— Как свидетельствуют реляции главнокомандующих армиями, — заговорил Чернышёв, — турецкий везир, будучи озабочен движениями Второй армии, держался Рябой Могилы, положение которой мы токмо недавно сведали. На защиту же Хотина и против Первой армии употреблял только конницу, которая стойкостью не отличалась и всегда ретировалась, не имея, по всей вероятности, намерения защищать ни Молдавию, ни Хотин, ни опустошённые земли.

   — Что ж он так? — раздувая щёки, спросил расслабленно Кирилл Григорьевич Разумовский. — Воевать одной конницей... И без пушек.

   — В той стороне ближе двухсот вёрст от Хотина не было нигде провиантских запасов для пешего войска. Поэтому и не мог он действовать всеми своими силами, — ответил Чернышёв фельдмаршалу. И, повернув голову к Екатерине, заключил: — Вот эти-то крайности, испытываемые неприятелем на протяжении всей кампании даже более наших против него действий, поспешествовали его удалению из тамошних мест...

Говоря эти слова, Чернышёв в какой-то мере покривил душой. Будучи опытным генералом, он конечно же понимал, что неуверенность Али-Молдаванжи-паши была вызвана прежде всего умелыми манёврами Румянцева. Не имея достаточных сведений о численности и намерениях Второй армии, великий везир отовсюду получал донесения о появлении российских войск. Действия отряда генерал-поручика Берга в Приазовье и у Крыма, рейд лёгкой кавалерии генерал-майора Зорича к Бендерам, а запорожцев к Очакову — всё это сбивало с толку Али-пашу, и он, так и не решив, что следует предпринять, в полном бездействии простоял пол-лета у Рябой Могилы. И даже не оказал должной помощи гарнизону осаждённого Хотина, отправив к крепости лишь часть своей стотысячной армии. Чернышёв, разумеется, понимал это, но не хотел лишний раз возвышать Румянцева в глазах Екатерины и Совета.

   — ...Что касаемо нашей пехоты, то от пехоты неприятельской она в минувшее лето не видела прямого противоборства. И полагать можно по её превосходному состоянию перед неприятельской, что количество той и качество нашей могут быть совместимыми величинами. Но поскольку визирь на будущую кампанию умножит свою пехоту, потребно и нашей прибавок учинить.

   — Опять рекрутский набор? — вздохнул генерал-прокурор Вяземский. — Недовольство пойдёт.

   — С набором подождём! — коротко и резко обронила Екатерина.

   — А он и не нужен вовсе, — деловито подсказал Орлов. — Крепостей у нас много, да не все из них важные, чтобы там сильные гарнизоны держать. Чем лишние наборы проводить, вы, Захар Григорьевич, свои ведомства ревизуйте, оставьте в гарнизонах неспособных к полевой службе людей, а лучшие роты направьте в армию.

Чернышёв, зная, что Екатерина одобрит предложение своего любовника, охотно согласился с предложением Орлова и продолжил доклад:

   — Наша конница, особливо лёгкая, в сию кампанию претерпела такие невзгоды, что за одну зиму поставить её в прежнее состояние будет крайне затруднительно. Да и в прежнем состоянии она многолюдству неприятельскому не только противостоять не могла, но и часто уступала. И коль неприятель увеличит число своей конницы, то без должного увеличения нашей мы не сможем проводить знатные операции.

Екатерине рассказ о коннице не понравился — нахмурившись, она прервала Чернышёва:

   — Довольно о прошлом, граф! Какой план на будущее предлагаете?

   — По недвусмысленному моему мнению, первым объектом всё же надлежит сделать крепость Бендеры, ваше величество.

   — А почему не Очаков?.. Помнится, когда-то Румянцев предлагал именно сию крепость брать.

   — Очаков, конечно, важен. Но положение армий сложилось такое, что выгоднее брать Бендеры, — повторил Чернышёв, которому очень не хотелось, чтобы разработанный им план кампании был отвергнут в угоду румянцевским задумкам. — Первая армия станет удерживать главные турецкие силы супротив себя, запорожское войско скуёт Очаков, генерал-поручик Берг закроет Крым и. — Чернышёв развёл руки в стороны, — штурмом или осадой, но крепость возьмём.

Никита Иванович Панин, до этого как будто бы дремавший, встрепенулся, произнёс тягуче, с иронией:

   — Граф так живописно изложил падение Бендер, что оное напоминает карточную игру: шестёрок — десятками, а потом и туза припрятанного из рукава вынуть... Бендеры — не пустой орех, что пальцами раздавить можно. Тут зубы нужны! И крепкие!.. Крепость требует хорошей осады, прежде штурма. А у графа Петра Ивановича нет тяжёлой артиллерии. Как же осаждать?

Панин опасался, что отсутствие осадной артиллерии и необходимых припасов не позволят брату быстро овладеть Бендерами. Тогда Совет, обвинив Петра Ивановича в медлительности и нерешительности, может сместить его с должности главнокомандующего, как в своё время сместил князя Голицына.

   — Вы, граф, не поспешайте! — круто огрызнулся Чернышёв. — Сначала дослушайте, а потом попрекать будете!.. Мне ведомо, что в армии нет осадной артиллерии. И шанцевого инструмента для проведения инженерных работ крайне недостаточно. И я как раз собирался просить графа Григория Григорьевича распорядиться по своему ведомству.

   — В Киеве всё оное заготовлено в достаточном количестве, — небрежно бросил Орлов, охотно наблюдая за перепалкой двух недругов. — Как только генерал Панин уведомит меня о необходимости присылки, я подпишу ордер.

   — Взятие Бендер должно стать сокрушительным ударом для Мустафы! — воинственно воскликнула Екатерина, вскидывая величавую голову. — А в совокупности с нашими происками против татар — может принудить его пойти на мирную негоциацию... Понесёнными поражениями и предстоящими опасностями турки уже приведены в робость и ужас. Лучшее из всего их сброда войско — старые янычары изрядно погибли. А оставшиеся в живых недовольны султаном и явно ропщут против него. Он им не верит и боится! Падение же Бендер и — даст Бог! — отторжение татар усилят недовольство и положат конец сей войне...

10 декабря Екатерина подписала рескрипты Румянцеву и Панину с изложением плана будущей кампании и действий каждой армии. А спустя восемь дней последовал указ Военной коллегии о личном составе армий на 1770 год.

Во Вторую армию, которой предстояло взять Бендеры и закрывать границы от возможных татарских набегов, были определены 14 пехотных полков, 5 гусарских, 4 карабинерных и 2 пикинёрных, отряд егерей из Финляндской дивизии, три тысячи донских и четыре тысячи малороссийских казаков, Запорожское войско и пять тысяч калмыков. Обсервационный корпус Берга включал 3 пехотных и 5 кавалерийских полков, по две тысячи донских и малороссийских казаков и десять тысяч калмыков. Армейская артиллерия насчитывала 97 пушек и единорогов.

Панин конечно же был недоволен таким расписанием, но Чернышёв, по обыкновению, ничего менять не стал.

Декабрь 1769 г.

Прочитав ордер Петра Панина, Веселицкий взволнованно вскочил со стула, стал расхаживать по кабинету, нервно потирая жилистые руки. От задуманного командующим захватывало дух... Отколоть от Порты многовекового союзника!.. Делами такого размаха и значения ему ещё не приходилось заниматься...

Родом из Далмации, Веселицкий во младенчестве был вывезен в Россию, куда его родители перебрались в поисках лучшей доли. Десятилетним мальчиком его отправили на пять лет учиться в Вену; затем юноша «вояжировал» по балканским городам и странам, а в 1732 году, вернувшись в Россию, был принят на службу в Коллегию иностранных дел. Кроме положенной в таких случаях протекции, немалую роль сыграло то обстоятельство, что молодой человек знал турецкий, греческий и волошский языки.

По служебной лестнице Пётр Петрович продвигался медленно: после 25 лет трудов на благо своего нового отечества имел чин коллежского асессора. Однако в конце концов его способности заметили и оценили — в 1757 году, когда началась война с Пруссией, Веселицкого назначили в канцелярию главнокомандующего российской армией генерал-фельдмаршала Степана Апраксина заниматься тайными делами. И он с ревностью стал выискивать измену, разоблачать шпионов, прославившись поимкой прусского конфидента подполковника Блома.