– Почему ты решил, что он итальянец?

– Фамилия кончается на "о".

– А как насчет Монро? – осведомился Хейз.

– Очень ты умный, – усмехнулся Дженеро. Он еще раз глянул в блокнот. – Вообще-то для итальянца странная фамилия.

– В каком смысле? – спросил Хейз.

– Это ведь по-итальянски ухо, – пояснил Дженеро. – Ореккио – значит ухо.

А в сочетании с «Морт» получалось что-то вроде «мертвого уха».

Хейз вырвал страничку из блокнота, скомкал, швырнул в корзинку и промазал.

– О чем я говорил-то? – спросил Дженеро, чувствуя, что не видать ему кофе как своих ушей.

На этот раз записку принес восьмилетний мальчуган. Ему было велено передать ее дежурному. Мальчик стоял в комнате следственного отдела в окружении детективов, которые рядом с ним выглядели великанами.

– Кто тебе дал эту записку? – спросил один из детективов.

– Человек в парке.

– Он заплатил тебе за то, что ты доставишь сюда письмо?

– Да...

– Сколько?

– Пять долларов.

– Как он выглядит?

– Со светлыми волосами.

– Высокий?

– Угу.

– У него был слуховой аппарат?

– Что?

– Ну такая штучка в ухе?

– Угу! – сказал малыш.

ВНИМАНИЕ! СЛУЮЩАЯ ЦЕНА – 50000 ДОЛЛАРОВ.

Детективы ходили вокруг записки на цыпочках, словно это была бомба, способная взорваться в любую минуту. Ее брали пинцетом и, прежде чем взять в руки, надевали белые хлопчатобумажные перчатки. Затем решили отправить ее криминалистам. Каждый из сыщиков прочитал записку по меньшей мере дважды и изучил ее самым тщательным образом. Заходили взглянуть на нее и патрульные. Это был документ огромной важности. На него было потрачено около часа драгоценного рабочего времени. Лишь после этого листок завернули в целлофан и отправили в Главное управление.

Ясно было одно. Глухой (увы, как ни печально, это был, несомненно, он) требовал пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы заместитель мэра Скэнлон не разделил участи смотрителя парков Каупера. Поскольку новая сумма была значительно больше, детективы 87-го участка обозлились. Наглость негодяя не укладывалась ни в какие рамки. Все это напоминало киднаппинг, но там сначала похищают жертву, а потом требуют выкуп. Здесь же никто никого не похищал и выкупать было некого. Это смахивало на вымогательство, однако в тех случаях вымогательства, с которыми им доводилось сталкиваться, обычно использовали «силу или устрашение для незаконного отторжения собственности второй стороны». Но здесь этой самой «второй стороны» не было и в помине. Вымогателю было наплевать, кто будет платить. Как прикажете действовать в такой дурацкой ситуации?

– Это маньяк! – изрек лейтенант Бернс. – Откуда, интересно, мы возьмем пятьдесят тысяч?

Стив Карелла только утром выписался из больницы. Бинты на руках делали его похожим на боксера перед выходом на ринг. Карелла повернулся к лейтенанту и спросил:

– Может, он думает, что Скэнлон сам раскошелится?

– Тогда какого черта он обращается к нам?

– Мы вроде как посредники, – ответил Карелла. – Он считает, что требования будут выглядеть внушительней, если Скэнлону сообщит о них полиция.

Бернс удивленно уставился на Кареллу.

– Я серьезно, – сказал тот. – А может, он решил отомстить нам? Ведь это мы помешали ему ограбить банк восемь лет назад. И теперь он решил поквитаться.

– Это маньяк, – снова повторил Бернс.

– А по-моему, он хитрый мерзавец, – возразил Карелла. – После того как ему не заплатили пять тысяч, он укокошил Каупера. Теперь этот подлец удесятерил плату. Деньги на бочку или Скэнлону крышка! Пиф-паф!

– В записке не сказано, что Скэнлон будет застрелен, – возразил Бернс. – Там написано, что следующий – заместитель мэра Скэнлон.

– Верно, – согласился Карелла. – Он может, например, отравить Скэнлона, размозжить ему голову, зарезать...

– Хватит! – перебил его Бернс.

– Надо позвонить Скэнлону, – сказал Карелла. – Вдруг у него завалялись пятьдесят тысяч, которые ему не нужны.

Они позвонили Скэнлону и сообщили о записке. Выяснилось, что лишних пятидесяти тысяч у заместителя мэра нет. Через десять минут зазвонил телефон на столе Бернса. Это был начальник полиции города.

– Слушайте, Бернс, – сказал он, – что у вас там опять стряслось?

– Сэр, мы получили две записки от человека, который, по нашим предположениям, убил смотрителя парков Каупера. В этих записках угроза расправиться с заместителем мэра Скэнлоном.

– Что же вы намерены предпринять? – спросил начальник полиции.

– Сэр, – сказал Бернс, – мы уже передали обе записки криминалистам. Кроме того, сэр, мы обнаружили комнату, из которой прошлой ночью предположительно были сделаны два выстрела, и у нас есть все основания полагать, что мы имеем дело с преступником, уже однажды промышлявшим на территории нашего участка.

– Кто это?

– Мы не знаем.

– Но вы, кажется, сказали, что уже...

– Да, сэр. Нам приходилось с ним сталкиваться, но кто он, установить не удалось.

– Сколько он хочет на этот раз?

– Пятьдесят тысяч.

– Когда он намерен убить Скэнлона?

– Мы пока не знаем.

– Когда он хочет получить деньги?

– Тоже пока не знаем.

– Куда он требует их доставить?

– Пока не знаем, сэр.

– Что же, черт побери, вы тогда знаете, Бернс?

– Мы делаем все от нас зависящее, чтобы взять ситуацию под контроль. Мы готовы предоставить всех наших сотрудников в распоряжение заместителя мэра, если ему понадобится охрана. Более того, я полагаю, мне удастся убедить капитана Фрика, который, как вам, наверное, известно, руководит восемьдесят седьмым участком...

– Что значит, как мне, наверно, известно?

– Так работает полиция в нашем городе, сэр.

– Так работает полиция в большинстве городов Америки, Бернс.

– Разумеется, сэр. Я думаю, что смогу уговорить его выделить нескольких сотрудников патрульной службы и даже вызвать тех, кто освобожден от дежурства, если руководство полиции города сочтет это необходимым.

– Я полагаю, надо обеспечить охрану заместителю мэра.

– Да, сэр. Все мы придерживаемся того же мнения.

– Неужели я вам так не нравлюсь, Бернс? – осведомился начальник полиции.

– При исполнении служебных обязанностей я стараюсь не давать воли эмоциям, сэр, – ответил Бернс. – Не знаю, как вы, но я еще ни разу не сталкивался с подобным. У меня отличные сотрудники, и мы делаем все, что в наших силах. На большее мы не способны.

– Бернс, – сказал начальник, – боюсь, вам придется сделать больше.

– Сэр... – начал Бернс, но начальник положил трубку.

В подвальном помещении школы № 106 сидел Артур Браун. Он был в наушниках. Рядом стоял магнитофон. Браун держал палец на кнопке «запись». Телефон в доме Ла Брески звонил за сегодня тридцать второй раз. Браун подождал, когда Кончетта снимет трубку, включил свою машину и тяжело вздохнул.

Конечно, это было правильное решение – подключить для прослушивания телефон Ла Брески. Полицейский, переодетый монтером с телефонной станции, повозился в квартире Ла Брески, потом провел провод с крыши дома к телефонному столбу, оттуда на крышу школы, по стене и через окно в подвальную каморку, где хранились старые учебники и древний проектор и где теперь расположился Браун.

Хорошо, конечно, что прослушивание поручили Брауну. Он не раз участвовал в подобных операциях и мог отличить главное от второстепенного. У него был лишь один недостаток. Он не знал по-итальянски ни слова, а Кончетта разговаривала со своими приятельницами исключительно по-итальянски. Они могли задумать любое преступление – от аборта до взлома сейфа, обсудить тридцать три заговора, а Браун был вынужден записывать все подряд, чтобы потом кто-то, скорее всего Стив Карелла, расшифровал записи. Он уже израсходовал две кассеты.