- Ну ладно, - я бесцеремонно прервала ее размышления, - пошли в киоск, глядишь, там какую-нибудь информацию почерпнем, а потом утром и бабусю разговорим.
И мы дружно зашагали к пивному киоску, который приветливо светился всеми своими окнами, изукрашенными рекламой разных сортов пива. Заглянув в окошечко, прорезанное в двери киоска, - саму дверь продавщица предусмотрительно заперла на ночь - мы вежливо осведомились сначала, какое пиво лучше - «Балтика» или «Толстяк». Продавщица равнодушно шевельнула плечами, мол, нет никакой разницы. Потом Гелька приступила к допросу:
- У вас в этот день много было покупателей?
- А вам что? Были… - лениво откликнулась та.
- А вы всех своих покупателей знаете, я имею в виду - постоянных?
- А вам что? Ну, знаю… - получили мы ответ.
- Кто из этого дома у вас пиво покупает?
- Да все. А вам что?
- Да ничего! - не вытерпела Гелька, вспылив, за что я пнула её по ноге. Она остыла и сказала: - Какой-то гад повадился отливать в нашем подъезде! Всё провонял!
- Ну, свои, наверное, и гадят, - предположила продавщица, - у вас же кодовый стоит.
- Вот я говорю, - продолжала выдумывать Гелька, - что свои, а она вот, - Гелька пренебрежительно показала на меня пальцем, - не верит. Так заспорили, что до утра не дождались, пошли спрашивать, потому что опять кто-то напакостил, да мало ему первого этажа - на второй перебрался! Кто чаще всего из нашего дома пиво покупает?
- Да Лёшка со второго подъезда, у него приятель как раз в вашем живёт, вот, небось, они зальют глаза да и пакостят, - подкинула нам идею продавщица. - Они и сегодня вечером пиво покупали. Рыбу где-то достали, вот и зашли за пивом.
Гелька, как говорится, «сделала стойку». Она подобралась вся, словно овчарка, мне показалось, что даже уши у неё торчком встали.
- А какая же рыба у них была? - вкрадчиво осведомилась она у продавщицы.
- А я знаю? В пакете чёрном, на нём «босс» написано. Лёшка-то ещё «Балтику» держал.
- Баночную? - уточнила Гелька.
- Ага, я ещё подумала, зачем им пиво? И так есть. Да ведь мне всё равно, лишь бы выручка была.
- А Лёшка этот, он из сороковой квартиры? - импровизировала Гелька по ходу действия.
- Квартиру не знаю, а окна - вон они, во двор выходят, вон, за тополем которые.
Мы отошли от киоска. Гелька долго смотрела на окна, определяя, какая это квартира, и решительно зашагала домой. Я шла следом, соображая, что она задумала.
Едва мы вошли в её квартиру, Гелька подхватила валявшийся на полу молоток и вылетела вон. Я - следом. Пока догоняла, она успела вбежать в соседний подъезд, благо там не было кодового замка, а дверь вообще болталась на одной петле. Ещё на первом этаже я услышала гулкие удары в дверь и Гелькин истошный крик:
- Открывайте, сволочи! Не то дверь высажу!
- Гелька, - закричала и я. - Ты что? А вдруг это не он? В милицию же попадешь!
Но подруга моя стала совсем невменяемой. Она колотила молотком по двери и по-прежнему требовала открыть её. На лестничную площадку высыпали жильцы из соседней квартиры, тоже подняли крик, мол, какое безобразие, из-за этого алкаша никакого покоя нет, вот уж и среди ночи погром начался. Гелька, не обращая внимания на изрыгаемые соседями ругательства и на них самих, сосредоточенно лупила по двери. Наконец, разозлённая до невозможности, она грохнула изо всей силы ногой по двери. Та в этот момент открылась, и Гелька, не удержавшись на одной ноге, упала внутрь квартиры, видимо, падая, саданула кому-то нечаянно молотком, потому что кто-то там взвыл диким голосом и заматюгался. В ответ не менее громко завопила Гелька:
- Убью гада! - и вслед за тем на лестничную площадку вылетел всклоченный парнишка лет двадцати, а Гелька бушевала в квартире, потому что послышался звон разбитого стекла и треск ломаемого дерева. Я ворвалась в квартиру и увидела, что Гелька с огромным наслаждением на лице крошит с размаху сервант. Я, признаться, остолбенела, не менее, видимо, был шокирован и парнишка, хозяин квартиры, потому что услышала за спиной полный тоски и ужаса всклик:
- Ой, мама!
А Гелька перестала ломать сервант и торжествующе закричала:
- Ага! Вот он, видачок мой ненаглядненький! - и развернулась на сто восемьдесят градусов. - Значит ты, ханурик молохольный, шибзик полоумный… - она выдала длиннющую фразу из самых унизительных эпитетов и завершила: - … в квартире моей был?!
Парень так перепугался, что потерял голос и лишь молча кивал.
- Вот я сейчас всё тут порушу! - пригрозила Гелька и опять взмахнула молотком.
- Тётя Ангелина! - обрел взломщик голос и рухнул перед ней на колени. - Тётя Ангелина, не надо! Не ломайте ничего! Я все отдам! Отец с работы придёт, увидит и меня точно убьёт, а мамка в деревне у бабушки. Точно, убьёт меня отец!
- Да и надо бы тебя, паршивца, прибить, - удовлетворённо констатировала Ангелина. - И совсем не жалко будет, ну разве что мать твою жаль, - и подхватила подмышку свой видеомагнитофон.
- Тётя Ангелина! Я всё ваше отдам, и своё - тоже! - парень готов был уже заколотиться в истерике: его нешуточно трясло, а по щекам катились слёзы. Он на коленях пополз в дверь другой комнаты. Гелька чуть не ринулась за ним, да я придержала за руку. Вскоре уличённый злоумышленник вернулся обратно с кипой видеокассет до самого подбородка, на запястье болтался на плетёном ремешке фотоаппарат-автомат, а зубами он держал полиэтиленовый пакет.
Он протянул это богатство Гельке, и прошепелявил:
- Вош-шоша-вше ваше…
Гелька осторожно и любовно приняла его ношу: она обожала смотреть видеофильмы, переживала о пропаже кассет, пожалуй, даже больше, чем из-за видака. Парень разжал зубы, протянул пакет и сказал вразумительно:
- Вот, тётя Ангелина, ваши кассеты, а в пакете деньги - я недавно получку получил. Пожалуйста, не ломайте ничего и отцу не говорите: отец, я не вру, убьёт, когда узнает, что я к вам залез! А рыбу вашу, извините, мы в мусорку выкинули - воняла она сильно, - и умоляюще сложил ладони лодочкой перед грудью. - Я всё для вас сделаю, только не говорите. Я сейчас с вами к Гошке схожу, он тоже вам денег даст, мы вчера с ним получку получили.
Гелька величественно кивнула и приказала:
- Ну-ка, ханурик задрипанный, сложи кассеты в новый, чистый пакет и веди меня к своему Гошке!
Ведомые «хануриком», мы проследовали мимо изумлённых соседей и вернулись в подъезд Гельки. Парень открыл без её помощи кодовый замок, мы поднялись на самый верхний, пятый этаж, он позвонил в квартиру с рваной ледериновой обшивкой, за дверями послышались шаркающие шаги, и на пороге предстала древняя старуха, которая, наверное, помнила ещё времена Ивана Грозного - вся такая иссохшая, почерневшая.
- Баба Поля, разбуди Гошку, - попросил Лёшка, - нужен он мне.
Старуха посмотрела на нас тусклым взглядом, развернулась, словно неповоротливая речная баржа, и засеменила, еле передвигая ноги, внутрь квартиры.
Ангелина рванулась следом, но я не пустила. Прошло минут двадцать, пока в дверном проёме не возникло всклоченное, заспанное, тощее и бледное существо. Похоже, Гошка ещё не отошел от недавней попойки.
- У-У, тварь! - рявкнула Гелька и взмахнула молотком.
Я схватила её за руку, а Лёшка грудью затолкал ничего не соображавшего приятеля в квартиру. Вернулся он быстро, и облегченно вздохнув, протянул моей любезной фурии пачку денег и сказал:
- Тётя, Ангелина, Гошка очень извиняется и просит нас простить. Не говорите ни моим, ни Гошкиным предкам, а мы вам и дверь починим, и рыбу купим.
Ангелина в сердцах презрительно тьфукнула на парня и зашагала на свой этаж.
Три дня Гелька отсиживалась в своей квартире и лечила расшатанные нервы. Она смотрела все подряд видеофильмы и снимала стресс от пережитого моим домашним вином. Взломщики вернули деревянную дверь на её законное место, а в железной заменили замок под пристальным наблюдением хозяйки, так что скопировать ключ они не могли. Они и рыбу вяленую купили - целый пластиковый пакет набили доверху, и мы с Гелькой шикарно отпраздновали завершение восстановительных работ двумя банками «Балтики», так любимой Гелькой. Что касается рыбы, то мы её в тот вечер наелись, что называется, от пуза. И пожалели, что не пьём водку, а то с такой закусью пили бы, не пьянея.