Чтоб как-то оттянуть этот момент, который им казался неизбежным, ребята, едва отдышавшись после болезни, решили, что сами напросятся к деду в помощники по хозяйству. Готовы были что угодно делать: хоть картошку окучивать, хоть огород полоть, хоть дрова пилить, хоть навоз выгребать.

Дед Олег, когда Епиха предложил свои услуги, только усмехнулся — у ребят первый день была нормальная температура, а дожди еще шли.

— Нет, — сказал он, — покамест вы слабоваты, мальцы. Опять простудитесь еще, городские малохольные. Отъедайтесь покуда, а там поглядим.

— Да неудобно, — произнес Епиха, — даром хлеб едим…

— Ну, если неудобно, так помогите вон Райке с Юлькой. Картошку почистите, посуду помойте…

Дома и Епиха, и Шпиндель такие работы принципиально игнорировали. А тут взялись с таким усердием, что тетка Рая аж порадовалась:

— Старательные какие! Небось мамаши на вас не нахвалятся!

Епиха со Шпинделем из скромности промолчали, не стали разубеждать тетку в ее заблуждении. Ходили за водой, чистили лук и картошку, терли морковку, мыли посуду, толкли варево для поросят — словом, вкалывали. Так они два дня потрудились в бабьем обществе. Юлька, правда, на них изредка покрикивала: мол, больно толстую стружку с картошки снимают или жир на помытой посуде оставляют, но Райка проявляла явное снисхождение к их огрехам и недоработкам. При этом пацаны заметили, что тете Рае доставляет большое удовольствие называть их «сынками» или даже «сыночками». Рассудительный Епиха решил, что, как видно, ей очень хотелось иметь сыновей.

На третий день после выздоровления установилась хорошая погода, и дед Олег нашел ребятам работу на свежем воздухе. Сам Олег Федорович распиливал мотопилой березовые стволы, а Епиха со Шпинделем кололи полученные чурбаки на поленья. Физкультура получилась очень неплохая. И аппетит разыгрался, которого в первые дни после болезни не было. Лопали так, что за ушами трещало. После обеда поленницу выкладывали, тоже от души поработали. Так что и за ужином ели в охотку. Заснули как убитые, а утром во главе с дедом отправились ремонтировать крышу бывшей конюшни, превращенной в гараж.

К этому времени Епиха и Шпиндель уже неплохо осмотрелись на новом местожительстве.

Хутор, куда привез их Олег Федорович, располагался на просторной поляне, общей площадью не менее двух гектаров. Со всех четырех сторон она была окаймлена густым лесом. К северу и востоку от поляны находился овраг, по дну которого текла маленькая речка, впадавшая в заросшую камышом протоку — старицу Снороти. Там, на речке, у деда Олега находились причал, к которому была пришвартована «казанка», и крепкий бревенчатый, совсем недавно срубленный сарайчик, где старик хранил мотор, весла, рыболовные сети и прочие причиндалы. Туда же, в сарай, Олег Федорович намеревался прятать на зиму и саму лодку.

Именно этим, так сказать, водным путем Епиха и Шпиндель прибыли на хутор. Однако была и сухопутная дорога, на противоположной, южной, стороне поляны. Она шла по не очень широкой, но присыпанной песком и щебнем, плотно прикатанной просеке. Дорога эта подводила прямо к строениям хутора. То есть к избе с обнесенным забором из сетки-«рабицы» садово-огородным участком соток на 50, где, помимо грядок с картошкой и иными овощами, яблонь, вишен, слив, кустов малины, смородины и крыжовника, размещались еще курятник, крольчатник и хлев с коровой и тремя поросятами, а также баня, сарай-дровяник и колодец. Конюшня-гараж и мастерская у деда Олега располагались вне участка, по другую сторону от тропы, ведущей к речке. Там же размещалась его личная электростанция, сделанная из дизеля от мощного трактора «Кировец К-700» и электромотора, превращенного в генератор. Эта техника жрала, по утверждению деда, довольно много солярки, поэтому он ее включал только по вечерам, чтоб освещать избу и смотреть телевизор, ну и иногда, ненадолго, днем, например, когда требовалось воды накачать из колодца — там стоял насос «Малыш».

Кроме курей, кроликов, поросят и коровы, у деда Олега имелись на балансе две овчарки: Казбек и Лайма, которые днем сидели на цепи, а ночами бегали по поляне — службу несли. Епиха и Шпиндель у этих сторожей особого доверия не вызывали. Если кому-то из пацанов случалось днем проходить мимо будок, зверюги глухо ворчали и клыки скалили. А насчет ночного времени Олег Федорович честно предупредил ребят, чтоб за забор без него не выходили, иначе порвут невзначай. Епиха и Шпиндель в это охотно верили, а потому даже в туалет, который находился внутри забора, по ночам ходили с опаской — вдруг эти домашние волчары откуда-нибудь выскочат?

Вообще-то выходило, что дед и его бабы живут богато. У них два телика было и даже два видака, переносная магнитола, холодильник (этот, правда, не работал, потому что ему электричество нужно было постоянно), в бане стиральная машина стояла. Но еще пуще удивились Епиха со Шпинделем, когда попали в гараж. Там у деда стояли два шикарных джипа — «Чероки» и «Мицубиси-Паджеро»! И вовсе не старых, со свалки подобранных, а не ранее, чем 1995 года выпуска. Епиха и Шпиндель, конечно, точной цены не ведали, но хорошо знали, что на таких машинах ездят только очень крутые бизнесмены или очень крутые бандиты. Дед Олег на такого никак не походил. Правда, ребята еще ни разу не видели, чтоб он на этих джипах катался. Дед ездил на старом, но, как видно, очень хорошо отремонтированном «ГАЗ-69». Из чего Епиха и Шпиндель сделали про себя очень скромный вывод: не иначе дед притыривает на своем «ранчо» угнанные машины. И делает это, должно быть, для какой-то солидной банды.

Кроме трех автомобилей, в гараже стоял некий странный аппарат: кресло на лыжах с мотором, пропеллером и фанерным рулем поворота, вроде самолетного. Дед объяснил, что это аэросани его собственной конструкции, на которых он ездит зимой. Еще одним самодельным устройством, которое парковалось в гараже, был универсальный мотоблок с целым набором навесных орудий. На нем можно было и огород пахать, и картошку окучивать, и сено косить, и даже возить какие-то грузы на прицепе-самосвале, причем делать все это, сидя в кресле.

В общем, дед Олег, судя по всему, был мастер на все руки. В мастерской у него имелся какой-то хитрый станок, на котором можно было и точить, и сверлить, и фрезеровать, циркулярная пила и еще какие-то механизмы.

Ребята еще раз убедились в том, что дед ловок работать, когда он забрался на односкатную крышу гаража, уже обшитую рубероидом, и стал принимать от них увесистые листы шифера, точными ударами молотка прибивая их ряд за рядом, как по ниточке. Ни одного не расколол, не покривил — умелец! И силы в нем, несмотря на внешнюю худобу, оказалось немало. Епиха и Шпиндель вдвоем листы таскали, а он наверху проворней их управлялся. К тому же работал на солнцепеке, в одних трусах. На голову, правда, свернутую из газеты шапку надел, чтоб не напекло, но, должно быть, жары особо не боялся. Загар у него был прямо-таки африканский, верно, еще с июня сохранился. А когда работа была завершена, отправился с пацанами на речку, купаться. Окунувшись по нескольку раз, устроились загорать на причале. Солнышко ласково грело освежившиеся в прохладной воде тела, душа радовалась. Вот тут-то и состоялся наконец довольно откровенный разговор, расставивший все точки над «и».

— Ну что, сынки, — спросил Олег Федорович, присаживаясь по-турецки и закуривая «беломорину». — Надо бы нам определиться, наверно. Излечение ваше, можно считать, закончено. Кашлять перестали, задницы тоже поправились. А домой, к папам-мамам, отчего-то не проситесь. Сироты, что ли?

Епиха и Шпиндель этого разговора, как уже говорилось, ожидали и побаивались. Оба молча потупились. Потом Епиха вздохнул и сказал:

— Выгнать нас хотите, дедушка?

— Зачем? — улыбнулся Олег Федорович. — Разобраться хочу. Ежели у вас родители есть и сейчас сломя голову бегают, вас разыскивая, — это одно. Если нет у вас родителей и вы из детдома сбежали или того хуже, из колонии, — другое. А еще может и третье быть, и пятое, и десятое — всего не прикинешь. К тому же, взял я вас из камышей повязанными и крепко поротыми. Не поверю, что это родня вас отлупцевала. Своих детей, конечно, бывает, и убивают даже, но обычно сгоряча и по пьянке. Над вами же, похоже, на трезвую голову трудились. По старческому своему скудоумию могу подумать, будто вы крутым людям дорогу перешли. А это неприятно. Допустим, если они вас собирались там, в камышах, навестить утречком и еще раз поспрашивать, то я, так сказать, со своей гуманитарной помощью не в кассу выступил. И тоже могу от них неприятностей ждать. А у меня, сами видите, — хозяйство, семья. Только-только обживаться стал на старости лет. Волнения лишние мне ни к чему…