— А в чем тогда лечение? — удивилась Лена. — Вам платят только за то, чтобы вы сидели?

— Ты не поверишь, но это действительно так! — засмеялась Ольга. — Понимаешь, я не лечу, как другие, исцеляет мое тело, а что при этом происходит, я и сама не знаю. Но многие уже полностью выздоровели, и я надеюсь, что смогу помочь и тебе.

— А ты в каком классе учишься? — спросила девочка, слегка смутив Ольгу своим вопросом.

— Я, Ленок, окончила школу экстерном, — ответила она. — А что?

— Да у меня почему–то не получается задача, а мама уже ничего не помнит. Поможешь?

— Без проблем! — Ольга принесла из гостиной стул, поставила его рядом с инвалидным креслом и сказала мужчинам: — А вы поговорите в гостиной с Анной Владимировной или хотя бы посмотрите телевизор, только тихо. Не мешайте девушкам заниматься.

Сначала они решили задачи по математике, потом занялись английским. После учебы Лена показала Ольге свои любимые книги. Когда Игорь через два часа заглянул в детскую комнату, там увлеченно обсуждался фасон платья, который подошел бы для новой куклы, потому что то, во что ее одели на фабрике, было ужасно безвкусно.

— Что, уже? — увидев мужа, спросила Ольга, имея в виду время.

— Два часа прошли, — сказал он. — Как твои успехи?

— Пока не проверяла, подождите еще немного.

— Тебе пора? — грустно спросила Лена.

— Почему такая печаль? Выше нос! Я к тебе завтра обязательно приеду. А пока давай посмотрим твои ноги.

Ольга опустилась на колени, сняла с ног Лены теплые меховые тапочки, стянула носки и немного задрала штанины пижамы.

— Чувствуешь что–нибудь? — спросила она, пощипывая стопы.

— Нет, ничего, — грустно ответила девочка.

— А сейчас? — Ольга перешла к прощупыванию нижней части голени.

— Ой! Больно! — вскрикнула Лена, скорее испуганная, чем обрадованная возникшей чувствительностью.

— Так это же замечательно, что больно! Следом за чувствительностью вернется и способность управлять мышцами. А потом нужно будет их понемногу развивать. Смотри, какие у тебя худые и слабые ноги! Все это поправимо, ты у нас еще будешь бегать!

— Мама! — закричала Лена, и на ее крик в комнату вбежала Анна Владимировна. — Мама, у меня ноги начали болеть, когда Ольга их щипает! Я их чувствую!

— Бедная девочка, — уже в автомобиле говорила Ольга. — Вся комната завалена игрушками, много книг, компьютер, куча всего и нет ни одной подруги. Вы видели, как она в меня вцепилась?

— По–моему, ты в нее не меньше вцепилась, — вздохнул Игорь. — Так мы с тобой и не завели детей, а я ведь чувствовал, что тебе их не хватает. И чего, спрашивается, сопротивлялась? То одна отговорка, то другая.

— Если бы вы с той Ольгой завели детей, то она не сбежала бы, а меня тогда вообще не было бы! А детей я тебе еще нарожаю, когда позволит жизнь.

— Значит, будем считать, что у вас все получилось? — спросил Рогожин. — Еще один визит, и чувствительность полностью восстановится?

— К завтрашнему утру она, возможно, будет уже шевелить пальцами. Раз процесс пошел, не вижу никаких проблем.

— Проблемы могут появиться, когда узнают о ее выздоровлении. Но тут уж ничего не поделаешь. Или спрятать вас от всего мира для собственного использования, или применять ваши способности с пользой для себя и для вас и готовиться к грядущим неприятностям. Слишком в паскудном мире мы с вами живем, ребята. Знайте только, что пока я жив, вас одних не брошу. И из–за той пользы, которая от вас может быть, и из–за остатков порядочности, которые во мне еще уцелели. Поэтому будем лечить людей из составленного мной списка. Если успеем поднять на ноги хотя бы половину, нас тогда без хрена не съешь! У этих людей огромные связи и влияние. И важно то, что у них сохранилась совесть, а то ведь есть такие, кого и лечить опасно. Вы его вылечите, а вместо благодарности получите комфортабельную тюрьму и пожизненное рабство.

— Все не так просто, Валерий Сергеевич, — сказал Игорь. — Ольга не катализатор, который достаточно сунуть в раствор. Одно ее присутствие на людей никак не влияет, важен эмоциональный настрой. А таких тюремщиков она будет не лечить, а убивать, причем это от нее не зависит. Даже если мне начнут на ее глазах тянуть жилы, чтобы заставить ее лечить, ничего не получится. Насильно мил не будешь.

— Завтра выберите время и съездите в клуб, о котором я говорил. Рыбину я уже дал команду.

— Ну что, вот и прошел твой первый рабочий день на новом месте, — сказал Игорь, когда шеф уехал, а они поднялись в свою квартиру. — Теперь это наш дом. Как настроение?

Он растрепал ей волосы, как любил делать когда–то, и обнял прижавшуюся к нему девушку.

— Игорь, мне страшно! — голос Ольги дрогнул, она всхлипнула и уткнулась ему в грудь лицом.

— Ты что, маленькая? Моя героическая жена, можно сказать, супергерла и эти слезы! Ты же у меня вообще ничего не боишься!

— Ничего не боятся только кретины, — шмыгнула она носом, постепенно успокаиваясь. — Немного храбрости в том, чтобы раскидать бандитов, если я заведомо сильнее. А ты из–за меня ввязался в такую игру, что или грудь в крестах, или голова в кустах. И мне кажется, что охотники за нашими головами скоро будут выстраиваться в очередь. Надо было не спешить, разобраться с наследством Занги, улучшить тебе организм, а уж потом во все это встревать. Шансов выкрутиться было бы больше.

— Ничего, завтра поедем в клуб и послушаем, что по поводу твоего мужа скажут специалисты. Можно ли из меня в короткие сроки сварганить Чака Норриса. Я очень постараюсь не быть для тебя обузой. И не надо вскидываться и убеждать меня в том, что никакая я не обуза. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. А в остальном придется положиться на опыт Рогожина. Мне придется, забыв о сне, качать мышцы и отрабатывать удары и стрельбу, а тебе — рыться в своей памяти и искать то, что может придать новые силы. А если навалятся неприятности, то это произойдет не сразу. Позже надо будет поинтересоваться у Рогожина насчет запасного варианта на случай бегства. Хотя, если честно, мне страшно не хочется покидать родину. Пусть здесь мрачновато, неуютно, а порой и страшно, но это все свое, родное. Мрачность и неустроенность — это только одна сторона жизни, а есть еще и светлые стороны. И потом бросать родителей…

— И все из–за меня!

— И все из–за тебя, — подтвердил он, целуя по очереди соленые глаза. — У меня теперь все в жизни будет из–за тебя. Из–за чего еще рисковать мужчине, если не из–за любимой женщины? Я тебя, может, еще и за то полюбил, что ты драчунья и непоседа, которой всего на свете мало. Ты выбила зубы тому хаму в девятом классе, и я сразу же решил, что надо держаться этой девчонки. Со всех сторон получается выгода. Если что, она себя в обиду не даст, и мне не придется вмешиваться самому. Да и вообще посмотрят, какая у меня жена, и решат, что я еще круче, а связываться с таким…

— Да ну тебя! — засмеялась Ольга. — Все–то тебе шутки!

— Если муж шутит, а жена плачет — это нормально! — наставительно сказал Игорь. — Гораздо хуже, если все происходит наоборот.

— Хуже для мужа? Ладно, ты меня успокоил, пошла переодеваться. Уже, наверное, и ужинать пора, а то нас в гостях даже тортом не угостили, жмоты!

Она ушла в спальню, а Игорь остался стоять, пытаясь справиться с тоской и предчувствием беды. Жену он успокоил, кто бы еще успокоил его. И как она не почувствовала его настроения с ее–то чувствительностью? Нужно было срочно взять себя в руки, а сделать это было нелегко. Он привык нести груз ответственности за себя и за жену, а сейчас от него почти ничего не зависело. Плыви, рыбка, по течению в надежде, что никто не расставил на твоем пути сети. Хорошо тем, кто может позволить себе быть слабым, он такой возможности не имел.

Утром Ольга проснулась первой и некоторое время лежала и смотрела на лицо Игоря, такое родное и такое беззащитное сейчас, когда он спал и не играл роль сильного и уверенного человека. Она почувствовала вчера и его тоску, и растерянность, и страх за нее и ужаснулась тому, что наделала. Из–за своих амбиций и желания ярко прожить жизнь она бросила на чашу весов судьбы не только свою свободу, но и жизнь любимого человека. Если ее постараются сберечь, то с ним никто возиться не будет. И тогда ей самой придется за него отомстить, а потом сдохнуть, потому что без него никакая жизнь для нее уже не имеет цены, тусклая она или яркая. Отступать было некуда, оставалось только копить силу, пробивая в этой полной опасностей жизни место для них обоих. Ольга прикрыла глаза и погрузилась в ту часть своей памяти, которую они с мужем называли памятью Занги.