы на одного человека, да столько трефей.

Л у ш а. А это, что же, к худому что-либо?

С е р а ф и м а. Подожди. Не таранти. Тарантить не показано. Сама ты значит бубонная дама. Так. Будет у тебя, у бубенной дамы, в трефовом доме червонный разговор про свои бубенные интересы. И казенный дом тебе с ног покорен.

Л у ш а. А это что же? (смотрит испуганно).

С е р а ф и м а. Ну-с для дому твоего... утренний разговор и для сердцу твоего... бубновка маленькая.

Л у ш а. А это что же?

С е р а ф и м а. А шут ее знает.

Л у ш а. (Восторженно) И как это у вас, Серафима Ананьевна, все правильно выходит. И даст же Бог человеку, чтобы так всю судьбу видеть мог.

С е р а ф и м а. Подожди, не таранти... И на чем обрадуешься... на слезах своих обрадуешься. И будет тебе с правой стороны не то письмо, не то разговор.

Л у ш а. С правой стороны письмо-то? Это как же так?

С е р а ф и м а. А уж это не нашего ума дело. Не то разговор, не то просто что-то такое. Уж не знаю, что, а будет тебе что-то, вот попомни мое слово, непременно будет.

Л у ш а. Господи помилуй. И как это вы все так, все, ей Богу. (Звонит телефон. Луша вскакивает).

С е р а ф и м а. Подожди, Постарше тебя есть. (В телефон). Слушаю-сь. Нет еще никто не приехал. А где барыня, я не видала, потому я все время занявши по хозяйству, с утра еще присевши не была... Слушаю-сь, слушаю-сь. (Вешает трубку). Барин сейчас домой будет. (Показывает на телефон) Не люблю я эту штуковину. Не хорошая. И кто ее сочинил - худой человек был и, не благословясь, сочинял. Висит тут на стене, да ябеду разводит (передразнивает) Да дома ли Серафима Ананьевна, да что делает? Нет уж коли ты из дому ушел, так нечего тебе на своем отдалении любопытствовать. Приедешь домой, тогда и спросишь своим человечьим голосом, а не через, прости Господи, дьяволову трескучку. Серафима Ананьевна тоже без дела не сидит (присаживается к столу, берет карты) Серафима Ананьевна всю жизнь работает. Вот когда на фатере жила, так чулком питалась, с утра до вечера шерстяные чулки вязала. И хожу вяжу, и сижу вяжу, и ем вяжу, и сплю вяжу. Вызвали меня в суд свидедетельницей - баба там при мне на базаре слова произнесла. Ну пошла я в суд и, конечно, чулок с собой. Сижу, вяжу. А судья говорит: "Вы, говорит, свидетельница Светоносова, работу свою прекратите." А я ему говорю: "Ты, батюшка мой тут сидишь, так тебе за это деньги платят, а меня хочешь, чтобы я даром сидела, да еще и работать не смей. Кабы ты, говорю, чулком питался, так другое бы говорил" (раскладывает карты) Ну-с... А у ног твоих семерка червей.

Л у ш а. Пойдемте, Серафима Ананьевна. Сейчась барин вернется, осерчает.

С е р а ф и м а. Постой, погоди... семерка червей. И сердце твое, значит, на семерке успокоится. (Входит Е л и з а в е т а  А л е к с е е в н а. Луша убегает).

А р д а н о в а. (Улыбается, в руках у нее большой букет маков, напевает).

Танцуй Робинзон.

Мы тебя прославили,

На ноги поставили,

Танцевать заставили,

Танцуй, Робинзон.

(Поднимая голову). Ну что это вы право, Серафима Ананьевна. Нашли тоже время. Сейчас гости придут, а вы тут со своим гаданьем?. Сколько раз я вам говорила...