— Ты нас слышишь? Ты нужен нам. Пришло твоё время. Проснись.

— Кто вы?

— Узнаешь, всему своё время. Проснись, ты на верном пути. Мы ждём…

Этот сон периодически повторялся, на протяжении последних шести лет. С того самого момента как он попробовал практику ПОС (практика осознанных сновидений). Он с детства видел самые разные сны, ужасные, милые, на все случаи жизни. Это ему нравилось, равно, как и записывать большую часть снов поутру. Спустя годы, он любил перечитывать некоторые из них. Лишь единицы снов он не записывал, так как они были даны ему с определённой целью, вся полнота которой, ещё не открылась, но уже давала себя ощутить.

Его сон прервали. По-армейски жестко, резко захлопнув дверь.

В помещение вошел тот самый человек, о котором ему не рассказали, но который руководил здесь всем. Седые, коротко стриженые волосы. Затянутое, в самый обычный военный комбез, тренированное тело, а ведь это редкость. Когда старший чин, продолжает держать себя в форме, не расплываясь словно желе, под палящим солнцем и постепенно парализуемое чувством собственной важности. Нет, этот был явно старой закалки. Этот точно знал, что он хочет узнать и юлить или подставлять, ему было без необходимости. Его интересовали только факты. А это, говорило о многом…

— Привет, сколько меня здесь будут держать?

— Сколько потребуется, чтобы закончить разговор.

— И о чём собственно будет разговор?

— Сейчас и узнаете. Советую говорить всё как есть, а решать будем мы.

— Что именно решать?

— Узнаешь. Я включаю запись, советую говорить и описывать события максимально точно. Не упуская деталей, но и не придумывая. Все твои показатели сейчас будут регистрироваться нашими аналитиками.

— Знаю. Они наблюдают с того момента, как ввели меня в эту комнату.

— Возможно, но задание я дал им пару минут назад.

Генерал-полковник улыбнулся Пётру, на что тот, хитро улыбнулся и сказал:

— Как скажете, вам виднее.

— Приступим.

— Ваше имя?

— Пётр

— Ваша фамилия?

— Гривов

— Ваше отчество?

— Ольгердович

— Дата и год рождения?

— Двадцать седьмое марта тысяча девятьсот восемьдесят шестого года

— Проживаете?

— В Москве.

— Ваш знак зодиака?

— Минуточку.

— Ваш ответ?

— А зачем это вам? Вы же легко можете и так понять по дате.

Одна из плиток, позади допрашиваемого, окрасилась в красный цвет, но словно испугавшись, стала вновь матово белой.

— В принципе нет. Опустим. Чем вы занимаетесь?

— Поясните суть вопроса.

— Кем вы работаете и как долго?

— Работаю адвокатом, стаж уже шесть лет.

— Вам нравится ваша работа?

— Да, только не пойму смысла подобных уточнений.

— Они помогают уточнить ваше эмоциональное состояние. И выявить, впрочем, неважно.

Та же самая плитка, на этот раз, окрасилась в желтоватый цвет, но, как и раньше, быстро погасла.

— Чем вы занимались последние полгода?

— Ничем особенным. Работал, тренировался, отдыхал. Как все нормальные люди.

— Расскажите поподробнее о вашей работе.

— Хорошо, за это время я выиграл три судебных процесса. Два по части финансовых махинаций в особо крупном размере и одно, связанное с возмещением убытков для одной организации по страховке. После того как её офис, разгромили и выжгли неизвестные. Более подробно, я не могу рассказывать.

— По какой причине?

— Я подписал документ о неразглашении конфиденциальной информации. У меня дома, в сейфе, лежит копия этого документа. Но вам должна быть известна эта фирма.

— Она нам известна, одна из причин этого вопроса — личная просьба вашего подзащитного о проверке вас по этому вопросу.

Плитка вновь окрасилась в желтоватый цвет, но полностью не погасла. Постепенно она начинала набирать фиолетовый оттенок.

— Вам известен Мартынов Герхард Эдуардович?

— Возможно, у меня записаны все кто ко мне обращался, но записи в сейфе. Как я и говорил ранее.

Допрашиваемый, остался абсолютно спокоен внешне, но плитка напротив Жаворонкова обрела яркий, пурпурный свет. Генерал-полковнику пора было менять линию вопросов. Ему хотелось знать ответы, но в открытую, получить их от Петра не представлялось возможным, пока.

— Хорошо, опустим эту тему.

— Какие у вас есть хобби, увлечения или как вы их там называете?

— Эту тему, большая часть людей, обходит и предпочитает не озвучивать. Вы уверены, что хотите знать ответ?

— Да и хочу услышать его максимально полным.

— Хорошо. Как скажите. Среди моих увлечений присутствуют: йога, психология, эзотерика, экзотерика, мистика, в частности трактаты на санскрите, и так же интересуюсь всеми наработками в этих областях. Включая те наработки, которые были сделаны в засекреченных лабораториях.

— И как же вы получаете доступ к тому, что засекречено?

— Никак.

— Поясните, что вы имеете ввиду, Пётр. Не против, что я обращаюсь к вам по имени?

— Скорее за, предпочитаю общение по-дружески. Кстати, раз уж на то пошло, как вас зовут?

— Виктор.

— Очень приятно. Продолжим, я не думаю, что у вас закончились вопросы.

— Их осталось всего несколько. Но если не возражаете, я потом задам вам несколько своих вопросов.

— Не возражаю. Даже больше. Задавайте свой вопрос и посмотрим, возможно, он подведёт нас к моим вопросам.

— …

В течение получаса они общались на тему того, почему его задержали подобным образом, а не вызвали на допрос официально. Почему за ним вообще велось подобное наблюдение. Постепенно речь зашла о мэре города и его друге, Геннадии Геннадьевиче Маврикадзе.

Выяснилось, что задание было не полным. Для всех, кроме Маврикадзе и группы предоставленной мэром. Если спецназу предлагалось просто задержать, то для Маврика была схема, в которой предполагалось убрать раздражитель навсегда. Попросту уничтожить Петра. Мэр хотел проучить заносчивого адвоката, который спутал ему все карты с захватом предприятия втихую, а вот его прихвостень собирался разобраться за оскорбление. При этом Пётр всячески уходил от ответа, за что именно его так невзлюбил начальник центрального УВД. По всему выходило, что оскорбление носило какой-то странный характер. И именно из-за него создавалась общая расплывчатая картина, словно на написанное полотно художника, побрызгали растворителем. На всё это выяснение ушло порядка четырёх часов. Есть хотелось неимоверно, Виктор Фёдорович решил прерваться.

За время допроса, Жаворонков понял, что чем лучше он общался с Гривовым, тем более открытым тот становился. В конце четырёхчасового марафона из вопросов, они общались как уже месяц знакомые люди. Иногда даже хотелось по дружески улыбнутся молодому человеку, однако личное отношение и работу, генерал-полковник никогда не смешивал. За этим он всегда следил строго. Потому и добился выдающихся результатов. В свою очередь проложивших ему дорогу к верхним эшелонам власти. Откуда он уже мог использовать свои принципы действия, для получения максимальных результатов. А потому решил:

— Пётр, сейчас мы прервёмся, вам принесут перекусить. Думаю, самая простая пища будет как нельзя кстати?

— Имеете ввиду бутерброды и чай?

— Да.

— С удовольствием принимаю ваше предложение.

— Тогда пройдёмте со мной, в столовую.

— Как скажете.

— Вот и славно.

Они встали и молча, направились из комнаты для допросов. В коридоре их ждал парень в очках, похожий на гориллу и Никита, с которым они общались ночью. Вчетвером они проследовали в столовую. Следующие сорок минут они неторопливо обедали. Единственным отличием было то, что Никита теперь молчал и только пил чай. Пётр успел насчитать пять кружек чая, прежде чем насытился Виктор Фёдорович и ещё одну пока заканчивал свою трапезу.