Выступление  ^    на вечере, посвященном памяти 150-летия закладки Храма Христа Спасителя и учреждению фонда его восстановления 24 сентября 1989 года

      Православная Церковь на будущей неделе празднует Воздвижение. Это праздник памяти о том, что Крест Господень был вырыт из земли и воздвигнут. Я не думаю, что когда созывалось наше собрание на той же неделе, то имелась в виду эта параллель. Но то, что праздник Крестовоздвижения освящает начало движения, целью которого будет вновь воздвигнуть Храм Христа Спасителя, является одной из черточек, показывающих, насколько глубоко символичен этот Храм.       Может быть, я увлекаюсь и ошибаюсь, но мне кажется, что не только в нашей истории, но и в истории всего человечества нет такой точки, где скрещивались бы линии действия таких разнообразных, противоречивых сил, которая была бы столь насыщена глубокими символами роковых переломов и изменений хода истории - как Храм Христа Спасителя.       Создание его символизировало ответ на вопрос, который стоял более века: каков смысл Петровских реформ? Что значит Петербург, построенный на костях мужиков? Что значит крепостное право, доведенное до крайних пределов жестокости? Что это - просто желание полуазиатских царьков иметь современную армию и лучше воевать с соседями? Желание дворянства, вкусившего западного комфорта, создать себе нечто подобное дома? Или это есть греховная, темная сторона, но какого-то глубокого народного процесса? И народ дал ответ на этот вопрос, взвалив на свои плечи тяжесть Отечественной войны и проволочив ее до конца. Почему так жертвенно защищали эту страну крепостные мужики - солдаты? - здесь такая же тайна, как и в том, что во вторую Отечественную войну ее защищали и защитили мужики из только что раскулаченных и коллективизированных деревень. Но про первый вопрос - в почти уже двухсотлетней перспективе - мы можем разглядеть, кажется, ответ. И я думаю, что если бы было возможно такое волшебное действие - воскресить этого солдата, да еще каким-то образом перевести на язык слов его неосознанные совершенно иррациональные чувства, то мы получили бы ответ примерно такой: я защищал не барина своего, каковы бы ни были наши отношения, я защищал будущего Пушкина и Достоевского. И действительно, ответом на Петровские реформы было возникновение - в дворянских усадьбах культуры столь же глубокой и народной, как русские песни, и столь прекрасной, что тончайший эстет Поль Валери записал в свой дневник, что он знает три вершины искусства в мире: классическая Греция, Ренессанс и Россия XIX века. И символом рождения - я назвал бы ее Пушкинской культуры, и было рождение Храма Христа Спасителя.       И гибель его - это был столь же глубокий символ самой трагической эпохи, которую пережила наша страна и, может быть, все человечество. Этот взрыв - это была как бы наша вся история того времени, сосредоточенная в один момент и в одной точке. И фильм, который мы видели, мог бы стать учебником нашей истории.       Когда взрыв произошел и когда реализовалось все, символом чего он был, то казалось, что совершится все задуманное: на месте разрушенного Храма восстанет какой-то антихрам или храм антирелигии, капище анти-бога. Вся жизнь казалась спаянной в какой-то монолит из железобетона и колючей проволоки, который уже не доступен никаким человеческим силам. Но, как часто бывает, История показала, что она не подвластна ни человеческим расчетам, ни человеческим замыслам. И с этим железобетонным монолитом стали происходить какие-то чудеса: он стал трескаться, крошиться, через него стали пробиваться ростки, сначала совсем изуродованные, чахлые, потом и более здоровые. И сейчас мы проходим через период истории, который, вероятно, будет казаться нашим потомкам совершенно фантастическим. Нет, конечно, никаких гарантий того, что мы выберемся из-под тех глыб, которые нас завалили, а не вызовем нового обвала. Мы, как мне представляется, как бы бредем в темноте, нащупывая с трудом дорогу. А рядом раздается голос спутника безнадежности и отчаяния. Но с другой стороны идет другой спутник, спутник надежды и тоже что-то говорит. И когда прислушаешься к его голосу, то чувствуешь: переживаемый нами сейчас период настолько фантастичен, неправдоподобен, что можно поверить во что угодно, никакие надежды нельзя отбросить как несбыточные. Как будто это про нашу страну сказано: "Все плакали и рыдали о ней. Но Он сказал: не плачьте; она не умерла, но спит".       Сейчас мы кладем начало совершенно невероятному делу. Если это дело: воскрешение Храма Христа Спасителя - будет иметь успех, то завершится оно не скоро. Это дело на многие годы, - может быть - на несколько десятилетий, и наше поколение не увидит его завершения - я говорю, конечно, о моем поколении, а не о тех молодых, здесь находящихся. Но если оно осуществится, то будет воздвигнут действительно великий Храм всей России, храм на крови всех русских мучеников. Он будет носителем еще одного глубокого символа. В нем не только, как в каждом Храме, будет осуществляться, вспоминаться тайна рождения, страстей, смерти и воскресения Бога. Он будет еще и символом того, как эта тайна преломилась в рождении, страстях, смерти и воскресении России.