Солнце заходило в кровавом тумане. Оно еще не достигло горизонта, когда с востока, из-за Камерунского мыса показалась огромная туча, имевшая форму гигантской руки с растопыренными пальцами. Пальцы эти протянулись над городом, словно когти чудовища, и постепенно опускались над ним, упираясь в склоны потемневших гор. Ветер с зловещим скрипом раскачивал пальмы. Птицы носились взад и вперед с резкими криками. При каждом порыве ветра казалось, что длинные пальцы тучи вздрагивают и стремятся покрепче сжать затихший притаившийся остров.

По улицам шумно проходили запоздавшие служащие факторий, туземцы спешили укрыться от бури в своих хижинах. Волны с грохотом разбивались о базальтовые утесы залива, из глубины лесных оврагов доносился гул отдаленного грома.

На частных пристанях и в факториях еще суетились рабочие, поспешно внося в магазины сушившиеся ветви какао. В домах с шумом захлопывали ставни. Негритянки пронзительными голосами звали расшалившихся в саду малышей.

— Торнадо идет! Торнадо! — разносилось над городом.

В одном только доме на углу главной городской площади, где помещалась испанская фактория, а также нечто в роде ресторана, никто не обращал внимания на приближение торнадо. Там царило шумное веселье. Из открытых настежь дверей и окон неслись взрывы смеха, хлопанье пробок и веселые крики. Уезжавший на следующий день в Европу дон Энрико Саролла задал прощальный пир местным офицерам и чиновникам.

Молодой художник был сильно навеселе. В избытке чувств он упал на шею к коменданту порта с бокалом вина в руке и залил шампанским весь мундир представителю королевской власти.

Дон Энрико кричал, что, если бы не было на свете такого города, как Валенсия, и в этом городе такой очаровательной синьориты, как донна Эльвира Гомец, его невеста, он ни за что не покинул бы Фернандо-Поо, самого прекрасного из островов Испании.

Потом Энрико бросился в об’ятия дона Бернардо и предложил присутствующим выпить за здоровье самого энергичного и деятельного из чиновников.

Напившись до бесчувствия, дон Энрико свалился на пол и захрапел. Надо было подумать о том, чтобы доставить его домой. В соседней фактории раздобыли гамак. Уже упали на землю первые тяжелые капли дождя и раздался характерный свист налетавшей бури, когда двое негров вынесли дона Энрико из комнаты, положили в гамак и галопом помчались по улице. Вслед за ними, пошатываясь и распевая пьяные песни, вышла и остальная компания. Все направились по домам.

Не успели негры домчать художника до его бунгало, как хлынул тропический дождь. Полупьяная компания, захваченная ливнем, с криками и проклятиями стала ломиться в ближайшие хижины.

Ветер срывал пальмовые крыши и размахивал ими, словно крыльями встревоженной птицы. Вода заливала хижины.

Мрак охватил город. Ревело море, грохотала канонада грома. Бешенство торнадо росло с каждой минутой. Градом сыпались на траву апельсины, лимоны, бананы, кокосовые орехи. Время от времени с треском ломались и валились на землю старые дубы и широколиственные бананы.

Около полуночи три партии кубинцев, по шесть человек каждая, вышли из города и в темноте, под лавинами ливня, дрожа от холода, пробирались к пристани фактории.

Впереди одной группы шел Жуан Фернандец, освещая путь фонарем. За ним шли дон Эстебан и его сын. Каждый раз как Жуан поднимал немного фонарь, чтобы осветить дорогу, мутный блеск падал на бледное взволнованное лицо молодого креола. Комедия пьяного веселья, которую ему только что пришлось разыграть перед испанцами, подорвала его нервы. Он молча шагал рядом с отцом, и в голове его шмелиным роем гудели тревожные мысли.

Наконец они вышли из пальмовой рощи на дорогу. Свирепый ветер, дувший с моря, II косой ливень обрушились на маленькую группу отважных людей. Каждый шаг приходилось отвоевывать у разбушевавшейся стихии. Но вот тяжелые башмаки Жуана застучали по деревянной платформе пристани.

— Мы пришли, — сказал он, поднимая вверх фонарь…

Они остановились под навесом. Кругом громоздились бочки, доски, горы пустых ящиков, ржавого листового железа, дырявые лодки, весла и другой хлам. Огромные валы заливали деревянную лестницу и столбы пристани, обдавая кубинцев дождем брызг.

Вскоре подошли и две других группы. Все стояли молча и смотрели друг на друга. У большинства за плечами был привязан большой жестяной сосуд с питьевой водой, а подмышкой виднелся узел. Четыре негра, сопровождавшие беглецов, принесли столярные инструменты.

Дон Эстебан заговорил первый:

— Нунеца и Заморры еще нет. Пора бы им уже приплыть.

— Торнадо, должно быть, захватил их в дороге. Как бы они не утонули… — прошептал Жуан.

— Будем надеяться, что с ними ничего плохого не случилось. А пока, братья, возьмемся за работу, — сказал дон Эстебан.

Кубинцы направились к стене, где стояли огромные выбеленные мелом бочки из-под пальмового масла. Жуан Фернандец поднял один из пустых ящиков и достал спрятанные под ним два железных котелка с пальмовым маслом. Он зажег свечкой торчащие из котелков фитили. Вспыхнуло яркое пламя.

— Торнадо нам на руку, — сказал он. — В другую ночь эти огни могли бы нас выдать. Сейчас мы в полной безопасности. Не надо только терять времени.

Стукнули молотки, и через несколько минут днища пятнадцати бочек были выбиты и упали на землю. В руках у кубинцев блеснули острые буравы, и долгое время ничего не было слышно, кроме шума усиливающегося дождя, скрипа дерева, в которое вгрызались буравы, и ускоренного дыхания работавших людей.

Через два часа почти все бочки были готовы. Они были окружены двойным рядом маленьких отверстий; поднимающийся над дном край клепки делал отверстия почти незаметными. В некоторых местах около обручей просверлили еще дыры, затем осторожно расширили щели между отдельными клепками, облегчая доступ воздуха.

Закончив работу, люди молча стряхнули стружки со своей одежды, смели их в самый темный угол и снова собрались вместе.

— Их еще нет. Что теперь делать? — глухо сказал один из кубинцев.

— Ждать! — коротко ответил дон Эстебан.

— А что, если они не приедут совсем? — угрюмо спросил Корезма.

— Да, а если не приедут? — повторили несколько голосов.

— Братья, до рассвета еще далеко, — твердо сказал дон Эстебан. — В такой ливень нас никто не потревожит. Подумайте, они, может быть, напрягают последние силы, борются со смертью, чтобы только присоединиться к нам. Мы должны их подождать.

Жуан погасил огни. Кубинцы опустились на землю, оперлись головой о бочки и снова замолчали.

Прошел час. Все сидели неподвижно как статуи, Но вот со стороны мола послышался треск веток и быстрый топот. Внизу среди прибрежных зарослей замелькал слабый огонек.

— Какие-то люди идут вдоль берега. Они направляются сюда… Мы погибли! — прошептал Жуан.

Кубинцы забились в угол и там, прижавшись к стене, задерживая дыхание, ждали. Шаги становились все яснее, Слышно было тяжелое дыхание приближавшихся людей. Вдруг они остановились.

Беглецы увидели, как фонарь поднялся вверх, и в тот же миг до них донесся протяжный свист.

— Это Нунец и Заморра! — радостно крикнул дон Эстебан.

Жуан поднес спичку к фитилям котелков, они вспыхнули ярким пламенем, и при свете их кубинцы увидели двух человек, входивших на пристань. Одежда их была изорвана в клочья, облеплена грязью и черной тиной. Широко раскрытым ртом они жадно хватали воздух, лица их были залиты потом, водой и кровью.

У Заморры, высокого пожилого негра, голова была обвязана окровавленным куском рукава, остатки которого висели на его плече. Чернобородый гигант Нуиец стоял твердо на ногах, но дышал с трудом.

— Друзья! — воскликнул Заморра при виде выбегавших навстречу кубинцев и рухнул на землю.

Все бросились приводить его в чувство.

— Мы уже думали, что это чужие.

— Что с тобой, Заморра? Ты ранен?

— Торнадо потопил наше каноэ, — сказал негр, открывая глаза. — Мы едва спаслись… Что за ночь… Нас выкинуло на берет около фермы Лорана…