— Папа, может быть, хватит? — спросил Валерий. — Честное слово, достало уже. Мы и сейчас развиваемся.

— Развивается он, — проворчал старик. — С нынешним руководством не слишком–то разовьешься! На людях демонстрируют самостоятельность, а на деле пляшут под дудку американцев.

— Конечно, во всех бедах виноваты американцы, — язвительно ответил Валерий. — А свои остолопы ни при чем.

— А что, нет? Был один нормальный руководитель — это я говорю о Примакове — и того убрали с их подачи. Это до тебя еще не добрались. У тебя работают на экспорт треть предприятий. Вот погоди, лопнут еще несколько финансовых пузырей, которые выдувают в Штатах, запоешь совсем по–другому!

— Я пойду распоряжусь насчет чая, — не выдержал Валерий. — Все ты правильно говоришь, только толку–то с этих слов…

— А то я сам этого не понимаю, — с горечью сказал старик, глядя в спину уходившему сыну. — А кто поймет меня? Я всю жизнь прожил на Урале и в Москву вовсе не рвался, как другие. Я и после всего не хотел уезжать, когда Валера предложил переехать к нему. А что было делать, когда старые знакомые и соседи в глаза обзывают ворюгой, а когда не могут сказать, все равно так думают? Хорошо, что Мария умерла, не увидев, как от нее отворачиваются и плюют вслед. И за что? За то, что я пахал днями и ночами, или за сына? Ну позволил бы я тогда забрать тот завод одному из московских мальчиков, которых на него намечали. И кому от этого было бы лучше, если бы он его пустил по ветру? Государству? Тем, кто на нем до сих пор работает и получает неплохую зарплату? Эх…

— Не расстраивайтесь так, Сергей Павлович! — Ольга обняла старика за плечи. — Вам ли не знать людей? Они быстро забывают все хорошее, но стоит только один раз сделать то, что в глазах большинства достойно осуждения, и потом уже не отмоешься.

— Ты–то откуда об этом можешь знать, дочка? — удивился старший Рогожин. — Неужели действительно старше, чем выглядишь?

— Да, это связано с даром целителя. Прислушайтесь к себе, как самочувствие?

— Ничего не ощущаю, — неуверенно сказал старик. — А что должно быть?

— А ничего! — засмеялась Ольга. — Просто должны чувствовать себя здоровым человеком. Может быть небольшая слабость, но и она должна уйти через несколько дней. Попробуйте встать.

Сергей Павлович поднялся с кресла, прошелся по комнате и несколько раз присел.

— Коленей не чувствую, боли совсем исчезли, и печень не беспокоит. Это надолго?

— Трудно сказать, — задумалась Ольга. — Года на два–три. Если вернутся неприятные ощущения, скажите сыну, и я приеду еще раз.

— Да вы, милая, просто волшебница! Я себя последний раз так чувствовал самое малое лет десять назад. Ну наконец–то! Ты за чаем пошел или смылся от болтливого старика?

— За чаем, за чаем. А ты уже бегаешь? Помогла тебе наша кудесница?

— Еще как помогла! Перед вашим приездом разболелись колени и в боку опять распирало, а теперь вообще нигде не болит, да и сил вроде прибавилось. Где чай?

— Сейчас Нина принесет. Ольга, вы любите заварные пирожные? «Наполеона» у отца, к сожалению, нет.

— Придется вас сюда еще везти, — сказал Рогожин, когда они садились в машину, — а то отец меня заест, очень уж вы ему понравились, даже не считая лечения. Он после смерти матери тяжело сходится с людьми и обижен на весь свет, включая меня. Поэтому гости у него сейчас — явление редкое, я уже и забыл, когда он был таким оживленным и веселым. У меня, кстати, прошла головная боль. Это не может быть последствием вашего лечения?

— Может, — ответила довольная проведенным днем Ольга. — Я лечила вашего отца, но, видимо, и вас зацепило.

— Я не вижу у вас того отката, о котором вы говорили.

— Я себя нормально чувствую, — сказала девушка. — Я не так уж много потратилась на вашего отца. Не из жадности или экономии, просто ему много и не нужно. Кроме того, меня зарядило энергией происшествие в поезде. А с вами не придется специально сидеть. Мы только в машине пробудем вместе часа три, да еще сидели рядом у вашего отца. Думаю, что этого будет достаточно. Мы ведь и дальше время от времени будем встречаться? Вот и будете понемногу подпитываться. Хотя, если хотите…

— Нет, вы правы, пока воздержусь. Сейчас вас привезут домой отдыхать, а на завтра запланирована поездка в ассоциацию и к портным. Хотя, если у меня получится, вечером съездим к еще одному человеку.

— Мне расставлять обед, или вы будете только ужинать? — спросила Анна, когда они появились дома.

— Спасибо, Аня, — ответила Ольга. — Мы наелись в гостях и поедим позже. Покажите, где у вас ужин, а я сама разогрею. Незачем вам терять время из–за такой малости.

Женщины ушли на кухню, а Игорь переоделся в халат и лег на диван в гостиной ждать подругу.

— Ну что, можешь теперь сама кухарить? — спросил он, когда Ольга вернулась с кухни.

— Могу, но не буду. Если Рогожин за это платит, то пусть Анна и кухарит, а мне нетрудно разогреть уже приготовленное.

— Не скажешь, чем занималась, когда ораторствовал отец Рогожина? Я ведь заметил, что временами ты замирала и взгляд делался отсутствующий.

— Я настроилась на симпатию к старикану и, пока вы болтали о политике, просматривала память Занги.

— Я так и подумал. Накопала что–нибудь?

— Там все очень непросто, — поморщилась Ольга. — Человек запоминает не всю свою жизнь, а только десятую ее часть, но и этими воспоминаниями трудно пользоваться. А вот я могу их посмотреть почти все. Пусть меня интересуют последние десять лет жизни моей половины. Если их просматривать в реальном времени, мне потребуется год жизни, поэтому я смотрю память небольшими фрагментами, пропуская те из них, в которых нет ничего интересного. Это раз в десять–двадцать ускоряет просмотр, но требует большой концентрации. Чтобы экономить время, я буду заниматься этим урывками при каждом удобном случае. Так что ты не волнуйся, если увидишь, что я изображаю статую. Пока же результатов нет, слишком мало я видела.

— Иди в спальню, переоденься, потом позовешь меня.

— Звучит очень интригующе, я пошла.

Ольга зашла в спальню и через несколько минут позвала мужа.

— И это теперь называется переодеться? — спросил он, увидев ее уже в кровати, прикрытую одеялом.

— А что не так? Не терпится меня раздеть? Так удовольствие от раздевания несовершеннолетних получают только извращенцы, а ты у нас не такой. Иди ко мне, милый, давай сегодня обойдемся без прелюдий.

Когда закончили с любовью, Ольга положила ему голову на грудь, немного поерзала, устраиваясь поудобнее и сказала:

— Твоя жена после любви почти сразу же засыпала, а мне хочется опять тебя ласкать и получать в ответ ласки или хотя бы просто на тебе полежать, как сейчас. — Она немного помолчала и добавила: — Нет, просто лежать мне мало, хочется большего.

— Так вас же в тебе двое, — засмеялся Игорь, — и обе жадные до любви.

— А ты заметил, что стал гораздо сильнее?

— Так это из–за тебя?

— А ты думал! — засмеялась Ольга. — Когда ты последний раз смотрел на себя в зеркало?

— Каждый день смотрю, когда бреюсь. А что?

— То–то и оно, что каждый день, потому и не замечаешь изменений. Я здесь всего четыре месяца, а ты уже помолодел лет на пять. Жаль, что мне не хватает знаний. Каждый раз при любви я отдаю тебе очень много энергии и ничего не теряю сама. Как такое может быть? Я как проводник, по которому в тебя вливается сила. Я не знаю, откуда она берется, но явно не из меня. В противном случае ты меня давно выпил бы, как я выпила тех в поезде.

— А кто из вас меня больше любит? — спросил Игорь. — Можешь ответить?

— Ты не понимаешь сути слияния. Нет Ольги и нет Занги, есть нечто, что впитало в себя суть этих личностей и дало начало новой. Я говорю о Занге в третьем лице только для того, чтобы тебе было понятнее, какая часть моей сущности имеется в виду. А насчет любви… Даже когда мы еще не полностью слились, твое лицо не вызывало у Занги отторжения, хотя любая ее соплеменница назвала бы тебя уродом. Сейчас она любит тебя так же беззаветно, как и я. Ты сильный и нежный, ты ее любишь и даришь свою любовь, и она может понести от тебя ребенка. Что еще нужно женщине от мужчины?