Медэксперт стянул с трудом резиновые перчатки, под халатом порылся в кармане пиджака, достал пачку сигарет «Ароматные», спички и бурно закурил. Комнатушка мигом наполнилась сладковатым дымом. Смирнов помалкивал, понимал: человеку надо отряхнуться от профессиональных подробностей.

— Спрашивайте, — сказал доктор, вертикально воткнув чинарик в медицинский тазик, заменявший пепельницу.

— Причины смерти?

— Как и в первом случае, так и во втором, смерть наступила от страшной силы и умело нанесенного удара по голове тяжелым металлическим предметом. Убитого тут же пробили насквозь железным заостренным стержнем.

— Почему — сразу?

— Это легко определяется по количеству вытекаемой крови. Когда кровь вытекала из этих тел, она была теплая, еще не начавшая сворачиваться.

— Объяснимого на бытовом уровне смысла прокалывания штырем нет никакого. Может, док, этот смысл имеется с медицинской точки зрения?

— Держи карман шире! Просто зверство, садизм какой-то некрофильский! Тем более, что наносивший удар кастетом знал — убивает с первого раза.

— Оба убийства похожи? И, если есть расхождения, в чем?

— Оба убийства, по сути, идентичны. И скорее всего осуществлены одним и тем же предметом.

— Тяжелым кастетом, как говорят мои клиенты, темняком. Теперь, хотя бы приблизительно, как и откуда были нанесены удары. Справа, слева, снизу, сверху, спереди, сзади?

— Оба удара очень похожи. Но как понять, откуда били? Если спереди, то справа, если сзади, то слева… Нет, нет, точно ответить вам не могу.

— Оба убитых весьма небольшого роста. Как вы думаете, убийца был выше их?

— Ничего не могу сказать, — мрачно произнес доктор и вдруг страшно разозлился: — Да поймите же вы, я — не судебно-медицинский эксперт, я — районный патологоанатом, который исследует людей, скончавшихся естественной смертью для того, чтобы узнать правилен или неправилен был метод лечения!

— Доктор, можно мне на них глянуть? — тихо попросил Смирнов. Доктор достал еще одну «Ароматную», прикурил от своего же окурка, затянулся, успокоился и согласился:

— Если вам так хочется. Правда, Власов собран и сшит — сегодня похороны, а прокурор пока сильно разворочен.

Доктор услужливо открыл жестяную дверь побольше, и изнутри дыхнуло холодом.

Смирнов пробыл в морге минут пять. Прикрыл за собой дверь, передернул плечами, попросил:

— Дайте закурить, доктор, будьте добры.

— Бросили, что ли? — грубовато-доброжелательно поинтересовался доктор, протягивая Смирнову пачку «Ароматных». — А мне никак нельзя: единственное спасение от здешних благовоний. Ну, выяснили что-нибудь?

— Да так… — неопределенно ответил Смирнов и закурил. — Умыться можно?

— Валяйте, — доктор кивнул на раковину в углу комнаты.

Отвыкая от морга, Смирнов медленно брел по Нахте без цели. Потом вспомнил про цель и бойко зашагал к закусочной.

У Матильды дым коромыслом: опять косяком пошли шоферы. Она увидела Смирнова, покивала, давая ему знать, что увидела, и кивком же указала на угловой пустовавший в полутьме столик, за которым утром сидел Олег Торопов.

— Все в порядке, мальчики? — громко спросила у зала Матильда. Мальчики-шоферюги без слов — помотали головами, помычали — ответили утвердительно, и она направилась к столу Смирнова. Уселась, спросила, добро усмехнувшись: — Вопросы будете задавать, которые утром задать не успели?

— Если бы вопросы! Просьба, Тилли.

— Просите, — предложила она.

— Ты Коммерцию знаешь?

— Я ею занимаюсь, но не знаю, наверное.

Смирнов заржал, ржал долго, а потом сказал:

— Извини меня, Тилли, я совсем не о том. Директор столовой в леспромхозе Межаков Валерий Евсеевич — твой подчиненный?

— Наоборот, он — мое начальство. Моя закусочная — его филиал.

— Непонятно. Ты — в райцентре, он — в глубинке.

— Очень даже понятно. При таком положении начальников вдвое больше надо. В райторге есть начальник надо мной и начальник над Межаковым. А еще есть начальник над торговой сетью столовая-закусочная. А над всеми тремя начальниками четвертый начальник — начальник общепита.

— Я тебя о Коммерции спрашиваю, а ты мне начальниками голову морочишь! — рассердился Смирнов.

— Коммерция — это Валерий Евсеевич? Ему подходит это прозвище, правда.

— Не прозвище, а кличка, кликуха!

— Вы мне нравитесь, Александр Иванович. Не кричите на меня, пожалуйста!

— Смотри, ты! — восхитился Смирнов. — Глубоко же запрятан немецкий женский бесенок. Сидит в тебе бес, Тилли, сидит!

— А я? — тихо спросила Матильда. — Не бес, который во мне сидит, а я? Я вам нравлюсь?

Вогнала, чертовка, в смущение лихого милиционера. Смирнов подумал и решился ответить так, как все есть:

— Нравишься. Очень.

— Господи, как хорошо, — еще тише сказала Матильда.

— Что — хорошо? — поинтересовался толстокожий мент.

— Что я вам нравлюсь.

— Матильда! — заорал от стойки новоприбывший водила. — Котлеты и сто пятьдесят!

Матильда встала, на ходу погладила смирновскую ладонь, лежавшую на столе, и пошла отпускать котлеты и полторашку! Когда вернулась, то поняла, что Смирнов за этот короткий отрезок времени с лирикой покончил.

— Как ты при необходимости с Коммерцией связываешься? — спросил он.

— По телефону.

— Телефонный узел автоматический или с девочкой?

— Телефонистка на коммутаторе.

— Мне необходимо сегодня увидеть Коммерцию, Тилли. Ты его в город под благовидным предлогом вытащить не можешь?

— Могу. У меня водки на день, не больше, осталось.

— Коммерция-то тут причем?

— Все товары с базы направляются в его столовую. А потом он распределяет их по подчиненным ему торговым точкам.

— За что я люблю нашу власть, так за немыслимую изобретательность! — восхитился Смирнов. — Сколько же они бензина сжигают просто так!

— Не свой, — сказала Матильда.

— Межаков мне нужен сегодня. Хотя бы к вечеру. Позвони ему, поплачься по поводу отсутствия товара, намекни, что, мол, москвичи недовольны. В общем, сделай так, чтобы он понял одно — я хочу его срочно видеть. Только без имени, Тилли, только без имени. Сможешь?

— Дурой себя не считаю. Смогу.

Он взял ее лицо в обе ладони, расцеловал в обе щеки, на которых опять объявились ямочки. Автообщественность, заметив это, одобрительно и завистливо загудела. Прорезался бойкий голосок:

— Им, москвичам, все можно!

— Скромнее, пацаны! — в полушутку гаркнул Смирнов. — А то вмиг всем нарисую вождение автотранспорта в нетрезвом виде!

Сейчас он пошутить соизволил, а вожжа под хвост попадет, возьмет да приделает лишение водительских прав на год. Энергично доедали рыцари дальних рейсов котлеты, энергично выметались на свежий воздух.

Ямочки не сходили со щек. Улыбаясь, Матильда сказала:

— Я вам премию за этот героический поступок выдам.

— Премии я люблю, — убежденно признался Смирнов. — Где она?

— Будет через час. Жабко звонил, что будет через час. Он ведь вам по-прежнему нужен?

— Спасибо, подружка. Но все-таки главное дело — Коммерция.

— Я сейчас буду звонить.

— А я Олега навещу. Боюсь, как бы, продрав глаза, чего-нибудь не сотворил.

Олег Торопов лежал на спине, до предела вытянув ноги и сложив руки на груди. Неподвижно глядел в потолок. Покойник покойником.

— Ты куда бутылку спрятал? — продолжая смотреть в потолок, поинтересовался покойник.

— За дверью в коридоре стоит, — буднично ответил Смирнов.

— Ты изощренный садист. Я бы даже сказал садомазохист. Ни себе, ни людям.

— Мне пока нельзя, а тебе не надо.

— А если бы я встал и ее нашел?

— Ты не мог встать. Ты лежишь и ждешь, когда принесут.

— А если бы ее выпили, что тогда? — слезно от подобной перспективы вопросил Олег.

— Группа на съемке. Некому ее выпить.

— Тогда наливай! — вскричал бард и энергично скинул ноги на пол. Не надо было ему это делать. Резкое движение всколыхнуло все, что в непорядке в ногах, в руках, в животе, в голове. Каркнув, как раненая ворона, он рухнул в исходное положение.