— Не в этом дело, мне с тобой всегда хорошо. Я понимаю, что дед ничего не видел и не слышал, но мне его присутствие все равно было неприятно. Правда, только до тех пор, пока я не позабыл обо всем, кроме тебя. А что ты ему сказала на ухо перед уходом?
— Он, может, ничего не слышал, хотя я не всегда могу и хочу сдерживаться, но прекрасно понял, чем мы занимались у него за спиной. И мне совсем не улыбается, чтобы он потом распустил свой поганый язык. Поэтому я ему на такой случай пообещала много чего интересного, призналась, что ведьма, и послала небольшую волну жути.
— Поверил, как думаешь?
— А мне и думать не надо, знаешь, как от него несло страхом? Я даже подумала, что перестаралась и он сейчас обделается. К счастью, обошлось.
— Ладно, все хорошо, — он поцеловал жену в висок. — Давай спать.
Ночью Ольга проснулась с бешено колотящимся сердцем и села на кровати, стараясь не разбудить Игоря. В носу еще стоял запах степных трав и дыма горящих костров, на которых женщины стойбища варили похлебку. Сон наплывал, вспоминаясь в мельчайших подробностях и принося ощущение чего–то важного.
Мать позвала Зангу, игравшую недалеко от своего шатра с соседкой Зукой.
— Иди сюда, дочь! Сегодня наша очередь нести деду еду. Возьми миску и лепешки и отнеси. Потом можешь вернуться, никуда твоя Зука не денется.
— Мама, я не хочу к деду! — захныкала восьмилетняя Занга. — Я его боюсь. Может, пошлем брата?
— Вот еще глупости! — рассердилась мать. — Это твой родной дед, и он тебя не съест. И не дело мальчишек делать женскую работу. Держи похлебку.
Взяв в руки обернутую в тонкий войлок миску и узелок с лепешками, девочка побежала к центру стойбища, туда, где стоял шатер шамана. Подойдя к нему вплотную, она услышала, что дед говорит с кем–то из мужчин, и хотела войти, но узнала голос вождя и не посмела переступить порог. Все дети племени боялись этого седого, украшенного шрамами, но еще крепкого на вид старика, хотя для ежегодных жертвоприношений он выбирал всегда одних девочек. Занга хотела отбежать подальше и подождать, пока дед останется один, но следующие слова мужчин заставили ее ноги прирасти к земле, а сердце сжаться от страха.
— И что ты собираешься делать с этой девчонкой? — спросил вождь. — Может быть, принесем ее в жертву богам–покровителям на ближайшем Круге?
— Зангу? — сказал дед. — Нет, пусть живет. В ней моя кровь, и я не вижу опасности.
— А ее сила? — возразил вождь. — Сам же говорил, что она сильнее остальных женщин племени. Ты знаешь законы Круга, мы не можем давать женщинам такую силу. Достаточно того, что они в свое время правили племенами, такое больше не должно повториться!
— Я знаю законы, — согласился шаман, — но я так же знаю и то, что уничтожение магически одаренных девочек привело к тому, что магия в племенах вырождается. Пройдут еще сто лет, и наши люди вообще забудут, что это такое. Занга без знаний не опасна, а учить ее никто не собирается. Зато она может передать свой талант детям, и необязательно это будут одни девочки.
— А если она получит доступ к наследственной памяти, к твоей памяти, Зартак?
— А как ты это себе представляешь? Наследственная память не связана с телом, лишь с духом. Постичь ее нелегко даже тому, кто видит потоки силы, а она пока лишена даже этого.
— А если ей это все–таки удастся?
— Тогда Занга умрет, и я не посмотрю на то, что она моя внучка. Их у меня больше, чем пальцев на руках.
— Смотри, — предостерегающе сказал вождь. — Ты сказал — я услышал!
Больше она не стала слушать и бросилась прятаться за угол шатра. И вовремя: откинулся полог, и вышел вождь, который огляделся и не спеша направился к своему шатру. Она посидела на корточках, пытаясь унять сердцебиение, потом вошла в шатер и окликнула шамана:
— Деда, это Занга. Мама прислала еду, мне можно зайти?
— Входи, — разрешил дед. — Поставь все на кошму и подойди сюда.
Она положила все на войлочную подстилку, покрывающую весь пол в шатре, и подошла к деду, внутренне цепенея от страха. Как всегда, шаман видел ее насквозь.
— Подойди ближе! — приказал он. — И не нужно так бояться, я не питаюсь внучками, а твоя мать — самая любимая из моих дочерей. Поэтому я хочу дать один совет, который сбережет тебе жизнь. Никогда не заглядывай внутрь себя, там для тебя только смерть. Сейчас ты забудешь мои слова и вспомнишь их тогда, когда придет время. А теперь иди к матери и постарайся поменьше попадаться на глаза вождю.
— Не заглядывать вглубь себя, — повторила про себя Ольга слова шамана. — А вот хрен тебе, дед!
Утром Ольга была непривычно задумчива и немногословна.
— Что–то случилось? — забеспокоился Игорь. — Ты явно не в своей тарелке!
— Видела интересный сон, — отозвалась Ольга. — Скорее всего, это вообще не сон, а часть воспоминаний Занги. У них в племенах когда–то был матриархат, который держался на магической силе жриц. Потом в связи с нашествием соседей жрицам пришлось поделиться своими знаниями с мужчинами, иначе племенам было не выстоять. Так закончилась эпоха матриархата. После победы над врагом мужчины уничтожили всех жриц и больше уже никогда не давали в руки женщин такой силы, как магия. Они даже убивали всех девочек, в ком был от рождения сильный дар. Хотели убить и меня, но дед не позволил. Он был, наверное, самым сильным шаманом Круга племен и очень боялся, что такая практика приведет к полному исчезновению магии в людях степи. Его убили незадолго до того, как меня украли сакты.
— И что ценное для тебя в этом сне?
— Самое ценное — это то, что в наследственной памяти Занги спят знания поколений шаманов нашего рода!
— А ты–то здесь при чем? Наследственная память в генах, а сакты тебе поменяли геном на Ольгин.
— А вот и нет! В генах скрыта наследственная память тела и ничего больше. То, о чем говорил дед, скрыто в той субстанции, которую мы называем духом или душой. И дед запретил мне под страхом смерти заглядывать в себя. А что такое взгляд в себя, если не медитация? Сегодня же нужно поездить по книжным магазинам и поискать кое–какую литературу, а заодно купить комп. Я узнала у Анны, что в нашей квартире есть Интернет. Все прежние жильцы, кто хотел, им пользовались. Что у нас на сегодня, кроме ателье?
— Рыбин говорил о стрелковом клубе. Да и очередного клиента наверняка подбросят. Моему тренеру еще рано звонить, сделаю это завтра. Так что, если не захочешь в театр, то у нас должно быть время на книги и комп.
— Рано нам с тобой ходить по театрам, хоть и хочется. Мне не терпится стать сильнее и заняться тобой. Пошли завтракать. Аня уже все приготовила, и Виталий скоро начнет названивать.
— Я ничего не смог разобрать в этой записи, — сказал пожилой мужчина, с коротко стриженными седыми волосами и перевел взгляд с застывшего на экране кадра на собеседника, которым был тренер, проверявший бойцовские навыки Игоря.
— Я тоже не разобрал, — согласился тот, — пока не пустил запись с пониженной частой кадров. Мы всегда ведем скоростную съемку, чтобы в подробностях разобрать все нюансы схватки. И этот случай не был исключением.
— И во сколько же раз пришлось замедлить?
— Я замедлил в три раза. Надо бы замедлить больше, потому что она все–таки слишком быстро двигалась, но тогда теряется непрерывность движений. У нас для нее слишком низкая частота съемки.
— Однако! — удивился седой. — Запускай еще раз, посмотрим.
С полминуты они смотрели, как одетая в трико девушка танцевала на татами завораживающий своей сложностью и грацией танец, выбивая дух из окружавших ее спортсменов.
— Я уже раз десять смотрел, — признался тренер, — и тянет смотреть еще. Что–то в ее движениях есть завораживающее, одновременно жуткое и красивое.
— Как в танце кобры, — хмыкнул седой. — Неужели все–таки они?
— Не похоже, — покачал головой тренер. — Они так глупо никогда не подставляются. Ведут себя у нас достаточно свободно, но в то же время и осторожно, а если попадают под наблюдение, сразу же исчезают. А эта, судя по всему, никуда не собирается исчезать.