– Помню, – растерянно кивнул я.

– Прочтите.

Я начал читать:

Стихи были длинные, говорилось в них о девочке, сидевшей в зале, о ее любви к солдату, о том, что любовь эта не всегда взаимна и у парня, кроме мыслей о любви, есть еще долг и служба. В общем, написаны они были наивно, но искренне.

Когда я закончил чтение, на некоторое время воцарилось молчание. Потом Пикин, глубоко вздохнув, сказал:

– Может, и вправду что-то не так, что-то слабовато. Но есть божья искра, так ведь? А талант негоже губить, правильно? Наказать твоего друга накажем, авось поумнеет, но накажем в пределах разумного, чтобы не сломать. Однако если он еще хоть раз...

Больше Пикин ничего не сказал, но красноречиво постучал ладонью по столу.

Судьба уберегла Григория от очередного наказания, которое могло быть действительно суровым. Через некоторое время после вышеупомянутого разговора с командиром части я, Гера Смирнов, Саша Кузнецов и Стас Чекалёв (мастер спорта по конькобежному спорту, он после службы в армии закончил МИФИ и стал физиком-ядерщиком) отправились на лыжную тренировку в район деревни Крекшино. С нами собрался идти и Минскер, но в самый последний момент что-то помешало ему. А мы часа два побегали, потом заехали к знакомым девчонкам на чай, засиделись там, забыли о времени и вспомнили, что можем опоздать в часть к вечерней поверке, только когда на улице уже стемнело.

Вьюжило, ветер дул в лицо. Саша Кузнецов не был лыжником, ему каждая сотня метров давалась с трудом, он быстро выдохся и все чаше останавливался передохнуть. Мы уже поняли, что на поверку не успеваем, и утешало нас лишь то, что Гриша Минскер остался в подразделении. Он на лыжах вообще не умел ходить, и с ним бы мы вернулись в часть разве что к полуночи.

Мы катастрофически опаздывали. За это нас ждало наказание, поэтому надо было придумать уважительную причину. Добежав до КПП, мы сняли лыжи, сделали из них импровизированные носилки и уложили на них двухметрового Кузнецова. Так и явились в казарму. Тут же возник подполковник Смирнов:

– Что у вас за беда стряслась?

– Рядовому Кузнецову плохо стало, сердце прихватило от физических нагрузок, – пояснил я.

Беда склонился к Саше:

– От нагрузок или от спиртного?

Каюсь, у девчонок мы выпили входивший тогда в моду вермут, пахнущий полынью и ванилином. Подполковник учуял запах, но вермута, видимо, никогда не пил и поэтому спросил:

– Валидол ему давали?

– Так точно, товарищ подполковник, – гаркнули мы.

– Тренироваться тоже с умом надо, – назидательно поднял вверх палец Беда. – Считайте, что выговоры вам обеспечены.

Минскер после этого нам сказал:

– Хорошо, ребята, что я с вами не пошел. Выговорами бы дело не кончилось.

Шел последний, третий год нашей срочной службы. Тогда для солдат существовало такое послабление: дембелей могли отпускать на сдачу экзаменов в институт. Этим решили воспользоваться я, Гриша Минскер, Саша Кузнецов, Вадим Рубцов, некоторые другие наши сослуживцы. Мы двинулись поступать в Центральный государственный ордена Ленина институт физкультуры (ГЦоЛИФК).

Я к экзаменам готовился серьезно и поступил без всяких проблем, равно как Саша, Вадим и Григорий. В то время предпочтение в приеме отдавалось тем, кто уже отслужил. В нашей группе из двадцати пяти студентов семнадцать пришли из армейских рядов.

ГЦоЛИФК был уникальным в своем роде учебным заведением. Он был создан в 1918 году с целью подготовки тренерских и преподавательских кадров для общеобразовательных школ, техникумов, вузов, спортивных клубов и команд, воинских подразделений. Здесь могли учиться спортсмены, уже имеющие разряд не ниже первого по какому-либо виду спорта.

Естественно, с особенной радостью принимали в институт мастеров и заслуженных мастеров спорта.

В этом учебном заведении была военная кафедра, и все студенты, невзирая на пол, проходили военную подготовку. В годы Великой Отечественной из них был сформирован отряд особого назначения, который участвовал в обороне Москвы, а затем дошел с боями до Берлина.

В ГЦоЛИФКе учились такие выдающиеся спортсмены СССР, как А.И. Чернышев, М.И. Якушин, А.В. Тарасов, A.M. Кострюков, К.И. Бесков. Обучали их не менее знаменитые педагоги. Старшим преподавателем на кафедре футбола и хоккея был заслуженный мастер спорта СССР П.А. Савостьянов. Работали в институте И.И. Лукьянов, участник Великой Отечественной войны, судья международной и всесоюзной категорий, наставник известных наших арбитров В. Бутенко, В. Липатова;

ПН. Казаков, бывший футболист столичных «Динамо» и «Спартака», судья международной и всесоюзной категорий, судивший матчи Олимпийских игр, чемпионата мира, финал УЕФА. Среди наставников был испанец Роберто Сагасти, ребенком приехавший в Союз из Испании, игрок московского «Спартака», педагог, как говорится, от Бога.

Уже во время моей учебы в стенах института (ректором тогда был Иван Денисович Никифоров, прекрасный организатор, большой ученый) появились преподаватели новой формации, в значительной мере обновившие, а порой и опровергшие установившиеся представления в области методики физической культуры, физиологии, биохимии. В научные исследования внедрялись методы математической статистики. ГЦоЛИФК работал в тесном контакте с Всесоюзным научно-исследовательским институтом физической культуры, где также были собраны лучшие научные кадры отечественного спорта.

Новые методики преподавания были результативны. О моих сокурсниках скоро заговорили любители и специалисты футбола. В моей группе учились Вадим Никонов, Юрий Савченко, Валерий Бутенко. Никонова и Савченко пригласили играть за основу московского «Торпедо». В. Бутенко стал мастером спорта по футболу, судьей всесоюзной и международной категорий, судил матчи чемпионатов мира, Европы, еврокубков.

Наши студенческие годы пали на начало 1960-х годов. Как и студенты других вузов, мы читали стихи А. Вознесенского, Р. Рождественского, Б. Ахмадулиной, Е. Евтушенко, Э. Асадова, повести Н. Думбадзе, В. Аксенова. Обсуждали фильмы А. Тарковского, роли О. Ефремова, О. Табакова, Т. Дорониной.

В 1950-х годах появилась плеяда спортсменов, оставивших след в истории легкой атлетики, хоккея, футбола. За футбольные команды своих институтов играли тогда В. Старшинов, братья Майоровы, В. Соловьев. В нашем институте в турнирах и первенствах разных уровней играло пять футбольных команд. Свои команды были в МАИ, МАТИ, у бауманцев. Нередко в институтских командах играли кандидаты в мастера спорта и даже мастера спорта, выращенные в своих коллективах!

Я и Саша Кузнецов играли за первую команду своего института на первенство Москвы. Кроме этого, мы оба защищали еще и честь «Крыльев Советов» – того самого общества, за которое я и крал с детства. Выступая за «крылышки», я увидел, так сказать, в деле живую легенду нашего футбола – Эдуарда Стрельцова.

Тогда не только московские болельщики «Торпедо», а, можно сказать, вся страна с придыханием произносила его имя. Спустя много лет по линии ФИФА я был в одной из стран Латинской Америки. Когда на официальных и неофициальных встречах узнавали, что я русский, люди восклицали: «О, Стрельцов!» Так мы часто Пеле ассоциируем с Бразилией, а точнее, Бразилию с Пеле.

Я участвовал в одной из первых игр после возвращения Стрельцова из лагерей. Раньше я видел его только с трибуны – мы специально ходили смотреть на «Стрельца». Теперь он был не так строен, не так подвижен, но что же он творил на поле! Поистине возраст не властен над гениями. Он находился на границе штрафной, спиной к воротам. Я его вроде бы плотно опекал, но Эдуард принял мяч на грудь, не дав ему опуститься на землю, развернулся и пробил! Саша Кузнецов, ученик Яшина, оказался бессилен.