Вбежала, всплеснув руками, Настя, наша добрая помощница мамина, и опрометью кинулась на кухню, ставить самовар. Отец вышел в залу, затем прошел в дальнюю комнату, потом в кладовую и вернулся с семгой, осетриной, балыком, икрой, все поставил на стол в столовой, и принес еще банку малинового варенья. Вбежала Настя с самоваром в пару. Мы начали чаепитие.

Так как мы устали с дороги, то мама сразу же предложила идти спать. Заснули мы в заботливо оснащенных теплыми одеялами постелях так, как будто сто лет не спали!

Наутро, когда проснулись, все в саду и в доме сверкало от яркого зимнего солнца. Тысячами искр горел снег, выпавший за вчерашнюю ночь толстым слоем, поверх прежнего. Деревья стояли в вате. Позавтракав, мы побежали в сад, на улицу, на реку, всюду, куда хотели. Васенька был в восторге. «Я и не знал, что у вас так хорошо! — сказал он. — Прямо как дома!»

День пролетел незаметно. Вечером сели за взвар и кутью. Отец благословил стол, и мы со вкусом съели по тарелке кутьи, поливая ее медом, съели по тарелке взвара, и ушли спать. Спать нам хотелось и в этот вечер, потому что набегались мы за день здорово. Заснули сразу, как упали в дыру. Утром проснулись от торжественного звона к обедне. Мама, нарядная вошла к нам. «Ну, детки, вставайте! Рождество! В церковь надо идти!» Мы быстро оделись, умылись и вышли в церковь. Там было уже много-много людей, все в праздничном. Хорошо, хотя просто, пел деревенский хор, под руководством нашего охотника Ивана Филипповича Баса.

Прошел Свят-Вечер Ладный. Утро червонными лучами тронуло замерзшие окна, а вверху небо синеет, и видны неясные тени деревьев, занесенных купами снега. Звенит колокол в морозном воздухе, зовет к обедне. Рождество Твое, Христе, Боже наш! Радость! Аромат сена, елки, взвара, вина, апельсинов, груш, меда, вечерней браги Суряницы, — оставшиеся в доме, и еще радость, юность, здоровье, беззаботность, семейный мир, мамина ласка: «Вставай, сынишка! Пора в церковь». А с кухни волнами плывет предательский аромат жареных гусей, окороков, пирогов на сдобном тесте; начинки с луком, укропом, петрушкой, запах свежего хлеба. Господи! Что за красота!

Встаю, бегу умываться, одеваться. Надел валенки, обшитые внизу кожей, пальто на бараньем меху, шапку, башлык, варежки. «Нос-то, нос береги! Морозит, — заботливо говорит мама, — а то Иван вчера себе уши отморозил, сидит в кухне, уши гусиным салом намазал». Но куда там слушать, бегу, как молодой пес, на двор. Ух! Мороз-то какой! Дух захватывает! Снег скрипит под ногами. Воздух пахнет дымом, жженой соломой, дикой травой, которой топят крестьяне, кизяком; дым горьковатый, степной, наш собственный.

Вот и церковь. Полно народа. Хуторяне — донские казаки приехали с оружием, при саблях, винтовках, целый взвод; кони на веревке у церкви стояли привязанными, в попонах, а перед ними сено навалено. Ходит сторожевой казак, трубку покуривает. Через минуту из церкви выходит другой, сменяет его, и тогда он, пряча трубку, набожно крестится и идет в храм. Надо чтобы каждый у службы Божьей побывал в этот день. Рождество Твое, Христе, Боже! Люди толпятся в притворье, места мало. Полным-полно разного люда, разодетого, в тулупах, шубах-распашонках, при калошах, в новых сапогах. Пахнет ладаном. Слышен хор: «Де-е-ва днесь Пресуществе-е-ен-ного ро-ож-дает… ро-ождает!.. и земля-а Вертеп Непристу-уп-ному при-и-иносит…» Слава Богу, праздник наш зимний пришел. В волнах кадильного дыма, кажется, все плывет. Посмотришь вверх, на паникадила, горящие сотнями свечей, в купол, где порхают голуби, как будто не на земле ты, а где-то в вышине голубой. Замерзшие окна пропускают розоватый свет утра, становящийся все золотее, и торжественные песнопения, вместе с дневным светом, солнцем, льются все ярче, громче, радостней. Гремит вся церковь, звенит от колокольного звона, дрожит радостью внутренней: «Тебе ведети с высоты Востока!..» Пахнет сосной, елкой, которые навезли накануне в церковь прихожане, украсили углы, в знак грядущей весны, тепла, света. «Возсия мирови Свет Разума!» Сей Свет блестит в глазах верующих, забывших свои тяготы, дела, обязанности. Он уже в очах женских, детских, в блеске свечей, в ликах Святых, на кивотах икон, в глазах Богоматери, вздымающей свой Покров над толпами верующих. Вот икона Рождества Христова. У подножия лежит Сноп Рождественский. Набожное крестьянство принесло в память Христа Рождающегося в Вертепе. На Снопе — Хлеб. То образ самого Христа, который ест Хлеб Вечный. В трех простых глиняных горшках стоит ладан у иконы, смирна и мед, а на ладане золотая пятирублевка — дары трех Царей Христу-Мальчику, а на тарелке горсточка сухих вишен, слив, яблок и груш — в знак возвращения лета. Большой Круглик — пирог с вареньем с расходящимися по нему лучами, в знак солнца. Там же моток овечьей шерсти, железное ботало (жестяной колокольчик) с коровьей шеи и уздечка, в память Христова Рождения. Зверям дано было первым, как безгрешным, счастье видеть Свет Разума, Младенца Христа. Волны ладана идут вверх, голуби кружатся, хор поет, свечи горят, и служба подходит к концу.

Вот раздается радостный трезвон, хор идет к выходу, становится по бокам паперти и громыхает: «Христос рождается, славите!» Под песнопение люди выходят, а внизу уже построились в две шеренги казаки, и по знаку есаула, как только выходит причт, берут саблями на караул. «Смирно! На кра-ул!» — раздается зычный голос командира. Трезвон заглушает и хор, и шум, и даже песнопение. Все поздравляют друг друга с праздником: «Вот… Слава Христу и Божьей Матери!.. Дождались Великих Свят![14]» — «Дай Господь Святки проводить, как надо». Женщины с пучками вишневых цветов, выращенных за месяц до того. Пахнет васильками-иссопом, базиликом, ладаном, кожухами, юхтой,[15] березовым дегтем, шерстью — Рождеством, снегом, морозом, сеном.

Хрустит снег под ногами. Ржут озябшие кони, хватают с места, летят вихрем сани, дровни, железные, деревянные, резные, с русалками на боках, полные душистого майского сена, соломы; крыты они ряднами, полостью, кожухами. Сидят в них немощные старцы, старушки, заботливо укутанные молодицами. Разъезд хуторян длится минуту-другую, и уже нет их, только след от полозьев на снегу. Солнце ярко светит. Тени в снегу синие-пресиние.

Бегу, скрипя валенками, домой. Вбегаю во двор. Милый пес Жучка, черный с белой манишкой, кидается мне навстречу, кладет передние лапы на плечи и… чмок в самые губы. «Тьфу, Жучка! Разве можно так?» Я уже дома, сбрасываю валенки, снимаю пальто, надеваю сапоги — блестящие, начищенные, праздничные. Входя в переднюю, вижу, как мама с Настей хлопочут, разрезая пироги на большие четвертушки. В зале, где елка, натоплено, стоит наш рождественский стол. На нем заливной поросенок, окорока, шипящие гуси, только что из духовки, пироги, сдобные булки в виде спеленутого Младенца, рождественский хворост, розанки, колбасы, всякие фрукты; гиацинты, вишневые цветы; бутылки вина, водки, рома, коньяка, крутые яйца, белые некрашеные. Горы орехов, сухих фруктов, киевское варенье, а рядом елка в свечах, золоченых орехах, конфетах, с Дедом Морозом у ног, и белой-пребелой ватой. На столе между блюдами разложено сено, стебли разной соломы. РОЖДЕСТВО! Крюшон так пахнет, что кажется, никогда не забудешь.

Вдруг входит отец. Снимает шубу, надевает облачение, зажигает свечи, разводит кадильницу, начинает краткую молитву. В передней сдержанный шум, говорок, потом гром гремучий: «Рождество Твое, Христе Боже наш! Возсия мирови Свет Разума! Дева днесь Пресущетвенного рождает … Христос рождается, славите … Христос с земли… с небес срящите…» От грома пения, кажется, треснет потолок, полопаются стекла в окнах, рухнет все. Пес удрал куда-то под кровать, кошка бегает, как угорелая, под ногами, не выносит Васька хора. Смех, и грех. Поздравления: «С Праздником, батюшка… Покор-ше благодарим … На здоровье! Ваше здоровье!» Певчие выпивают по рюмке водки, берут по большому куску пирога, получают тарелку селянки из кислой капусты, с салом, малороссийской колбасой; едят, выпивают еще по единой. Дети, девчата получают по рюмке церковного вина, сласти, яблоко, грушу, мандарин, сладкого пирога с вареньем, два-три грецких ореха в меду, фисташки. Взрослые получают подарки, по кульку — кусок сала, копченого мяса, фрукты, леденцы для детей и по бутылке красного вина. Так было положено с древности в нашей семье. Вот ушли, гудя басами, хлопая дверьми. Следом за ними влетает Настя, быстро протирает полы. Все чисто. Мать зажигает сосновую веточку на свечке, мотает ею. Пахнет сосной, всеми милыми запахами России, детства, Святок, радости и благополучия. В залу вносят миску николаевских щей. Садимся за стол, рядом со столом Святочным. Начинаем со щей с пирогом, переходим на поросенка с хреном в сметане, потом гусь с орехами, яблоками, гречневой кашей, кто как желает.