- А ты капризна, родная! - заметил Виктор и тут же попросил с чувством: - Ну, тогда "стань моей сиреною"!

Таня наморщила нос и поощрительно улыбнулась: сирена ее устраивала значительно больше.

- Уже занятнее, - сказала она. - Продолжай!

Крашенинников молчал.

- Неужели иссяк запас песенной классики? - изумилась Таня. - Или ты выдохся? Не подсказать ли тебе что-нибудь?

- Я тебя умоляю, - пробормотал Виктор и вдруг нервно стиснул Таньку ладонями так, что она жалобно ойкнула от боли и неожиданности. - Таня, - заговорил он быстро и напряженно, - я не доживу без тебя до осени, я, наверное, скоро сойду с ума, или заболею, или застрелюсь! Или не знаю что... Сдохну как собака. Но я не могу тебя не видеть, не слышать, не чувствовать!.. Это просто невозможно, Танька! Мне обрыдло общаться с тобой по телефону! Придумай что-нибудь, ну, пожалуйста! У тебя наверняка есть Брижиттки с квартирами!

Таня прикусила нижнюю губу и притихла.

- Брижиттки есть, - прошептала она, - а квартиры - фига!

- Почему же ты у меня такая недогадливая, родная? - застонал Виктор. - Непронырливая! Почему ты до сих пор не обзавелась дочкой Герасимова в качестве подружки?

- Потому что у него нет дочки! - отпарировала Танька.

- Да что ты говоришь? - изумился Виктор. - Шибко неудачно! А я так на это рассчитывал!

- И вообще ты, очевидно, забыл, что у меня есть Татка с дачей! - заявила Таня.

- Еще неизвестно, у кого она есть: у тебя или у меня, - пробормотал Виктор. - Татка - наше общее народное достояние!

- Не паясничай, Витя! - строго, с легким раздражением попросила Таня. - Надоедает иногда!

- Я сам себе тоже иногда надоедаю. Еще как! - пробормотал Виктор. - "И в кого такой я уродился, трудно мне с характером моим..." Но труднее всего мне без тебя, Таня...

Придумать они так ничего и не смогли. До августа Виктор удивлял мать тем, что постоянно болтался дома.

- Скажи, Витя, - спросила она, водя кисточкой по холсту в своей комнате, - почему ты перестал ходить к друзьям: и к Гере, и к Алеше?

- Герка женился, у него теперь семья, дети, - мрачно сообщил сын.

- Да? - искренне обрадовалась мать. - Это замечательно! И кто же у него родился?

- Неведома зверюшка, - хмуро известил Виктор. - Ты лучше не приставай ко мне, я сейчас бешеный.

Вечером он, как всегда, позвонил Тане.

- Депрессушник заел, - пожаловался он. - Берет верх депрессуха проклятая! Сладу с ней нет! Наверное, я скоро умру... Ты хотя бы придешь меня хоронить?

- Дурак! - возмутилась Таня. - Тебе нужно было идти вместе с Алексеем в цирк!

- Меня туда не взяли из-за роста, - грустно доложил Крашенинников. - Я свободно достаю рукой до купола, если встану на цыпочки. Там сказали, что "во флоте вы нужны, послужите для страны"!

- Почему же ты не последовал мудрому совету, а полез в художники? - осведомилась Таня.

- Любезность за любезность, - отозвался Виктор. - По той же причине, по которой ты, презрев судьбу простой советской домохозяйки и даже не научившись мыть тарелки - они у тебя всегда после мытья жирные, заметь! - двинулась в сценаристки! Ну-ка, скажи быстренько, как правильно пишется "бессребреник"?

- С тремя "з"! - заявила Танька. - И отцепись от меня!

- Ни за что! - ответил Виктор. - Я назло тебе из последних сил дотяну до августа, все-таки выживу и доползу до нашего чердачка!

Танька повесила трубку.

Август выдался на редкость холодным и дождливым, видимо, специально для Виктора. Да и Надежда Николаевна погрустнела и стала прихварывать после свадьбы Геры, чем несказанно удивила родную дочь. Поэтому уже в середине месяца Крохины уехали в Москву, и Татка молча принесла Виктору ключи. Он, как безумный, рванулся к Таньке.

- "На Пушкино в девять идет электричка, - сообщил он с порога. - Послушайте, вы отказаться не вправе: кукушка снесла в нашей роще яичко, чтоб вас с наступающим счастьем поздравить!"

Танька засмеялась.

- Ты неисправим! Но утром я не могу.

- И это ответ? - возмутился Виктор. - "Спешу к вам, голову сломя. И как вас нахожу? В каком-то строгом чине! Вот полчаса холодности терплю! Лицо святейшей богомолки!.. И все-таки я вас без памяти..."

Последнее слово Виктор проглотил и уверенно заявил:

- Сможешь! Иначе я за себя не ручаюсь! А что такое "саламата"?

- Витька, уймись! - закричала Таня, отталкивая его от себя. - Завтра утром к нам приезжает мамин двоюродный брат из Ташкента, и я должна...

- Перебьется! - холодно оборвал ее Виктор. - В восемь я за тобой заеду, смотри, не проспи! Иначе я увезу тебя с собой в ночной рубашке!

И снова был их маленький, волшебный чердачок в лесной избушке. И снова осень, смутное желтое время, когда хочется все бросить, обо всем забыть и поселиться в теремке навсегда, до скончания жизни.

"И пускай на них люди зарятся"...

Тот день ничем не отличался от остальных. С утра дождя не было, и, заскочив домой только наспех пообедать, они бродили по лесу почти до самого вечера. Танька беззаботно собирала в букет опавшие кленовые листья, а Виктор вышагивал следом, тихо, чтобы она не слышала, мурлыча: "Милая моя, солнышко лесное..."

Двое вышли из леса неожиданно: один маленький, тряпичный, второй повыше и наоборот, словно одеревеневший.

"Железный дровосек", - подумал, увидев его, Виктор и совершенно неуместно ляпнул:

- Двое вышли из леса...

Таня удивленно оторвалась от листьев.

- Кто? - спросила она.

- Без понятия, - протянул Виктор. - Кто-то...

Почему-то ему сразу стало не по себе и в животе неприятно заныло, засосало... В осеннем воздухе запахло тревогой. Двое приближались к ним.

- Таня... - начал Виктор, но не успел закончить.

Двое, быстро окружив их, встали с обеих сторон, пробуя отрезать им путь к отступлению. Танька недоуменно озиралась. Виктор показал ей глазами: спрячься на всякий случай за мной, но маленький разгадал его взгляд и цепко схватил Таню за руку. Виктор прикинул свои возможности - конечно, их двое, и вероятно, у них имеется что-нибудь серьезное в карманах, но он все-таки выше и сильнее. Вот Танька... Вечно она со своей нерасторопностью.

Плохи наши дела, Танюша...

- Что нужно, мужики? - спросил он, стараясь говорить спокойно и уверенно.

Вокруг - ни души. Из-за холодов и дождей поселок обезлюдел до весны.

- От тебя - ничего, - ответил, с трудом ворочая языком, - наркоты, что ли, насосался? - "железный дровосек". - Ты дуй отсюда, да поскорее!

Виктор сделал шаг в сторону Тани. "Дровосек" тотчас последовал за ним.

- Разбежался! - обнадежил его Виктор. - Дурь обсуждению не подлежит. Мы уйдем отсюда только вместе!

Маленький нехорошо засмеялся.

- Объяснись с ним, Толик, - сказал он, не выпуская Таню.

Она стояла, по-прежнему не понимая, что происходит. "Дровосек" на "железных ногах", тупой и тяжелый, вплотную придвинулся к Виктору.

- Что смотришь, мальчик, ударить хочешь? - поинтересовался у него Крашенинников.

- Хуже будет, - пообещал "дровосек", наконец в муках родив одну фразу.

- Это вряд ли, - ухмыльнулся Виктор. - Если только тебе...

И тут же почувствовал, как свинцовый кулак вошел в солнечное сплетение.

- "Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее...", - прошептал Виктор, с трудом выпрямляясь.

Боль была острой, но вполне терпимой, и Виктор, спружинившись, сильно заехал "дровосеку" в лицо. Его преимущество сейчас заключалось в том, что маленький не мог прийти на помощь корешу, иначе ему пришлось бы отпустить Таню. Но то же самое сообразили и эти двое. Маленький быстро повернулся, и Виктор не успел заметить, что произошло, но Таня, мгновенно побледнев, медленно стала оседать на землю.

- Ах, так?! - прошипел, зверея, Виктор. - Ну, ребятки, пеняйте на себя!

Он никогда в своей жизни - ни до, ни после - не дрался злее, яростнее и ожесточеннее, чем тогда. В тот момент он был способен на что угодно, на самое страшное, потому что потерял всякий контроль над собой. Краем глаза Виктор наблюдал за Танькой - как она? Вроде малость оклемалась, но двигается слабовато. Маленький догадался, что Таня в любом случае от них никуда не денется, и присоединился к "железному дровосеку".