– Да, "Румата и Окана"… Любовь одной ночи, злодей, замученная красавица, и герой – один против всех. Не так это было, совсем не так… Впрочем, кто бы поверил в любовь благородного дона и рыжей девчонки?
– Вы забываете, я видел вас… И Киру… И немного понимаю в людях.
– Да, простите… Уважаемый Гур Сочинитель в общем-то прав. Во всём, кроме одного… Когда любимый человек умирает у тебя на руках – ты вначале сделаешь всё, чтобы спасти его, прежде чем мстить, не так ли? Когда я был пилотом, нас учили многому. Например – как поддерживать жизнедеятельность до подхода спасателей.
…Одному не учили – как делать это, не прекращая фехтовать. Он удерживал тоненький огонёк жизни, и рубил нападавших. Давно уже насмерть, без дураков. Впрочем, монахи тоже плюнули на инструкции. Румата перестал считать арбалетные стрелы, вонзающиеся в него. Да только много же стрел понадобится, чтобы остановить сильного человека, знающего, в чём его цель.
Стоя уже на одном колене, прикрывая Киру собой, Румата заорал в сорванный со лба передатчик:
"Помощь посылайте, чёрт побери! Здесь человек умирает!!!"
– Нас спасли. Мы летели домой, и Кира читала мне Цурэна. Это было замечательно!
…Не так он представлял себе возвращение. Никто не звал его в рубку, оба были страшно слабы – но они были вместе. И оттого Румата был по-настоящему счастлив. После шести лет оказаться, наконец, на Земле, дома, вспоминать вкус земляники и запах родного города, слышать крики стрижей в вечернем небе… Пройтись по Невскому…
А ещё рядом была Кира – и он видел планету её глазами.
Как ни странно, первое время его поражала удивительная красота землян и землянок. Потом понял что это – отсутствие следов оспы. В Арканаре – особая примета.
Он бы счастлив – и не замечал этих новых взглядов, поспешно опущенных глаз…
Счастлива была и Кира. Лишь однажды, в первый месяц, горько прошептала: "А я думала, ты дворянин!".
Румате тогда пришлось долго объяснять, что все люди рождены равными. И она поверила.
Потом было большое заседание Совета, где подробно разбирались все их действия. Просматривались многие часы видеозаписей. Особое внимание уделили последнему совещанию в Пьяной Берлоге.
– Вы тогда уже спали… А мы пытались решить что-нибудь – поспешно и глупо. Вот я и предложил осмотреться и снова собраться через неделю… Эту неделю мне и попомнили – как полную профессиональную несостоятельность. "Вы должны были действовать немедленно, решать самостоятельно, по обстоятельствам… Вы – резидент".
– Они ошибались?
– Нет. Были правы. Александр Васильевич… Дон Кондор…. он сейчас директор Института… пристроил меня на совершенно бумажную работу. Заниматься теорией. Словом, в плане профессиональном – конец. Тогда я попробовал написать о том, что было с нами… Книгу… Что-то типа "Тяжело работать богом"… Пошли отклики… От "Вы хороший парень, но…" до …
Эта статья запомнилась ему особенно чётко. "День первый он начинает с изготовления фальшивой валюты с последующим сбыванием её преступным элементам, заканчивает визитом по бабам и приходит домой в стельку пьяным. Но это ещё ничего – вторым вечером он возвращается избитым до посинения в результате задержания. Вечером же дня третьего попытка арестовать его любовницу приводит к гибели большого количества людей."
– Это – ложь?
– Чистая правда. Мы занимались и этим, занимались вещами и похуже. Взявшись чистить нужник, трудно рассчитывать на чистые руки… Словом, идея не прокатила. Плюс, проклятая болезнь… Словом, я стал отдавать всё больше времени и сил Кире. Так меня тронуло это её наивное "хочу быть такой же умной, как ты".
…Начинать в 18 лет – дело почти безнадёжное, но она взялась за него. Села в школу. За три года проглотила десятилетний курс. Потом Гейдельберг…
– Какой факультет?
– Космобиология.
Кира брала упорством. Целеустремлённостью. Колоссальной работоспособностью и трудолюбием. Чёрными кругами под глазами. Антон помогал ей по мере сил. Кира уставала. Часто она просила лишь одного – оставить её в покое. Он и оставлял. А однажды вдруг обнаружил, что не понимает, о чём она говорит. Кира рассказывала ему о том, что они делают в университете, но это уже лежало за пределами его понимания.
Их дом… Поначалу он сверкал чистотой, так, что киберуборщик как-то разрядился от неупотребления. Кира даже готовила еду сама, чем вызывала жуткую зависть знакомых. Потом времени стало не хватать, пришлось снова переходить на Линию Доставки. Дом был завален пылью, а глупый кибер никак не мог уяснить, что разбросанная повсюду неопрятная бумага – не мусор. Пару раз на Антона накатывала паника – убрать, привести всё в порядок, вернуть Киру… А потом на кошачьих лапках подкралось одиночество. Им некогда и не о чём стало разговаривать. Он не понимал биологии, её не интересовали переводы с ируканского.
– Я узнавал, в такой ситуации часто помогает завести детей… Но вот детей-то у нас быть и не могло. Генетическая несовместимость.
Доктор Будах грустно покивал.
Первое время к ним часто заходили. Друзья, знакомые… За шесть лет большинство нашли себя, остепенились, гитарный перезвон сменился разговорами о работе. На таких встречах Антон всё чаще мрачнел. Иногда – рассказывал, с каким-то извращённым удовольствием разглядывая вытягивающиеся, разом бледнеющие лица. Спасала Кира– лёгкий, славный человек. Да и гостям было легче общаться с нею – о знакомых и понятных вещах, чем с Руматой – с его жуткими воспоминаниями и висельным юмором.
Общее мнение выразила одна из сотрудниц Киры. Антон вернулся домой как раз в тот момент, когда она, тряхнув хорошенькой головкой, гневно произносила: "И я не понимаю, как наша Кирочка может жить с этим дикарём".
Всё чаще Киру звали одну.
В таких случаях Антон вылавливал Пашку и они уходили в Мирза-Чарле пить пиво в "Микки-Маусе" – баре-музее Юрковского. Последнем баре на Планете.
…Пашке было тоскливо… Он уже знал, что где-то заполночь Антон посмотрит совершенно трезвым глазом и непременно вспомнит:
