Ничего оно, конечно, не открылось. Но если перед местными ординаторами и врачами она откровенничать боялась, вполне резонно опасаясь, что её рассказы примут за очередную кататоно-галлюцинаторную симптоматику, то мне она свои видения описывала.

Да, поначалу это завораживало. Картины были именно связными, по-своему логичными, почти непротиворечивыми. Так что одно время я всерьёз пытался вытащить из-под наслоений фантастических картин зёрна неизвестных реалий. В конце концов, кто-то ведь там, на другой стороне той границы, которую представляло собой её сознание, интересовался мной. Анализировал мои вопросы. Передавал пациентке вопросы ко мне. Причём говорила она это, находясь по 'нашу' сторону, то есть в здравом — ну, или почти здравом — уме. Она передавал мне эти вопросы!

Мне уже казалось: пусть я лично не умею, не могу, не допущен вступить в контакт с информационной Вселенной — но смогу сделать это через мою пациентку!

Она уже казалась — моей пациенткой.

Но один червячок исподволь точил этот оптимизм.

Картины жизни на 'той стороне' были именно почти непротиворечивы. Почти. Почему бы монстрам действительно не кататься на электричке по своим красным пустыням?

Да, но!

Да, но вот почему они, скажем, играют при этом в карты совершенно земные? Бубы, трефы, черви… Монстры не могут играть в 'дурака'. Это противоречит всей логике допущения многообразности миров и множественности измерений. Воля ваша, пусть эти миры достижимы — благодаря ли наркосодержащим веществам, псилоцибированным грибам, сосредоточению сознания, шизофреническим видениям или психоэнергетическим техникам. Пусть! Мы не будем спорить, существуют ли эти миры. Мы примем их существование как данность!

Но в них не могут быть наши, здешние, земные игральные карты! Инопланетяне могут ездить на автомобилях, похожих на наши, и у них могут быть свои гаишники — но у их 'гаишников' не могут быть написаны по-русски буквы 'ДПС' на спине!

Следовательно — а пациентка настаивала именно на подобных деталях, — видения её не были контактными. Это были видения, по-своему замечательные, по-своему связные и логичные — вот только детали, выбивающиеся из этой логики, говорили всего лишь о внутреннем их характере. Это действительно была всего лишь работа больного мозга!

Ах, какое это было разочарование! Как не хотелось сдаваться перед неумолимостью обычного честного и беспристрастного анализа! Видения женщины не были контактом с другим миром или другими мирами. Собственно, я и не имел права в это верить, пройдя почти пять лет психфака.

Но уж очень хотелось! Ведь Андрей Викторович сумел очень сильно заронить в мою душу веру в существование той самой информационной сферы, от которой мы подпитываем свою человеческую энергетику. И все эти данные о её, этой сферы, существовании, эти повторяющиеся сны, сны с продолжением, эти свидетельства о странных контактах с умершими — это куда деть?

К сожалению, девать это было некуда… кроме некоей дальней полочки в мозгу, где лежали уже наблюдавшиеся странности…

И тогда я решился на страшное.

* * *

Войти в состояние управляемого сна удалось дежурства через три.

Два часа ночи, в ординаторской тихо, дежурная сестра дремлет этажом ниже…

Я прилёг на кушетку, думая, в общем, просто подремать.

Возможно, впрочем, что это как раз и помогло — внутренний диалог, который больше всего мешает в таких случаях, тоже приготовился прикорнуть.

И я… вышел.

Намеченная программа включилась автоматически. Я отыскал палату той самой шизофренички и подошёл к ней. Она спала, но видно было, что беспокойно. Это было на руку — что-то она видит, и сейчас я в её видения, наконец, войду сам!

…Не помню, просто не помню перехода. Вроде смутного полета через облака. Но, возможно, я это себе позже сам внушил.

А дальше — нагромождения образов. Крутящихся, распадающихся, собирающихся снова, перетекающих один в другой. Как калейдоскоп. Только не из кусочков стекла узоры образующий, а из домов и людей, из камней и столбов, из совершенно непонятных, но кажущихся вещественными объёмов и непонятных деталей непонятных машин.

Голова шла кругом, но меня держала одна цель: я должен был сам увидеть хоть одно из тех связных видений пациентки, пусть с чудовищами-картёжниками, — о которых она так детально рассказывала. И самому понять раз и навсегда — что там от Контакта, а что — от обычного раздвоения сознания.

Не знаю, сколько это длилось, пока я отсеивал ненужное, постепенно приближаясь к базовым центрам этих видений. Ни долго, ни коротко — так казалось.

Но потом, наконец, контакт проявился скачком. Всё просветлело, а по центру зрения начало приближаться что-то подвижное, переходящее из формы в форму. На облако похожее. Пока мы сближались, 'облако' всё более затвердевало в своих формах… точнее, приобретая форму. И это был действительно монстр!

Нет, она права, пациентка, и на самом деле — не динозавр. Что-то, явно не продиктованное, не рождённое земным разумом. По крайней мере, нормальным разумом. Который оперирует информацией, полученной из жизненного опыта земного человека или из книг и прочих земных источников.

Но ещё ничего не доказывало, что монстр — не порождение земного безумия.

Мне нужен был контакт с ним. Лишь тогда я смогу убедиться сам, чем является именно он — и, значит, чем являются прочие явления шизофренического разума.

Но монстр никак не хотел вступать в контакт. Казалось, он не желает замечать меня — хотя я откуда-то знал, что он меня видит.

Я был, однако, упрям. Я так и сяк пытался проникнуть в его нутро, в его сознание. Или в то, что оное заменяет у таких существ.

Долго ничего не удавалось… пока, наконец, не вспыхнуло секундное ощущение опасности… -

— и монстр взглянул на меня…

Именно в это мгновение я понял, что смерть имеет много уровней.

Та, что понималась из взгляда этого существа, была окончательной. Я это знал твёрдо.

То была смерть сознания…

И я не мог от неё оторваться. Она манила меня и втягивала, всасывала в себя… и в черноту этого безмолвного и беспощадного взгляда…

* * *

И тут что-то вырвало меня из этой тьма-образной воронки, куда я против своей воли — и в согласии с ней! — уходил. Что-то бесконечно светлое, как мне ощутилось, — хотя как может быть светлое бесконечным! — попросту подхватило меня, как котёнка из воды. И вынесло куда-то наверх. И откуда-то я знал, что это — наверх. Хотя, может быть, происходило это из столь же явственного ощущения, что уход во взгляд монстра — это путь вниз…

И это что-то светлое, казавшееся строгим и сердитым, — но я откуда-то опять знал, что в глубине своей оно меня любит и слега подсмеивается над моей шалостью, — как-то без слов и знаков, но очень ясно и твёрдо дало мне понять:

'Э-э, нет! Тебе там нечего делать. У тебя ещё много работы…'

Я открыл глаза. Ординаторская. Тусклая лампочка. Захватанный журнал на столе.

И разрывается от звонков телефон. А когда я поднял трубку, оказалось, что ошиблись номером…

И вот с тех пор я нередко вспоминаю этот случай. Со странными чувствами. С одной стороны, ощущение тёплой радости.

С другой — сожаление.

Я ведь так и не понял, был ли это контакт. Или — странный, немного страшный сон?

И если это был контакт — то с кем?

Или с — Кем?

Странно ошиблись, кстати, номером телефона.

Кому в два часа ночи может понадобиться НИИ интеллектуальной собственности?..

Х-10

Виктору казалось, что это было в реальности.

Он в каком-то тропическом далеке. Катер и девушка. И никого вокруг. Только глаза девушки, её улыбка, её любовь. Ничего, только любовь глазами через глаза. Любовь глаз.

Казалось, что это было в реальности, в жизни. Но он, конечно, знал, что это был лишь сон. Непонятный сон мальчишки, который и представления не имел о любви, о девушках, о том, как это на самом деле соединяется в одно звенящее целое.