Мне кажется, что в центре его "частной мифологии" всю его жизнь стоял миф "прекрасного Иосифа".

А.Т. осталась в Дорнахе, когда Белый уехал в 1916 году в Россию (было призвано ополче-ние). Не осталось ли в Дорнахе его бумаг, черновиков, рукописей? Его отъезд был разрывом с А.Т., но он тогда этого не предвидел, не понял. Когда в 1921 году он увидел ее в Берлине и узнал об ее отношениях с К., он очень тяжело переживал ее "измену".

"Прекрасный Иосиф", как это ни странно, был неравнодушен к горничным. У него всегда в Москве (когда он жил с матерью) были хорошенькие горничные. Он говорил, что "мамочка" после его несчастной любви к Л.Д.Б. так была озабочена его здоровьем, что "старалась брать подходящих горничных". Э.К.Метнер даже советовал ему жениться на горничной. "Может быть, - сказал при этом Белый, - это было бы хорошо". "Мамочка" сводила "Бореньку" с кем попало, например с М.Н.Кистяковской (об одном вечере, когда Белый провожал ее домой, написано в его воспоминаниях).

"Первое свидание" Белого описывает его увлечение М.К.Морозовой. Он переписывался с ней в 1901-1902 годах, в 1905 году они столкнулись по-настоящему. "Она была большая и истинно человеческая женщина". Но тут он опять оказался Иосифом Прекрасным, и она отошла от него. В 1912 году, вместе с А.Т., Белый гостил у Морозовых в имении, в Калужской губернии. Дочери М.К. (старшей) было семнадцать лет. Ее звали Леночка. "Она была очаровательна и обольстительна своею женственностью. Я любил ее чувственной любовью". Однако мысль, 1) что он женат и 2) что он когда-то был влюблен в мать, заставила его "подавить страсть" к дочери.

- Я кончу, как самоубийца или как святой, - говорил он, - собственно, я уже был святым.

Возвращаясь без конца и без связи к своей любви к Л.Д., Белый говорил (пишу по старым записям):

Была одна ночь, когда Белый и Л.Д., обнявшись, вошли в кабинет к Блоку. "Ну вот и хорошо", - сказал Блок. Л.Д. говорила перед этим: "Увезите меня. Саша - тюк, который завалил меня". Л.Д. казалась ему в те минуты соединенной с ним навеки. Он считал, что может хоть сейчас взять ее себе. Но, "чтобы не унизить Блока", чтобы не воспользоваться своей победой, он отложил "увоз" до другого раза. Выйдя от Блоков, зашел в пивную и напился. "Блок замучил ее своею святостью".

Одно из самых неожиданных признаний Белого: горничная, служившая у Э.К.Метнера, была незаконной дочерью Менделеева, то есть сводной сестрой Л.Д.Б.

О том, как Белый тосковал по А.Т. в 1917-1921 годах, свидетельствует письмо его к ней, написанное после переезда границы, в Литве. Это письмо отослано не было. Оно было передано мне хозяйкой пансиона в Берлине, где он жил, когда он уехал в Москву, - он его забыл среди других бумаг! Ходасевич напечатал его в "Современных записках". Уже в 1920 году, в самый разгар военного коммунизма и голода, Белый каким-то образом получил от А.Т. письмо, где она писала ему, что лучше им не жить вместе (в будущем). В "Путевых заметках" (Берлин, 1921) он называет А.Т. "Нелли" и "жена". Она почему-то оскорбилась этим.

Белый говорил, что его мать знала о его отношениях с Ниной П. и сочувствовала им. В Берлине он иногда кричал: "Долой порядочных женщин!" Он проводил твердую грань между понятиями "порядочные" и "непорядочные". С "порядочными" его сводила судорога бессилия.

Он говорил:

- Проклинаю вас, женщины моей молодости, интеллигентки, декадентки, истерички! Вы чужды естественности и природе.

- Вы говорили мне когда-то, что у меня небесные глаза, что я - Логос.

- Но для Андрея Белого не оказалось в мире женщины!

Он говорил еще:

- Я - Микеланджело.

- Я - апостол Иоанн.

- Я - князь мира.

- Меня зарыли живым при закладке Иоганнесбау.

- Судьбы Европы зависят от меня.

- Штейнер ищет меня.

- Штейнер боится меня.

Первая встреча со Штейнером произошла у Андрея Белого, кажется, в Брюсселе.

Штейнер читал там свою очередную лекцию. Белый и А.Т. слушали его. Написали ему письмо. Отнесли. Все это есть в письмах Белого к Блоку. Сначала они познакомились с женой Штейнера, балтийской немкой, Марией Яковлевной Сиверс.

Семь месяцев провел Белый в Дорнахе.

Он иногда мечтал иметь взрослого сына, и тогда в глазах его стояли слезы.

Мне (наедине) он однажды сказал, сидя на полу у печки в Саарове:

- Для меня иной мир - все равно, что осетрина. А все другие мужчины в ином мире - гости и обозреватели. Любите меня! Целуйте меня! Вы - мадонна Рафаэля. Я поведу вас туда, куда никто никогда вас не поведет.

(Я страшно тогда испугалась, что этот бред поведет к различным осложнениям его отношений с Ходасевичем.)

- Будете писать мою биографию, запомните: у Андрея Белого не было ни одной женщины, достойной его. Он получал от всех одни пощечины.

Между прочим, в 1923 году он говорил, что проживет еще лет десять. Он умер через одиннадцать лет.

Уезжая из Дорнаха в 1916 году, Белый целовал Штейнеру руки. Драматическая встреча их после русской революции в 1921 году описана в "Некрополе" Ходасевича.

Он, несомненно, оставил в Дорнахе свои бумаги и рукописи. А.Т. умерла осенью 1966 года. Что она сделала с ними? Сохранила или сожгла?

Однажды в 1923 году, в Саарове, Белый, Ходасевич и я сочинили следующее шуточное стихотворение:

ПОЛЬКА

Н.Б. Открыта страница

Дней и ночей.

А.Б. Смотри веселей

В глупые лица

Сытых детей,

Н.Б. В умные лица

Старых людей.

В.Х. Вчера были танцы

У гробовщика.

Н.Б. Короче дистанция,

Ближе река.

В.Х. У кладбища после

Всю ночь карусели

Тяжко гремели.

Н.Б. (А мы были возле!)

А.Б. Сидел лауреат

Верхом на баране,

Н.Б. Кричал: Этот сад

Не видел я ранее!

А.Б. Сидела красавица

Верхом на корове:

Н.Б. А мне это нравится,

А мне это внове!

В.Х. (Скажите, пожалуйста!)

Н.Б. Я слушала бред

Тяжелобольного,

Ловила секрет

Страданья чужого,

В.Х. А он не сдавался

И что было сил

Хрипло твердил:

А.Б. Рад стараться!

В 1922-1923 годах мы встречались с ним в пивной "Цум Патценхофер", на Аугсбургерштра-ссе. Там подавала фрейлейн Марихен (воспетая Ходасевичем). Место было "дюреровское". Марихен было лет двадцать. Сколько просидели мы там втроем!.. В 1937 году ночью я пошла бродить (будучи в Берлине). Пришла на это место. Я заглянула в дверь. За кассой сидела толстая женщина лет сорока, чем-то похожая на Марихен. Может быть, это была она?