С е р а ф и м а. (Лебезит) Я и то говорю, пойдем, барыня осерчает. Экая ты, право, Лушка какая. Да мне и не надо. У меня у самой от заботы такое сильное переутомление, что вот даже на щеке плюс.

А р д а н о в а. (Перебивая) Да уж хорошо, хорошо. Кто это звонил по телефону?

С е р а ф и м а. Барин звонили. Сейчас приедут.

А р д а н о в а. (Ставит иветы в вазы) Вот так... Слушайте, Серафима Ананьевна, не узнали вы насчет цветов?

С е р а ф и м а. (таинственно) Узнавала, барыня, узнавала, да такой мальчишка треклятый, ни за что не говорит. Почитай две недели носит, а ничего от него не выпытаешь.

А р д а н о в а. А вы спросили из какого магазина?

С е р а ф и м а. Спрашивала. Ничего не говорит. Уж я его и корила, уж я его и срамила. Молчит, да и все тут. Мне, говорит, не приказано ничего отвечать. Мне, говорит, приказано только отдать энтот мак, да и уходить. Я, говорит, права не имею с вами разговаривать. Уж я его ругала, ругала. Коли ты, говорю, с этих лет права соблюдаешь, так из тебя потом, что выйдет? Беглый каторжник из тебя выйдет - вот что.

А р д а н о в а. (Смеется) Что вы за ерунду плетете.

С е р а ф и м а. (Заискивающе улыбается) Уж это я так, чтоб его попугать.

А р д а н о в а. Пойдите приготовьте все поскорее к чаю.

С е р а ф и м а. Уж я и то говорю Лушке, что уж не знаю, будет меня барыня ругать или не будет. А я уж везде пыль вытерла. Может они меня за это заругают...

А р д а н о в а. Но что вы глупости говорите. (Входит А р д а н о в. Серафима уходит).

А р д а н о в. Здраствуй, Лизок. Вот тебе твои деньги. (Передает ей пакет) Сорок тысяч.

А р д а н о в а. (Берет пакет, смеется, приплясывает) Сорок тысяч. Сорок тысяч. Танцуй, Робинзон. Мы тебя прославили... На ноги поставили.

А р д а н о в. Давай, я спрячу.

А р д а н о в а. Погоди. Дай поплясать. (Обнимает пакет и кружится) Никогда еще с таким кавалером не плясала, которому цена сорок тысяч. Танцуй Робинзон. (Останавливается) И как можно было дать такую уйму денег за этот старый гриб Вознесенское. Ведь уж такая гадость была, такая тоска, мох да клюква.

А р д а н о в. Ну что ты понимаешь. Там земли много. Ну дай я спрячу.

А р д а н о в а. Все-таки весело, что у меня столько денег. Боюсь только, что пожалуй мама рассердится. Ведь это ее имение-то было.

А р д а н о в. Ну раз она тебе его подарила, так ты имеешь полное право делать с ним, что хочешь. Ну дай же я спрячу.

А р д а н о в а. Куда же ты спрячешь?

А р д а н о в. Да вот хоть сюда в бюро. А в понедельник отвезу в банк.

Л у ш к а. (Вбегает) Ворохловы на моторе подъехли.

А р д а н о в а. Иду, иду. (Уходит. Арданов запирает деньги в бюро и уходит тоже. Оба тотчас же возвращаются с супругами В о р о х л о в ы м и. И л ю ш е ч к а идет за ними).

В о р о х л о в. Бывал здесь, бывал. Еще при покойном исправнике бывал (Оглядывает комнату). Ну, у вас здесь, конечно, все по-новому, как говорится, стиль декаля.

В о р о х л о в а. Очень, очень у вас хорошо. Мне вот и Илюшечка нахваливал, что хорошо (Илюшечка садится в угол, уткнув нос в альбом).

А р д а н о в а. Садитесь, пожалуйста. Илья Иванович. Глафира Петровна.

В о р о х л о в. Сядем, сядем. Отчего не сесть. Сегодня значит, литки пить будем? За сколько именьице-то продали? Лизавета Алексеевна?

А р д а н о в. За сорок тысяч.

В о р о х л о в. Ну что же и то деньги (Луша вносит поднос с чаем) Если бы я знал, что вы продаете, я бы, пожалуй, и сам купил.

В о р о х л о в а. Ну и на что тебе?

В о р о х л о в. А я и сам не знаю. (Задумчиво) Видно, прынт такой.

А р д а н о в а. Что?

В о р о х л о в. Нет, это я так.

А р д а н о в а. Глафира Петровна. Вареньица?

В о р о х л о в а. Свеженького? Много теперь ягоды носят. У нас уже 4 пуда наварено. Да и с прошлых годов пудов 7 аль 8 осталось. Варю нынче, а сама думаю, и куды это все и на что это все. И чего я варю, и сама я не знаю, чего я варю, а вот варю.

В о р о х л о в. (Мрачно). Прынт такой, оттого и варишь. Все на свете по прынту делается. (Елизавета Алексеевна отвернувшись тихонько смеется, потом подходит к Илюшечке).

А р д а н о в а. Илья Ильич, чашку чаю. Что вы так тихо сидите?

И л ю ш е ч к а. (Очень смущенно) Благодарю, я... дома пил, я с удовольствием не хочу.

В о р о х л о в. (С сокрушением покачав головой) Не везет мне в сынах. Один спился, сбродяжился, а другой вот, стиль декаля. Старшего-то в Лондон посылал. Исправник покойный правду говорил: "Выпороть его надо, а не в Лондон".

В о р о х л о в а. Ну что же говорить, исправник они, конечно, человек начитанный, а где уж нам-то различать, когда человека пороть надоть, а когда его в Лондон. А и то сказать, какой ни на есть Петруша наш, одначе добрые люди им не брезгивают. На прошлой неделе Чеканевы сватов присылали.

А р д а н о в. Это какие Чеканевы?

В о р о х л о в а. (Гордо). А такие, что при своих средствах и винокуреной завод свой. И очень, говорят, нам с вами породниться приятно и живем мы, говорят, слава Богу, и у нас маменька с утра в шелковом платье в гостиной сидят и пасьянс раскладывают. Вот как добрые люди про нашего Петрушу думают.

В о р о х л о в. Ну. Распавлинила хвост. (Входят П о л и н а  Г р и г о р ь е в н а  и  Д о л г о в).

П о л и н а. Бонжур, бонжур. Вот Андрей Николаич у нас сидел, я и его с собой притащила. Я мелодия, а он мой акомпаниман. Хи-хи-хи.

А р д а н о в а. А что же Петр Петрович?

П о л и н а. Ах, право не знаю. Он все возится со своим пернатым царством.

В о р о х л о в. Это что же, кур разводит что ли?

П о л и н а. Нет, у него теленок и две свиньи. (Арданов подвигает стул Полине).

П о л и н а. Нет, я хочу рядом о Ильей Иванычем. Илья Иваныч наш меценат.

В о р о х л о в. Это к чему же? Как понимать?

П о л и н а. В полном смысле. Вы наш городской покровитель, и вы пожертвовали в приют пять мешков крупы. Я все знаю.

Д о л г о в. Восторг, восторг и восторг, Полина Григорьевна, дайте мне скорее поцеловать вашу ручку (Целует и говорит серьезно) Мерси. Вы сами не подозреваете, сколько вы можете доставить чистой радости.

В о р о х л о в а. Как это все по-столичному.