НОВАЯ ЖИЗНЬ

Скоро он не мог выполнить все предложения и заказы. Издательство "Время" просило написать роман "в духе Жюля Верна", ленинградский ТЮЗ пьесу. Заманчивое предложение - писать "детскую энциклопедию" - пришло из Москвы.

"У меня гибель интереснейшей работы, - сообщал Житков племяннику. Этот ход, который меня сейчас захлестнул, не даёт мне опомниться. И я пишу то передовицы, то авантюрные рассказы, то технику, то редактирую, а тут этот театр, который меня пленил".

Для Житкова началась новая жизнь, и он с жаром набросился на дело, о котором давно смутно мечтал и которое было его истинным призванием.

Писатель Евгений Шварц вспоминал, как до глубокой ночи засиживались в редакции Маршак и Житков, героически "сооружая" слово за словом очередной номер тоненького "Воробья". Напряжённо искали слово самое нужное, самое точное.

Увидели свет первые рассказы Бориса Житкова, вот уже вышла первая книжка "Злое море" - сборник морских новелл. Книга имеет успех, но Житков недоволен: "гадко написано", "сделана наспех, впопыхах".

Он был беспощаден к себе, сколько бы ни писал. Требования его были беспредельны. Ему всё казалось, что не попадает он "в самую точку", "туда, где самая-то жизнь в каждом человеке бьётся". "Туда бы надо вжечь, - мечтал он, - а я - рядом". Житков был писателем исключительной правдивости. Ещё в самом начале своего творческого пути он писал: "Главное моё дело тут правда, самая подлинная чтоб правда была". От этого правила Житков никогда не отступал.

В 1925 году выходит его вторая книга "Паровозы". Житков сотрудничает в ленинградских и московских журналах, работает над романом "Виктор Вавич".

Его друзья вспоминают, как в эту светлую для Житкова пору любил он принимать гостей у себя дома, в Ленинграде, на Матвеевской улице. У него и праздник был свой, особенный - день весеннего равноденствия. К "празднику" выпекался специальный пирог, а гости должны были непременно приходить в белом.

Нетерпеливо ожидая друзей, Житков встречал их прямо на улице. А когда собирались за просторным столом, начиналось весёлое безумие. Рыжий кот по приказу хозяина "Стань обезьяном!" послушно прыгал на стул и замирал на задних лапах, положив передние на спинку стула. "Але-гоп!" - командовал Житков, и кот прыгал в обруч, затянутый бумагой. Дрессированный пудель Кус умел "ходить сатаной" и понимал (так утверждал Житков) двести слов. В кругу друзей Борис Степанович сразу становился центром разговора. Рассказчиком он был непревзойдённым.

Он любил почитать вслух свои ещё не опубликованные произведения и при этом проследить за впечатлением, которое они производили.

Мнением своих слушателей, маленьких и больших, он чрезвычайно дорожил.

Но вот редко кому удавалось слышать его игру на скрипке. Он играл для себя, играл самозабвенно. Когда не удавалось играть, он тяготился и мучился. "Музыкант я никакой, но я так влюблен в скрипичную игру и такой она мне кажется значительной и таинственной, что я не могу бросить, - писал Житков. - Порядочно играть я никогда, наверное, не выучусь. Поздно уже, я стар для этого. Но мне всё равно это необходимо, не могу, например, писать, когда не играю". В письмах его нередко можно встретить ноты. Однажды он подарил свою книгу и на титульном листе вместо дарственной надписи изобразил нотную строку.

Имя Бориса Житкова становится широко известным. Его рассказы, повести, книги нравятся юным читателям. С ребятами он говорил прямо и серьёзно, не скрывая суровой правды жизни, с верой, что они поймут его, с убеждением, что к самому сложному "можно в упор подвести ребят".

Каждый его рассказ, каждая книга - это опыт, поиск. Один писатель назвал Бориса Житкова "вечным Колумбом", то есть вечным искателем. Он написал сказку о доверчивом, добром утёнке и романтическую легенду о каменном корабле Элчан-Кайя, фантастическую повесть и роман.

Писал о слонах, за работой которых наблюдал в Индии, и юрких мангустах, о шаловливой, надоедливой обезьянке Яшке и ручном волке, о том, как светит электрическая лампочка и как работает телеграф. А то начинал рассказывать, как сделать модель буера или теневой театр. И обязательно сам всё это смастерит, испытает. И даже нарисует картинки. Он считал, что писатель, тем более детский, должен уметь работать не только головой, но и руками. "Что же это за детский писатель, - как-то заметил Борис Степанович, - если он даже гвоздя в стену вбить не умеет?"

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

В августе 1936 году Борис Житков начал удивительную книгу. Предназначалась она для малышей от трёх до шести лет, но по размерам, по толщине никак этому возрасту не соответствовала. Тринадцать печатных листов! Такой большой книги для дошкольников никто ещё не писал.

Житков решил рассказать в ней о железной дороге, пароходе, метро, зоосаде, о том, как ловят рыбу, выращивают пшеницу, как устроен танк, что такое Дворец пионеров и ещё о многом другом. Одним словом - написать энциклопедию для малышей.

Герой книги, четырёхлетний Алёша, как и все дети в его возрасте, то и дело задает вопрос "почему?". За это его прозвали Почемучкой. Он едет на поезде, потом плывёт на пароходе, летит на самолёте и сам обо всём, что видел, рассказывает.

Житков сделал рассказчиком самого Алёшу для того, чтобы пользоваться только понятными малышам словами (даже когда речь идёт об очень сложных вещах). Он мог проверять себя прямо на слух. "Всякое чуждое возрасту слово, - говорил он, - торчало и требовало замены".

Опираться Житкову было не на что. "Очень трудную форму я взял, - писал он, - от первого лица. И этому "я" четыре года. Объясни метро - мозги вывихнешь. Тропинок по этим джунглям не проторено, и я рвусь целиной и уже ободрался достаточно".

Зимой 1937 года Борис Степанович заболел. "Я лежу, болен, - писал он сестре. - Не знаю, как дальше будет. Первый раз в зрелой жизни болею и с болезнями обращаться не умею".

Один литератор посоветовал Житкову лечиться голодом. И он начал голодать. Нетрудно представить, какой огромной воли требовал этот, по выражению Бориса Степановича, "факирский" метод лечения.