Вскоре после выхода книги из печати в наш адрес стало поступать множество писем. Многие из них подписывались не самими участниками Сталинградской битвы, а их родными, близкими и знакомыми.

Из воинской части города Томска пишет Яков Хант, сын погибшего пулеметчика: «Отца своего не помню. Когда он ушел на фронт, мне было всего полтора года. Двадцать лет мы с матерью не знали, где и при каких обстоятельствах сложил голову наш отец. И вот теперь мы узнали, что он геройски погиб в боях за Сталинград».

Потом пришло письмо из села Политотдельское Сталинградской области. Его прислал сын погибшего Андрея Сабгайды. Владимир Андреевич описал все, что помнил о своем отце, сообщил о здоровье матери Анны Никитичны и о своей учебе в высшем военно-морском училище.

Затем почта доставила весточку из Астрахани от дочери погибшего пулеметчика Ивана Свирина. «Мой папа, — писала она, — на фронт ушел в сорок первом году, а в феврале сорок третьего пришло извещение о его смерти. Погиб он в Сталинграде».

Все мы хорошо помнили об Алеше Чернышенко, но фамилию его никто из нас не сохранил в памяти. Припоминалось, что начиналась она с буквы «Ч», поэтому в книге мы назвали его наугад Черкашиным. И вот из станицы Шипутоно Алтайского края авиапочта привезла нам объемистый конверт со штемпелем «заказное». С фотографии, которая пришла вместе с письмом, на нас открытыми глазами смотрел наш Алеша. «Нет, — сообщали родители — отец Никифор Денисович и мать Варвара Петровна, — наша фамилия и фамилия Алеши не Черкашин, а Чернышенко».

Каждый день письма приходили к нам со всех концов страны. Из Ярославской области Сергей Иванович Бубнов писал об Алексее Ивановиче Аникине. «В 1943 году мы с ним служили в одном батальоне 302-й стрелковой дивизии. В бою под городом Луганск в последней схватке, отбивая психические атаки фашистов, он бросился с горсткой бойцов своей роты в контратаку и погиб на моих глазах».

О бывшем командире 7-й роты Иване Ивановиче Наумове сообщает его брат из Старополтавского района Сталинградской области Дмитрий Иванович Наумов. «Мой брат рождения 1911 года, города Ленинска, что за Волгой. Перед войной работал управляющим 2-го отделения совхоза „Красная Звезда“. Когда ушел на фронт, дома у него оставалась жена Ульяна Петровна с дочерью и мать. Мать наша Марфа Ефимовна недавно умерла, а где сейчас Ульяна и дочь, не знаю».

Долго не подавал о себе весточки бывший автоматчик Андрей Егорович Шаповалов, но друзья упорно разыскивали своих боевых товарищей. И вот, наконец, пришло письмо из Лазовского района Харьковской области. «Демобилизовался я сразу после войны, — писал он, — окончил годичную школу ветеринарных фельдшеров и работаю в своем совхозе по специальности».

Там же, на Харьковщине, в Волчанском районе нашелся и бывший бронебойщик Григорий Иванович Якименко. В январе 1943 года в боях за рабочий поселок «Красный Октябрь» он был ранен. После госпиталя попал в другую часть и участвовал в боях до конца войны. Сейчас работает заведующим молочно-животноводческой фермой.

Настал новый, 1963 год. В жизни волгоградцев он ознаменовался важным событием. 2 февраля отмечалась историческая дата — 20-летие Сталинградской битвы. На площади имени Павших борцов у обелиска павшим героям гражданской и Великой Отечественной войн зажгли вечный огонь.

К тому времени мы уже знали о судьбе каждого участника обороны дома, но поиски продолжались. Нам ничего еще не было известно о мирных жителях, ютившихся в подвалах нашей «крепости», и наши усилия увенчались успехами.

Прогуливаясь как-то летним днем по набережной Волгограда, мы присели с товарищем на скамейку отдохнуть и покурить. Вскоре к нам подошел незнакомой мужчина, и мы с ним разговорились. Он оказался мастером одного из цехов тракторного завода и назвал себя Анатолием Алексеевичем Петровым.

— А вы знаете, — сказал он, — в доме, в котором я живу, в соседнем подъезде есть женщина. Она как-то говорила, что жила в подвале вашего дома.

Это сообщение, естественно, вызвало у нас огромный интерес. Хотелось скорее узнать, кто она? И мы тут же, заполучив адрес у мастера цеха, отправились на розыски.

Отыскать дом по проспекту Ленина под номером 16 особого труда не представляло. Он оказался в самом центре города. А вот найти человека, не зная фамилии и квартиры, удалось не сразу.

Мы стучали в каждую квартиру, и все жильцы отвечали нам одно и то же: «Нет, не живет; нет, не живет; нет, не живет». Поднимаемся еще на один этаж выше и снова мой «поводырь» стучит в очередную 99-ю квартиру. Пока ждем ответа, скажу несколько слов о своем товарище. Это мой сосед, бывший летчик Анатолий Иванович Федулов. Во время войны командовал эскадрильей штурмовиков. За примерные действия подразделения в бою и личные подвиги награжден шестью орденами и несколькими медалями Советского Союза.

Он часто мне рассказывал о фронтовых делах, о боевых подвигах летного состава полка, называл их имена и не подозревал, что через пять лет, в канун 51-й годовщины Великого Октября, отправляясь в свой первый космический рейс на корабле «Союз-3», один из его боевых друзей, ныне летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза Г. Е. Береговой вспомнит о нем, как о фронтовом товарище, и с центрального космодрома передаст ему дружеский теплый привет.

Вернемся на лестничную площадку четвертого этажа. Дверь нам открыла женщина ниже среднего роста, в темном домашнем платье.

— Вам кого надо? — спросила она слабым простуженным голосом.

— Скажите, здесь не живет женщина, которая во время боев в Сталинграде жила в подвале дома, что на площади Ленина? — осведомились мы.

— Это я… — сдержанно ответила хозяйка и пригласила в свою комнату.

О том, что один из нас является участником обороны этого дома, мы промолчали. Отрекомендовались просто ветеранами войны, собирающими материал о героической обороне прославленного дома. Но когда она взволнованно стала рассказывать обо всем, что сохранилось в ее памяти и назвала свою фамилию, я узнал в ней ту самую мать, у которой был тогда грудной ребенок.

— Тетя Дуся!.. — взволнованно воскликнул я.

И тут же почувствовал, как на мои плечи упали ее руки. Мы обнялись.

Да, это была она — Евдокия Григорьевна Селезнева, из семьи Диковых. Это о ней говорили тогда женщины: «Мать еще может быть дня два-три и протянет, а ребенок доживает последние часы». Так думали и мы. И вот через девятнадцать лет узнаем, что она жива и работает на том же заводе, что и до войны.

Успокоившись немного, Евдокия Григорьевна стала рассказывать обо всем пережитом, но о своей маленькой Зине не проронила пока ни одного слова. И мне показалось, что ей просто больно об этом говорить. Не хотелось и мне ворошить материнское сердце, но она вдруг заговорила сама.

— А вы знаете? Дочурка моя Зина жива. — И тут снова она разволновалась.

— Где же она теперь? — спросил я после продолжительной паузы.

— Зина моя учится на последнем курсе машиностроительного техникума, — ответила хозяйка. И, взглянув на ходики, тикавшие на стене, добавила: — Теперь уже скоро придет домой.

Пока мы поджидали Зину, Евдокия Григорьевна рассказала, как она вернулась из-за Волги, как участвовала в восстановлении города и родного завода, как похоронила отца, мать. В заключение она сказала:

— А муж мой, отец Зины, как ушел тогда в народное ополчение, так и не вернулся, погиб в бою за тракторный.

— Где же остальные жильцы нашего дома? В городе кто-нибудь из них есть? — поинтересовался я.

— После боев сразу, было, все вернулись сюда, потом поразъехались. Помните, в большом подвале жили две барышни, одну, кажись, Наташей звали, другую Ниной. Они после войны на Украину уехали. В городе, кроме нас с дочкой, живет Ванюшка Фалеев, помните, мальчик был у нас в доме. Теперь он женатый, работает электросварщиком на авторемзаводе, а его мать Прасковья недавно умерла. Еще здесь живет моя сестра Мария, у которой были тогда две девочки. Старшая Светлана замуж вышла, работает на «Красном Октябре», а младшая Нина на заводе тракторных деталей. Где остальные — не знаю.