— Хорошо иметь внутренний голос, — сказала она, с аппетитом уминая яичницу с салатом. — И не такой, как у американских ковбоев, а чтобы снабжал деньгами и давал советы, как откосить от работы. Что бы я без тебя делала? Можешь не отвечать, я просто так сказала. Слушай, глюк, как ты думаешь, ты на нашей планете один, или таких заключенных может быть много?

— Наши на Мирт летают только виртуально, но у них полно других гостей. Только никого не станут хватать без причины, и причина должна быть весомой. Повсюду регистраторы, поэтому не будет никакого произвола. Если я и не один, тебе‑то что? Ну сидит в чьей‑то голове еще какой‑нибудь неудачник и что‑то бубнит. Скорее всего, он уже в психушке. Без моих знаний можно только изучать память тела и вести воспитательные беседы. И подсадят его не в преуспевающего человека, а в… Ну ты поняла.

— Это для наказания. А если они так развлекаются или захотят занять головы тех, кто нами правит?

— Развлекаться могут, — согласился глюк, — а захватывать вас никто не будет. Чтобы захватить ваш мир, нужно затратить много сил, а в результате не получишь ничего, кроме головной боли. С дикими мирами обычно не связываются.

Вера закончила завтракать, вымыла посуду и пошла в магазины. На лестничной площадке увидела запирающую дверь соседку и поздоровалась.

— Здравствуйте, — ответила та, с любопытством глядя на Веру. — Вы наша новая соседка?

— Если вы здесь живете, то соседка, — ответила она. — Зовите Верой.

— Светлана, — представилась соседка. — Кроме вас, еще будут жильцы?

— Я одна. Светлана, не скажете, как вам здесь живется? Я читала, что в Гольяново много преступников…

— Плюньте в глаза тому, кто это написал, — ответила соседка. — Мы здесь больше пятнадцати лет и ни разу ни с чем таким не сталкивались. Если не повезет, попадете в неприятность и на Красной площади. Хорошо, что вы будете одна. До вас здесь жила семья, от которой стонали все соседи. С утра врубали свою музыку, а выключали уже поздно вечером. Детей не было, а на нас им плевать. И участкового вызывали, и шум несколько раз измерили, и все было без толку, пока соседа кто‑то не отдубасил. Говорили, что грозили повторить, если не съедет. Нас всех даже вызывали в полицию, но мы эту сволочь никому не заказывали, так что концов не нашли.

— Намек поняла, — засмеялась Вера. — У меня дома музыки не будет, разве что от телевизора, да и то негромко. Сама не люблю, когда шумят соседи.

— Значит, мы с вами поладим, — сделала вывод Светлана. — Если что‑нибудь будет нужно, всегда обращайтесь, а то заходите вечером поболтать. Одной‑то скучно. Мой муж нам не помешает.

Сегодня было намного меньше ходьбы по магазинам, поэтому она даже без машины не устала. Купила праздничное платье и туфли на высоких каблуках, а, когда возвращалась, зашла в парфюмерию.

— Как можно ходить на этих ходулях? — высказался глюк об обнове. — Это же смерть ногам.

— Я не из тех дур, которые весь день ходят на цыпочках, — возразила Вера, — а от одного вечера большого вреда не будет. Ты же мужчина, неужели не видишь, что в них красивей?

— У нас их никто не носит, — ответил он. — Есть упражнения, которые увеличивают грациозность фигуры, а дефекты внешности нетрудно убрать и закрепить это в геноме. Так что я от этих каблуков не балдею. И кого ты собралась привлекать? Если зама министра, то он и так уже сражен, а если его гостей… Я бы для начала с ними познакомился.

— Мы дикие, и у наших мужчин другие критерии красоты. Даже голые модели фотографируются в туфлях. Даже когда в кровати… Так что ты мне своих взглядов не навязывай. Пострадаю два–три часа, зато будет совсем другой вид. Сегодня вечером интернета не будет, поэтому если тебе нужно работать, то давай это сделаем до обеда, время еще есть. Скажи, ты мне еще будешь давать новые знания?

— Сама же говорила, что от них мало пользы, — ехидно сказал глюк. — Буду я тебе давать знания. Потом все перенесется в память души, так что этот труд не пропадет. Чтобы тебе что‑то дать, сначала мне приходится узнать самому, а потом все упорядочить. От беспорядочного набора сведений толку мало. Я в твою голову столько всего впихну, что у тебя на любой вопрос тут же будут готовы несколько ответов. Хочу предупредить, чтобы ты на этом вечере не слишком откровенничала. Чем меньше о тебе знают, тем проще будет править твою биографию, если в этом возникнет нужда. И своими знаниями не очень свети. Их у тебя и сейчас уже больше, чем у всех гостей твоего художника вместе взятых. Я хочу привлечь к тебе внимание, но не сейчас. Ты пока к нему еще не готова.

— Позвольте, я вам представлю своих друзей! — сказал Вере Дмитрий Михайлович, подводя ее к четверым мужчинам и двум женщинам, сидевшим на двух стоявших рядом диванах.

Одна из женщин выглядела моложе Веры, а все остальные гости Малевского были его возраста или старше. Квартира находилась в доме дореволюционной постройки, и обставленная массивной мебелью гостиная, в которую они вошли из просторной прихожей, была в два раза больше купленной Василием однушки.

— Начну с дам, — сказал хозяин. — Это Елена Васильевна Кречетова. Она проректор по учебной работе в той организации, куда вас не приняли, кандидат искусствоведения и профессор.

Выглядела Кречетова лет на шестьдесят, но, скорее всего, была старше. Ее приятное лицо молодили коротко стриженные густые волосы. Седину она тщательно закрашивала.

— Здесь все довольно скромно одеты, — сказал глюк, — одна ты вырядилась.

— Я на таких встречах впервые! — огрызнулась Вера, которой самой было неприятно так выделяться из всей компании.

— Это Герман Вячеславович Черемшинский, — продолжил Малевский. — Он у нас народный художник России и профессор.

Черемшинский был единственным из гостей, кто приветливо ей улыбнулся, остальные смотрели на Веру без интереса, кроме молодой женщины, которая не скрывала своей неприязни.

— Кирилл Юрьевич Гришанов, — представил хозяин высокого усатого мужчину. — Он доктор экономических наук и советник нашего министра.

Когда они садились в машину, Вера спросила, почему Дмитрий Михайлович не сказал ей о своей работе в министерстве.

— Откуда вы узнали? — спросил он. — Ах, из Интернета! Понимаете, Вера, когда я вам буду представлять друзей, скажу и об их работе, но я к вам подошел знакомиться из личной симпатии, и называть тогда свою министерскую должность было…

— Ладно, не оправдывайтесь, — сказала она. — Я все поняла.

— Еще один мой коллега, — кивнул Малевский на мужчину лет семидесяти с крупными чертами лица. — Директор департамента кинематографии Вячеслав Федорович Тальков. Он член правления кинематографистов России и член Академии киноискусства. Если захотите где‑нибудь сняться, обращайтесь к нему. А этот молодой человек — заслуженный артист России, один из дирижеров Большого театра Павел Николаевич Клинкин.

«Молодому человеку» было не меньше пятидесяти, но в его черных волосах не было видно ни одного седого волоса. Скорее всего, он их красил.

— Последней представляю эту девушку, — сказал Дмитрий Михайлович. — Я ее сегодня не приглашал, но ей не требуется приглашение. Я думаю, что для вас будет достаточно имени, потому что она пока не наработала каких‑то званий и чинов. Это моя младшая дочь Ольга. Старшая, к сожалению, нас покинула и вместе с мужем уехала жить во Францию. Вам, Вера, представляться не нужно, потому что я уже о вас рассказал.

— На всех произвела впечатление ваша сила воли, — насмешливо сказала Ольга, заставив отца нахмуриться. — Вы ведь голодали месяц?

— Два месяца с небольшим перерывом, — ответила Вера, уже зная, что ей сейчас скажут.

— Вы и сейчас не худая, — сказала Ольга. — Как же нужно было разъесться, чтобы два месяца сбрасывать вес?

— В моем весе виноват университет, в котором преподает Елена Васильевна, — улыбнувшись Кречетовой, сказала Вера. — Не знаю, работали ли вы в нем двадцать лет назад, когда мне подрезали крылья, но в приемной комиссии вас точно не было.