Я набрался решимости, снял с груди бинокль и пополз к сосне.

Выбрав место, с которого хорошо просматривался голый берег Гнилого нюрута, Ванюшка затаился и стал ждать. Дружка он по-прежнему обнимал, прижимая к себе.

— Нишкни! — повторил несколько раз.

Кольча каким-то другим словом приказывал Дружку не лаять, но Ванюшка надеялся, что умный пес и так поймет его.

Берег был недалеко, однако на всякий случай командор приготовил и бинокль.

Ждать пришлось недолго, голоса стали быстро приближаться.

Вот и люди показались. Их было пятеро. Шли они гуськом, один за другим, прижатые к озеру лесистой горой.

«Ништяк!» — обронил про себя привычно Ванюшка.

Первым тяжело шагал мордатый верзила Гурьян, и руки его были связаны за спиной.

«Золотишко не поделили!» — подумал Ванюшка.

За Гурьяном бодро следовал Антошка. Под глазом у него назревал сочный синяк. Мощная оптика Кольчиного бинокля так приблизила лицо Антошки, что, казалось, до него можно было дотянуться рукой.

«Ну правильно, подрались!» — отметил про себя Ванюшка не без злой радости.

У Антошкиного напарника, которого командор узнал по черному жгутику усиков и пышным бакенбардам, лицо тоже было побито.

— Я бью только два раза, — разглагольствовал Антошка, обращаясь не то к Гурьяну, не то к человеку, идущему за ним. — Один раз по голове, другой — по крышке гроба!..

Чего это он хорохорится? Вид у него цветущий, улыбается, оглядываясь к тому, кто за ним шагает. Такой же молодой парень.

А вот Гурьян явно не в настроении. Плетется, уныло понурившись, шарит глазами у себя под ногами.

Уж не топить ли они его ведут? А что? С них сбудется. Закон — тайга, прокурор — медведь!..

Ванюшку так поразило все увиденное, что он забыл и про Дружка. Но тот вел себя молодцом. Дружок охотник, хотя и порядком избалованный. Он часами сиживал с Кольчиным отцом в скрадках у солонцов, поджидая лосей, которые приходят туда по ночам «подсолониться», полизать выступившую из земли белую пудру.

«Подрались по пьяному делу», — решает Ванюшка, проводив взглядом последнего из этой пятерки.

Дав золотничникам отойти подальше, он осторожно выбрался из леса и, крадучись, пошел за ними, стараясь держаться на таком расстоянии, чтобы они не могли услышать, если под ним вдруг хрустнет валежина или хлюпнет вода под сапогом. Дружку велел идти сзади.

«А может, Колокольчик и прав, — подумал Ванюшка. — Потому и наплели про это озеро столько всего, что тут золото где-нибудь рядышком. Не каждый, мол сунется, побоятся…»

То, чего не удалось сделать ему у переночуйки на берегу Кутимы, Ванюшка решил попробовать здесь. Проследить, куда эта шатия-братия направилась. А вдруг она к старанке его приведет? Разве можно упускать такой случай?

Миновав Гнилой нюрут, золотоискатели остановились посовещаться. Гурьян устало присел на камень в стороне от всех. Сжалившись над ним, Антошка подошел с горящей сигаретой и сунул ее в губастый рот верзилы.

Ванюшка прилег за кустиками на почтительном расстоянии. Золотоискатели устроили перекур, посовещавшись, сели отдохнуть. Ванюшка развернул перед собой карту. Странное дело, но эта пятерка вышла на тропку, которая по карте ведет к зимовью дедушки Петрована. Этого еще не хватало!

Отдыхали золотоискатели недолго. Покурили и подниматься стали. Все, кроме связанного по рукам Гурьяна, полезли в бьющий из камней ключ, который образовал здесь довольно большой водоем. Каждый вынул из воды какой-то тюк и взвалил его себе на плечи, как рюкзак, просунул руки в лямки.

«Что это у них тут за склад был? — подумал Ванюшка. — Золота столько намыть не могли…»

Вся компания в таком же порядке, как и раньше, отправилась дальше. Дождавшись, пока последний из них скроется в зарослях ольховника, Ванюшка пошагал за ними и остановился у ключа.

«Да тут у них холодильник!» — понял он.

В ледяной воде хранилось мясо. На траве валялись облепленные мухами кишки, ноги и голова сохатого.

«Что хотят, то и делают!» — У Ванюшки сами собой сжались кулаки.

И словно только для того, чтобы поиздеваться над ним, потешиться, из ольшаника долетела песня. Горланил Антошка:

От бессильной ярости Ванюшка только сплюнул себе под ноги.

Сказать, что эти сорок или сорок пять метров до сосны показались мне километрами, значит ничего не сказать. Я теперь хоть по себе чуточку знаю, каково было нашим разведчикам в войну и партизанам подбираться к вражеским позициям, когда в любую секунду тебя могут обнаружить и открыть смертельный огонь.

Но мне еще мины не угрожали, не свистели надо мной шальные пули, и враг мой был всего лишь навсего в единственном числе. Да к тому же я столь неосмотрительно поступил со своим ружьем — оставил его шагах в пяти.

Я полз и старался, чтобы не заглушил у меня страх то большое и непонятное еще, но очень светлое и радостное чувство, о котором до сих пор приходилось читать только в книгах. Раза два оглянулся. Лица Галкиного я не видел. Я видел только стволы ее ружья, наведенные в затылок Профессора. И я твердо верил, что она будет все время начеку. «На такую девчонку смело можно положиться, эта не растеряется и не струсит», — думал я. Только ты сам не подведи ее. Если Профессор успеет схватить ружье и заляжет с ним за стволом сосны, ни тебе, ни Галке несдобровать…

Кольча о чем-то разговаривал с Профессором, и довольно мирно, судя по тону. А вот о чем там у них идет речь, я не мог уловить, потому что до меня долетали только отдельные слова. Ветер шумел в траве, яростно трепал сосну, да и мне было не до подслушивания.

До Профессора всего ничего — метров десять, а до ружья и того ближе. Я уже начал было подбираться, весь напружился, готовый к последнему броску, но в этот момент в аккурат тому бандюге захотелось покурить. Он достал сигареты и начал шарить по карманам в поисках спичек. Может оглянуться. Я припал к земле. Но надо же было так случиться, что угадал я тут прямо на муравьиную кучу. И ни вправо, ни влево нельзя отодвинуться даже на сантиметр: Чак всю траву повытоптал, когда на медведицу кидался. А муравьи жрут меня зверски, жрут беспощадно. Они набились под рубашку, облепили голые ноги, ползут под штаны, жварят руки и уже по щекам полезли… Я кусаю губы, чтобы вытерпеть. Кажется, еще секунда, и кончусь тут или с дикими воплями начну кататься по траве, отбиваясь от своих истязателей.

Вот Профессор наконец нашел зажигалку. Я думал, что он ко мне повернется прикуривать, спасаясь от ветра. Нет, опытный куряка, видать. Нагнулся как сидел.

И в этот миг меня будто катапульта кинула вперед. Не помню, как я и вскочил, как одолел расстояние до сосны. Я помню только, как сграбастал ружье и кинулся вправо, чтобы не загораживать собой Профессора.

Услышав топот моих ног, Профессор оглянулся, и по лицу его расплылась широкая улыбка. Я в это время был от него уже далеко.

— Руки вверх! — Галка вскочила и наставила свою двустволку на Профессора. — Колян, ты свободен.

Я переломил трофейное ружье. Заряжено. Щелкнул замками, ставя стволы в прежнее положение. И тоже приготовился открыть огонь, если Профессор кинется на кого-нибудь из нас.

Нет, поздно сопротивляться. Он это понял. Медленно начал поднимать руки. Я на всякий случай настороженно озираюсь по сторонам: вдруг кинется откуда-нибудь на помощь своему дружку Гурьян. Но того не видно нигде.

Потом опять я к Профессору повернулся и стал его с интересом изучать. Видели мы этого прохиндея, как Ванюшка выражается, только издали, давно привыкли к мысли, что он преступник, бандит, рецидивист, а тут стоит перед нами видный, фасонистый мужчина, интеллектуал без сомнения, привыкший содержать себя в чистоте и большой опрятности. Смотрит на нас открыто, дружески и беспечно улыбается. Вот он я, весь перед вами!