— Это в честь того, что при Фермопилах? — попытался догадаться Смирнов.

Жанна в изумлении вскинула брови, потом быстро сообразила:

— Вы, вероятно, имеете в виду боевые качества козла? А мы — иные.

— Какие? — совсем запутался Смирнов.

— Вам надо отдохнуть, — поняла Жанна. — Совсем ни хрена не соображаете. Пойдемте, я вас в номер провожу.

В вполне приличном по районным параметрам одноместном номере уже стояли его вещи. Жанна отобрала у Смирнова букет, взяла со стола синюю чешскую вазу, сходила в туалет за водой и приступила к созданию икебаны. Смирнов сидел на стуле пень пнем. Жанна полюбовалась на дело рук своих и сообщила:

— Ваш номер в гостинице — пятый и последний, в котором есть сортир и душ. Райком его специально для вас группе выделил. Вы что — большая шишка, Александр Иванович? Бугор?

— Я — мент, — признался Смирнов.

— Это-то я знаю, — Жанна капризно махнула ручкой и плюхнулась в кресло. — Но, наверное, какой-нибудь особенный, секретный?

— Давай шампанского выпьем, а? — вдруг осенило Смирнова.

— Давай, — легко перейдя на «ты», согласно откликнулась Жанна и прошла к шкафу, где за стеклом стояли заботливо заготовленные фужеры.

Шампанское разболталось в дороге и поэтому открылось с грохотом и брызгами. Упустили самую-самую малость, но, в общем, справились.

— На брудершафт, Сашок? — предложила Жанна.

— Я тебе в отцы гожусь… — законючил было Смирнов.

— Ты не боись. При людях я тебя по имени-отчеству и на «вы» звать буду, — успокоила его Жанна. Они свели руки, и она поцеловала его в губы, хорошо поцеловала, умело, не по-брудершафски. Выпили, поставили фужеры на стол. Жанна, строго глядя ему в глаза, спросила:

— Ты — хороший парень или так, серединка на половинку?

— Серединка на половинку, — убежденно заявил Смирнов.

— И так сойдет, — решила Жанна и приказала: — Сейчас шампанское допьем, и ты спать ложись, отдохни. Вечером опять пьянка.

— А ты? — не зная зачем, спросил он.

— А я героя гримировать пойду и на площадку.

Но не с пьянки начался вечер, с официального визита. Смирнов проснулся оттого, что на него пристально и с нежностью смотрел новоиспеченный кинорежиссер Роман Казарян. Поборов муть в голове и сухость в горле, Смирнов сообщил:

— У того, на кого так смотрят, должна пробудиться совесть.

— Ну, и как? Пробудилась? — поинтересовался Казарян.

— Я пробудился, — Смирнов, спавший полураздетым на неразобранной кровати, сбросил ноги на пол, упер локти в колени, а на ладони положил буйную свою головушку. — Тяжеловато чевой-то.

— Еще тяжелей будет, — пообещал Казарян. — Секретарь райкома партии просил его навестить.

— Зачем?

— Чего не знаю, того не знаю. Вероятно, твои краевые друзья перестарались, заботясь о здешних твоих бытовых условиях. А глубокая провинция подозрительна. Наверное, посчитала тебя за контролера.

— Один — не пойду, — твердо заявил Смирнов. — С похмелья — страшно.

— Со мной, — успокоил Роман. — Я тоже приглашен. В качестве бесплатного приложения. У тебя форма с собой?

— В сумке. Измялась, наверное, только.

— Без проблем. А костюмеры на что?

…Отутюженный, как к параду, Смирнов и Роман в джинсах, куртке и тельняшке — что с богемы возьмешь? — пересекли наискосок лужайку среди трех кирпичных домов и подошли к сакраментальному крыльцу. Козла на нем не было, надоело, видимо, ему без результата долбить дверь рогами.

— Я тут с утра картиночку лицезрел, — начал было Смирнов.

— Уже осведомлен, — перебил Роман. — Надеюсь, перед секретарем ее не будешь воспроизводить?

— Что я — дурак?

— Еще какой! — заверил Казарян и потянул на себя тяжелую дверь. Дверь открывалась наружу — безнадежность героических усилий козла стала очевидной.

Строгий молодой бурят-милиционер с лихорадочным почтением отдал честь подполковнику Смирнову, но документы проверил со всей тщательностью. Рядом с милиционером, гостеприимно улыбаясь, ожидал их секретарский порученец — коммунист Вася, боровшийся с козлом.

Он-то и привел их в обширный секретарский кабинет, обшитый драгоценными сортами полированной древесины. Молодой еще секретарь-полукровка вышел из-за стола и пошел им навстречу с вытянутыми вперед руками. Дошел до них и одновременно пожал руки обоим: правой — правую Смирнова, левой — правую Казаряна, и пригласил к столу:

— Прошу.

Они уселись у торца стола для заседаний, соседствующего с секретарским, а он устроился привычно на свое командное место. На обоих столах ничего не было. Предполагался серьезный разговор всухую. О чем?

— Я искренне рад, что счастливый случай позволил Александру Ивановичу посетить наш район. Счастливый для нас, разумеется, — начал с витиеватой домашней заготовки секретарь, бесповоротно расплывшись в улыбке и быстро переводя рысьи глаза со Смирнова на Казаряна, с Казаряна на Смирнова. — Наш район — прекрасный район. Но и очень трудный район. Представляете, по площади мы — Бенилюкс, три европейские страны, вместе взятые. Наш Бенилюкс населяют, в общем, настоящие советские люди, которые трудятся по-коммунистически и живут по-социалистически. Но есть у района и своя, угрожающая специфика. С давних пор на его территории располагались лагеря ИТК. Многие из них в свое время были закрыты, но определенная часть их обитателей осела у нас на постоянное жительство. Теперь другая беда: после постановления ЦК о борьбе с тунеядством, кстати, очень своевременным и дальновидным, на поселение к нам поступают, прямо скажем, подрывные элементы. После известных событий прошлого года в Праге идеологическая борьба, борьба двух миров достигла небывалого накала и здесь. Вышедшие из лагерей уголовники, растленные тунеядцы внедряют в сознание нашей еще неокрепшей молодежи буржуазные идеалы, несут, так сказать, в массы дурманящую культуру и дикие привычки безнравственного Запада. И вот плоды: преступность в нашем районе по сравнению с прошлым годом выросла на двадцать три процента. На двадцать три! — Секретарь как только мог расширил свои бурятские глаза. — И я надеюсь, что вы, Александр Иванович, по возможности поможете нам добрым советом, дружеской консультацией…

— Я в отпуске, — робко напомнил Смирнов.

— Знаем, знаем! — энергично ответил секретарь. — И мы поможем вам отдохнуть по-настоящему, по-сибирски! И охоту организуем, и рыбалку, и баньку — не финскую, настоящую русскую. И к целебным источникам свозим, и с великим бурятским лекарем познакомим!..

— Если всю эту программу добросовестно выполнять, — бестактно заметил Смирнов, — то никакого времени для советов и консультаций не останется.

— А вы походя, походя! — порекомендовал секретарь и громко спросил сам у себя: — Где это Поземкин запропастился?

Смирнов все ломал голову, почему нет при разговоре главного районного милиционера? А вот и он, с подносом в руках, на котором все, что надо для легкого кабинетного междусобойчика. Капитан Поземкин глупо и подхалимски улыбался. А видел его Смирнов на межрегиональном совещании. Видел. И слышал. Весьма и весьма толковые вопросы тот ему задавал после смирновского доклада. Поземкин поставил поднос на стол для заседаний и сделал шаг назад.

— Рабочий день окончен, и мы можем себе слегка позволить! — шутейно возгласил секретарь. — Отметить, так сказать, прибытие дорогого гостя.

За официанта проходил капитан Поземкин. Разлил аккуратно, поставил перед каждым и сообщил:

— Можно приступать, Георгий Федотович.

Как бы внезапно вспомнив, что надо выпить, секретарь недовольно ухватился за объемистый лафитник и произнес богатый тост:

— За союз искусства, правоохранительных органов и партийного руководства!

Ромку слегка скособочило от еле сдерживаемого смеха, но под взглядом Смирнова он осознал свою неправоту и могучим усилием воли придал своему лицу соответствующее серьезности момента выражение. В торжественной тишине ответственно выпили и щепотно закусили.