— Милостивый государь, мне кажется, что Бог мне простил бы, если бы я нарушил свою клятву и не исполнил того отвратительного обязательства, которое я принял на себя так необдуманно.

Сэр Артур до крови закусил губу.

— Нечего вмешивать бога, — пробормотал он, принужденно засмеявшись.

— Ошибаетесь.

— Но вы шутите?

— Нисколько, — ответил граф и презрительно посмотрел на своего собеседника.

— Вот что, — добавил он твердо, — обдумав все, я не желаю добывать себе состояние моего дяди ценою женщины.

— Право! — пробормотал сэр Артур, едва скрывая свое бешенство. — Можно подумать, что вы действительно любите госпожу Роше…

— По крайней мере, настолько, что уважаю ее. Сэр Артур привскочил на своем месте.

— Сколько мне кажется, — заметил он с досадой, — вы предлагаете мне уничтожение наших обязательств?

— Очень может быть.

— А я подтверждаю противное, вы дали мне слово, и я вам дал тоже свое.

— Милостивый государь, — сказал твердо граф де Шато-Мальи, — я возвращаю вам ваше слово. По-моему, моя совесть говорит мне, что презрение людей лучше угрызений совести и воспоминаний о подлости.

Сэр Артур понял, что проиграл. Он увидел, что одно из орудий его мрачной мести вдруг сломалось, и Эрмина уходила от него.

— Граф! — воскликнул он, чуть не задыхаясь от бешенства. — Если завтра днем мы где-нибудь встретимся и я подойду к вам со словами: вы не дворянин и вы нарушили вашу клятву… Что вы тогда скажете?

— Я промолчу, — возразил ему спокойно граф, — но в душе подумаю: «Не дворяне те, которые добывают себе состояние ценою подлости».

— Ну, а если я потребую у вас удовлетворения.

— Я, конечно, буду драться, — ответил граф твердо.

— Заметьте, граф, что если герцог женится на госпоже Маласси. то вы разорены навсегда.

— Я сумею перенести это несчастье. — ответил граф и добавил, указывая на дверь: — Довольно, милостивый государь, я хочу уважать госпожу Роше и надеюсь, что мы встретимся с вами только с оружием в руках.

Слова эти были произнесены таким холодным тоном, что сэру Артуру оставалось только взять шляпу и выйти.

— Мы увидимся, граф, — проговорил он.

— Когда вам будет угодно, — ответил граф.

Когда сэр Артур вышел, то граф де Шато-Мальи вздохнул гораздо свободнее.

— Я чувствую, — прошептал он, — что я становлюсь опять честным человеком.

После этого он взял перо и написал следующее письмо:

Это письмо было отослано Эрмине Роше.

— Черт возьми! — прошептал сэр Вильямс, уходя от графа, — неужели судьба помешает мне накануне самой победы… Нет! Я должен отомстить.

Вернемся теперь опять в Леону Роллану.

Выбежав от Тюркуазы, он как сумасшедший побежал домой… он не мог дать себе отчета, что происходило с ним… он был в каком-то опьянении…

Тюркуаза так и вертелась перед глазами бедного работника и своим чарующим видом лишала его всякой способности мышления.

Его уже ждали с нетерпением.

Леон сел нарочно около своего ребенка и старался всеми силами заглушить то ужасное видение, которое преследовало его… но все было напрасно… Тюркуаза так и мелькала перед его глазами.

Ночью он наконец не выдержал и хотел привести в исполнение требование Тюркуазы относительно своего ребенка…

Но Вишня внезапно проснулась и вскрикнула…

Этого крика, вырвавшегося из сердца матери, было вполне довольно, чтобы Леон на минуту пришел в себя… он положил ребенка в люльку и, сказав с отчаянием: «Я негодяй… прощай… прости меня!» — выбежал из комнаты.

Утром Вишня нашла в мастерской письмо Тюркуазы… она прочла его, поняла, зачем Леон хотел взять с собой ребенка, и упала без чувств.

Но в это время само провидение заступилось за несчастную мать и послало ей утешительницу и покровительницу в лице Баккара.

Баккара прочла это письмо и, поцеловав Вишню, сказала решительным тоном:

— Тюркуаза умрет от моей собственной руки!..

Она встала, как амазонка, приготовляющаяся к битве.

Теперь, прежде чем продолжать дальше, мы вернемся к сэру Артуру, когда он вышел от графа де Шато-Мальи.

Выйдя от графа, сэр Вильямс сел в карету и велел кучеру везти себя к своему другу виконту де Камбольху.

Ученик, по всей вероятности, ждал своего учителя и был дома.

— Черт возьми, дядя, — проговорил он при виде сэра Артура, — вы очень аккуратны.

— О, yes! — ответил англичанин, затворяя собственноручно за собой двери… — Ты видел Шерубена?

— Да.

— Ну, что?

— Она выслушала его признание.

— Ну?

— Ну, и ничего.

И Рокамболь рассказал подробно сцену, случившуюся накануне у Маласси.

— Вы видите, — добавил он, глубоко вздохнув, — мы ни на шаг не подвинулись вперед.

— Ты находишь?

— Да.

— Ты ошибаешься, пустейший человек. Рокамболь привскочил на своем месте.

— Друг мой, — проговорил сэр Вильямс, разваливаясь в своем кресле, — ты положительно обманываешь все мои лучшие надежды и ожидания.

— В чем это, дядя?

— Да хоть бы в том, что ты глуп.

— Очень вам благодарен за ваш комплимент.

— Мне сегодня некогда упрекать тебя, мой милый друг, а потому перейдем прямо к делу. В какой день Дай Натха приняла яд?

— Третьего дня.

— Так, он действует только на седьмой день, следовательно, у нас еще целых пять дней?

— Но, дядюшка, — проговорил Рокамболь, — Шерубен в две недели не мог ничего сделать с маркизой, что же он сделает в эти пять дней.

Сэр Вильямс только пожал плечами.

— Странно, — сказал он, — ты до сих пор смотришь на всех женщин, как будто все это одни лоретки.

— Я согласен, дядя, что я еще глуп, а вы — гениальный человек.

— Перейдем к другому, — перебил его сэр Вильямс.

— Позвольте, — возразил Рокамболь, — я хочу поговорить еще с вами о Шерубене.

— Что такое?

— Он видел Баккара.

— Когда?

— Вчера вечером… ее, кажется, невозможно склонить.

— Тем лучше! Она мне мешает.

Тогда Рокамболь рассказал про свидание Баккара с Шерубеном.

Сэр Вильямс слушал серьезно и задумчиво.

— Да, — прошептал он наконец, — мне бы очень хотелось узнать, что у нее на сердце.

— Шерубен будет это знать.

— Сомневаюсь.

— Это все, дядя.

Неутомимый гений зла приподнял голову.

— Нет, мне надо поговорить с тобой еще о Фернане и Леоне.

— Что мы сделаем, если Леон возьмет ребенка? — спросил Рокамболь.

Адская улыбка осветила на мгновение лицо сэра Вильямса.

— Я давно уже сердит на Вишню, — проговорил он, — и с удовольствием отдам ребенка в воспитательный дом.

— А отца?

— Это будет другое дело… я ведь тебе говорил уже давно, что мечтаю о небольшой трагикомедии между Леоном и Фернаном, Леон силен как черт, дать ему в руки нож — и он будет готов зарезать быка… Мне понравилась1 бы встреча между ними у Тюркуазы.

— Недурно!..

— Ночью, без огня, они оба, ослепленные ревностью, встретились бы в комнате женщины, которую оба любят до безумия… но, — вдруг резко прервал себя сэр Артур, — дело еще не в этом.

— Так в чем же?

— Тюркуаза поедет завтра утром.

— Да.

— Разве только Леон не явится к ней… тогда мы подстроим другую комбинацию.

— Куда же она едет?

— Сейчас узнаешь… ты будешь ее почтарем.

— Я?

— Ну конечно.

— Но Леон узнает меня.

— Нет… я тебе помогу переодеться и замаскировать хорошенько себя.

— Хорошо… куда я повезу голубков?

— Сейчас узнаешь, — ответил ему сэр Вильямс и принялся развивать перед ним план своих действий.

Когда Леон Роллан выбежал из дому, то он побежал прямо на набережную с той целью, чтобы броситься в воду. Но его удержал от этого ливрейный лакей Тюркуазы, следивший все время за его действиями.

— Вас ждут, — сказал он, удерживая Роллана за руку, — что вы делаете?