– Человек из тридцать первого номера.

– Я с ним незнакома.

– Мадам, вы откроете дверь?

– Нет.

– Послушайте, я могу, конечно, взять ордер, но будет гораздо проще...

– Не хочу неприятностей, – услышал Хейз. – Ладно, я вам открою, только не впутывайте меня в это дело.

Дверь открылась. На Полли Маллой была зеленая хлопчатобумажная кофта с короткими рукавами. Хейз сразу увидел на ее руках следы уколов и понял, что это за птица. Полли Маллой на вид было лет двадцать шесть. Стройная фигура. Лицо можно было бы назвать красивым, но жизнь успела наложить на него свою печать. Зеленые глаза, подвижные и умные. Она покусывала губы и придерживала кофту, накинутую на голое тело. Пальцы рук длинные и изящные.

– Я ни в чем не виновата, – сказала она.

– Я вас ни в чем не обвиняю, – ответил Хейз.

– Можете обыскать квартиру.

– Мне это не нужно.

– Тогда входите.

Хейз вошел. Полли закрыла за ним дверь и заперла на замок.

– Не хочу неприятностей, – еще раз сказала она. – У меня и так их хватает.

– Не беспокойтесь. Меня интересует человек из тридцать первого номера.

– Я слышала, что кого-то застрелили. Но я тут ни при чем.

Они сидели друг против друга. Она на диване, он на стуле с высокой спинкой. Что-то витало между ними в воздухе, что-то такое же реальное, как, например, запах на лестнице. Они прекрасно знали, чем занимается каждый из них. Хейз достаточно был знаком с жизнью городских низов и не строил никаких иллюзий насчет этой женщины. Слишком часто приходилось ему задерживать проституток, отдававшихся за два доллара, чтобы купить пакетик гадости. Слишком часто видел он, как мучаются те, у кого не было денег на «дозу». Он знал наркоманов не хуже, чем торговцы наркотиками. Его собеседница, похоже, не раз бывала в полицейском участке, не раз прятала пакетики с героином под стойку бара при виде полицейского, а потом ее арестовывали, допрашивали и отправляли в суд. В законах о наркотиках она явно разбиралась не хуже заместителя окружного прокурора. Полли Маллой, как и Хейз, многое повидала и многое понимала. Их общие знания представляли собой причудливый симбиоз: нарушитель закона и его страж, преступление и наказание. В этой убогой комнате рождалась солидарность. Они могли говорить друг с другом совершенно откровенно, словно любовники, шепчущиеся в постели.

– Так вы знали Ореккио? – спросил Хейз.

– А вы меня не потащите в участок?

– Только если вы причастны к убийству.

– Я тут ни при чем.

– Тогда никаких участков.

– Слово полицейского? – вяло улыбнулась она.

– Вот именно.

– Большая ценность, что и говорить.

– Для вас – да.

– Я его знала.

– Рассказывайте.

– Мы познакомились в тот вечер, когда он здесь появился.

– Когда это было?

– Два, нет, три дня назад.

– Как это произошло?

– Я была в жутком состоянии. Мне обязательно нужно было уколоться. Я только с неделю как вышла из тюрьмы – райское местечко – и еще не успела наладить контакты.

– За что сидела?

– Проституция.

– Сколько тебе лет, Полли?

– Девятнадцать. А что, выгляжу старше?

– Да.

– Когда мне исполнилось шестнадцать, я вышла замуж. За такого же наркомана. Большое счастье.

– Что он сейчас делает?

– Сидит в Каслвью.

– За что?

Полли пожала плечами.

– Вообще-то он торговал зельем.

– Ясно. Ну, а что Ореккио?

– Я попросила у него денег.

– Когда это было?

– Позавчера.

– И он одолжил?

– Я вообще-то не в долг просила, а предложила ему перепихнуться. Он поселился в соседней комнате, а мне было так плохо, что боялась не дойти до улицы.

– Ну, а что он?

– Дал мне десятку. И ничего не потребовал взамен.

– Настоящий джентльмен, а?

Полли пожала плечами.

– Вы от него не в восторге?

– Скажем так – не мой тип.

– Да?

– Сукин сын!

– Что же произошло?

– Вчера вечером он заявился ко мне.

– В котором часу?

– В девять, нет, в половине десятого.

– После начала концерта, – сказал Хейз.

– Что?

– Ничего. Размышляю вслух. Продолжай.

– Он сказал, что припас для меня кое-что. Сказал, что отдаст, если я к нему зайду.

– Ты зашла?

– Сначала я спросила, что это. Он сказал: «То, чего ты хочешь больше всего».

– И ты зашла?

– Да.

– В комнате ничего не заметила?

– Например?

– Например, винтовки с оптическим прицелом.

– Нет, ничего такого.

– А что он для тебя припас?

– Все то же.

– Героин?

– Да.

– За этим он и звал тебя к себе?

– По крайней мере, так он сказал.

– Он хотел его тебе продать?

– Нет, но...

– Слушаю.

– Он хотел, чтобы я у него хорошенько попросила.

– То есть?

– Он показал мне героин, дал понюхать, чтобы я убедилась, что все без обмана, и сказал, что задаром не отдаст. Сказал, что я должна как следует попросить.

– Ясно.

– Он измывался надо мной часа два, не меньше. Он то и дело глядел на часы и заставлял меня... делать разные вещи.

– Например?

– Да глупости всякие! Попросил спеть «Белую зиму». Ему это показалось очень остроумным, потому что героин тоже белый. Он знал, что мне позарез нужна доза, и заставлял повторять эту песню снова и снова. Я спела ее раз шесть или семь. А он слушал и все время поглядывал на часы.

– Продолжай.

– Потом он захотел стриптиз... Не просто чтобы я раздевалась, а еще и танцевала. Я сделала, как он велел. А он стал надо мной насмехаться. Мол, я плохо выгляжу, тощая... Я стояла перед ним голая, а он все издевался, спрашивал, неужели мне так нужен героин, и смотрел на часы. Было около одиннадцати. Я повторяла: «Нужен, очень нужен», а он велел, чтобы я станцевала сначала вальс, потом шэг. Я не поняла, чего он хочет. Вы знаете, что такое шэг?

– Слыхал.

– В общем, я его слушалась. Я бы сделала все на свете. Наконец он приказал мне стать на колени и объяснить, зачем мне нужен героин. Он велел произнести речь, не меньше чем на пять минут, на тему «Почему наркоману нужны наркотики», посмотрел на часы и засек время. Меня трясло и знобило, мне нужен был укол, как... – Полли закрыла глаза. – Я заплакала. Говорила и плакала. Потом он глянул на часы и сказал: «Пять минут истекли, вот твоя отрава. Пошла вон!» И швырнул мне пакетик.

– В котором это было часу?

– Минут в девять двенадцатого. Часов у меня нет, я их давно заложила, но из моего окна видны электрические часы на доме напротив. Укол я сделала в четверть двенадцатого, значит, он меня отпустил где-то в одиннадцать десять.

– И все это время он смотрел на часы?

– Да, будто боялся опоздать на важную встречу.

– Думаю, что так оно и было.

– Что за встреча?

– С человеком, которого он собирался застрелить из окна своей комнаты. Твое общество помогло ему скоротать время до окончания концерта. Приятный человек этот Морт Ореккио, ничего не скажешь.

– Но все равно я ему благодарна, – буркнула Полли.

– За что же?

– За товар. Высший класс! – На ее лице появилась тоска. – Такого у меня в жизни не было. Если бы рядом из пушки палили, все равно я бы не услышала.

Хейз просмотрел все городские телефонные справочники, но ни в одном не нашел Ореккио – Морта, Мортона или Мортимера. Он позвонил в Бюро уголовной регистрации и через десять минут получил справку: человек с такой фамилией на учете не состоит. Тогда Хейз позвонил в Вашингтон в ФБР, чтобы узнать, нет ли там досье на этого человека. Он сидел за своим столом в комнате, пропахшей краской, когда вошел патрульный Ричард Дженеро и спросил, надо ли ему идти с Клингом в суд, где слушалось дело человека, задержанного ими на прошлой неделе. Дженеро все утро дежурил, страшно замерз и потому не торопился уходить. Он надеялся, что Хейз предложит ему кофе. Увидев фамилию Ореккио в блокноте Хейза, Дженеро пошутил:

– Опять итальянца подозреваете?