Впрочем, таково было только личное мнение Еремина. На самом деле знаменские братки получили от Ларева четкий и однозначный приказ: самим сдохнуть, но привезти Механика живым. И нарушать этот приказ они вовсе не собирались. Просто обстоятельства сложились крайне неудачно.

Не зря Механик предупреждал своих помощников, чтоб они протаскивали мешок подальше, а не бросали его прямо под колодцем, чтоб не загромождать пространство под люком. Первые два мешка бойцы протащили именно так, как требовал Еремин, — то есть запихнули их в продолжение коллектора, уводившее к другим коровникам. Третий мешок они поленились наклонить и привалить поплотнее к двум предыдущим, а четвертый просто поставили рядом с ним и пошли за пятым. Когда они притащили этот самый пятый мешок, который, как уже неоднократно упоминалось, был намного легче других, то с размаху бросили его прямо под самым люком.

Вот тут и получилось то, что прозорливо предрекал Механик. Четвертый мешок, у которого, как выяснилось, более тяжелые предметы лежали в верхней части (то есть ближе к горловине), от легкого сотрясения при падении пятого мешка потерял равновесие и повалился на пятый мешок, заперев своей горловиной выход из трубы в колодец канализационного люка. А третий мешок после падения четвертого тоже грохнулся, но уже поперек трубы, причем так неудачно, что одновременно и придавил нижнюю часть четвертого мешка, и уперся боком в первый и второй мешки.

Ситуация получилась дурацкая, но от этого не менее сложная. Братки оказались запертыми в трубе коллектора и сильно растерялись, особенно поначалу. Наверное, им нужно было срочно возвращаться к наклонной трубе, вытаскивать Механика из ямы, и он наверняка сумел бы придумать, как выйти из этого идиотского положения.

Однако у братков взыграл стыд и самолюбие. Ведь предупреждали же их, что так может получиться! И получилось именно так, как предупреждали. Сознание того, что сейчас они вытащат Механика и он увидит, что они напортачили, а затем, соответственно, пристыдит их, разгильдяев, по делу, не радовало. Не убьет, не изобьет до смерти, а просто скажет, например, что у них, знаменских, руки не из того места растут. И будет по всем статьям прав, а они не смогут, хотя бы внутренне, эту правду опровергнуть. Только и всего!

Но русскому человеку, между прочим, гораздо проще сдохнуть, чем признать себя неправым — такова жизнь. Особенно если его загодя предупреждали, чего делать не следует. Не так стыдно упасть мордой в коровью лепешку, как после этого посмотреть в глаза человеку, который тебе загодя предлагал под ноги смотреть.

Поэтому ларевские бойцы решили поскорее выправить положение, а уж потом сходить за Механиком — дескать, ерунда, дело плевое, сила есть — ума не надо. Не особенно подумав головой — а именно этим местом думать положено! — парни стали выдергивать из трубы тот мешок, который лежал сверху, то есть более крупный и неуклюжий. А если бы подумали чуть-чуть, то попробовали приподнять верхний мешок и выдернуть из-под него нижний — то есть тот самый злополучный пятый-проклятый. Если б его благополучно выдернули и оттянули назад, то смогли бы пролезть в колодец ползком, над маленьким мешком — уж Механик-то пролез бы точно! — и поправить большой мешок так, чтоб он не мешал. В результате же спешки маленький мешок накрепко зажали большим, а верхняя часть этого большого мешка наглухо заткнула вход в колодец.

Как известно, русский человек умело преодолевает трудности, которые сам себе создает, а преодолев — создает новые, чтоб служба медом не казалась. Знаменские братки не нашли ничего лучше, как распороть финкой полиэтиленовую упаковку, развязать горловину верхнего мешка и начать помаленьку выдергивать из него все, что там находилось. Это было уже само по себе дело долгое и утомительное, даже если речь идет о простой картошке.

Однако мешки были вовсе не с картошкой, и для их успешной разгрузки требовалось хотя бы знать то, как их загружали. Тут были некоторые нюансы.

В свое время, то есть прошлой осенью, когда Механик вместе с покойным Есаулом перекладывали сокровища из старинных сундуков в эти самые мешки, то постарались так уплотнить все это драгоценное содержимое, чтоб оно занимало поменьше места, а также — чтоб поменьше болталось, звенело и брякало. А Есаул был мужик крепкий и так затрамбовывал, что сами по себе все эти вещички из мешка не вываливались даже при развязанной горловине. К тому же в этот мешок было насовано огромное количество старинных ножей, кинжалов и ятаганов, вестимо, в ножнах, отделанных золотом и серебром, украшенных драгоценными камнями и самоцветами. Причем все это оружие было не абы какое, а из узорчатой сверхтвердой дамасской стали, которая, быть может, кое-что и утратила из своих свойств за 300 с лишним лет хранения в не самых лучших условиях, но явно не затупилась. Несколько этих самых «единиц холодного оружия» Есаул уложил рукоятями к горловине мешка, а другие — рукоятями книзу. Так они плотнее упихивались. Если б мешок сам Есаул распаковывал или Механик, то они, конечно, зная об этом, работали бы поосмотрительней. Но братки решили побыстрее все повыдергать и даже особо не светили на содержимое мешка. В результате один из них сдернул с какого-то кинжала богато отделанные ножны, а другой, сунув руку не глядя, крепко распорол ладонь и запястье о булатное острие. Кровь так и хлынула, лезвие рассадило вену.

После этого братки совсем позабыли про Механика, пришлось наскоро заниматься перевязкой. Тот, кто перевязывал, матерился, и тот, кого перевязывали, тоже. Именно эту ругань Олег услыхал на двадцатой минуте своего ожидания. Кроме него, базар услышал и боец, что караулил наверху.

— В чем дело? — спросил он, нагнувшись над колодцем.

И тут одному из тех, что маялся внизу, пришла в голову гениальная идея:

— Слышь, Петруха! Спустись сюда, мы тебе веревку протянем. Привяжешь к бодалке джипа, зацепишь крючком за нижний угол и потянешь машиной.

Петруха спустился вниз по скобам, браток, имевший две здоровых руки, сумел передать ему крючок, и Петруха стал наматывать веревку себе на руку. При этом оказалось, что часть веревки все еще накручена на катушку, ее стали разматывать, и вот этот-то звук на двадцать пятой минуте своего одиночества Механик принял за работу лебедки.

Все это время напарник Петрухи, спустившегося на помощь товарищам, довольно бдительно наблюдал за ближними от «Чероки» воротами коровника и лишь изредка посвечивал фонарем в сторону дальних ворот. Неожиданно именно с той стороны долетел некий негромкий звук — то ли хрустнуло что-то, то ли камешек какой-то упал. Страж повернулся на звук, направил туда фонарик. Никого и ничего. А вот за спиной у него в это время на фоне проема ворот на несколько секунд возникла неясных очертаний тень, бесшумно проскользнула внутрь коровника и исчезла в темном углу, там, где стоял заброшенный балок. Был бы наверху Петруха — так просто у неизвестного это не получилось бы…

К тому времени незадачливые помощники Механика уже полностью передали Петрухе веревку с крючком. Но наверх он все еще не поднялся, потому что ребята, сидевшие внизу, спешно запихивали в мешок все, что успели из него повыдергивать, и вновь завязывали горловину.

А Петрухин напарник опять услышал странный звук с дальней стороны коровника, повернулся в ту сторону, направил фонарь…

Он и пары секунд не успел поглядеть. Некто, притаившийся за балком, бесшумно выскользнув из укрытия, совершил мягкий кошачий прыжок и повис на плечах у бойца. Крепкая лапа в черной перчатке захватила парня за подбородок и зажала рот, а вторая точно рассчитанным ударом загнала меж ребер штурмовой нож… Боец немного судорожно дернулся пару раз, но тут же затих. Сразу после этого еще четыре черных тени неслышно проскочили в коровник со стороны ближних ворот. Один из пришельцев помог тому, кто зарезал охранника, оттащить труп за балок, другой осторожно пролез в джип — «Чероки» стоял с незапертыми дверцами, третий спрятался за бетонным столбом, подпиравшим крышу коровника в паре шагов от капота машины. Наконец, четвертый, прихватив автомат и фонарь убитого, укрылся за джипом.