– Прости, старик, – только и сказал Фред тем вечером.
– А потом была эта экспедиция… Практика, знаете? Может быть, она бы не уехала – но ведь я всегда старался держаться. Не показывал виду.
– Да.
– Вы не могли последовать за ней.
– Индекс здоровья 13, – Антон процитировал неживым голосом: "Не рекомендуется покидать Землю. Не рекомендуется вождение любых транспортных средств. Не рекомендуется ношение оружия. Не рекомендуется…"
– Знаю, – кивнул Будах.
– Потом писем долго не было. И вот… пришло сегодня.
– …И тогда я понял, что меня нужно лечить, – закончил Антон.
– Нет, благородный дон, я так не думаю. Вы совершенно здоровы.
– Совершенно, – повторил он, – Видите ли, АГЛ – Арканарская Геморрагическая Лихорадка, – известная также, как "чёрный мор", имеет ряд характерных признаков. Не стану утруждать вас, благородный дон, ненужными сведениями, – у вас нет ни одного из этих симптомов. А вот ситуация с лабораторными данными очень любопытна. Экспресс-лаборатория показывает резко положительные результаты…
– ….а те же анализы, сделанные вручную – отрицательны. Все до единого. Похоже, у вас, дон Румата, весьма влиятельные враги.
– Вы, земляне, слишком доверяете слову. Вас нельзя убить стрелой, но слово легко способно отравить вас. Шесть лет назад, когда я попал на Землю, мне хотелось умереть. Я вдруг понял, как мало знаю, как много надо учиться, чтобы быть врачом. И многие говорили, что в пятьдесят шесть лет поздно переучиваться… И что есть много других интересных и нужных профессий – ассенизатор, например. Думал о том. Серьёзно. Удержало одно – что вы – такие же люди, как мы. Дальше – годы каторжного труда, чтобы вернуть себе то положение, которое имел в Ирукане. Иногда казалось, что эти многие правы. Понимал всё – и шёл. С дежурства в читальный зал – и обратно. Дорогу пройдёт идущий…
Скажите, дон Румата, вы говорили, что были пилотом. Разве вас не учили, что делать, когда остаётесь в одиночестве?
…Курс Автономного Выживания. Он проходил его дважды. Общий курс – для пилотов: "о съедобных травах, как построить лагерь, добыть огонь, наладить связь и оказать первую медицинскую помощь". И специальный курс для сотрудников Института: "Не верь. Не бойся. Не проси".
"Но ведь это Земля", – чуть не заорал Антон.
"Сдали нас, благородный дон. Бывает", – усмехнулся Румата Эсторский.
Он стоял перед зеркалом и смотрел на худого, как вешалка небритого человека с тёмными кругами под глазами.
Он прошёлся по дому… Погладил корешки книг, обложки кристаллотеки. Вот эти – Кирины. А те – его. Сколько раз он садился за них и … засыпал.
А вот – корабли. Бывали дни, когда Антон чувствовал, что стоит на краю срыва. Тогда он брал дощечки, бумаги, острый нож – и собирал модели парусников. Аккуратная, тонкая работа прохладной водой смывала бешенство…
Антон представил этот дом без него.
Решение уйти появилось внезапно, в залитом солнцем вестибюле больницы. Звонкий детский голос в гулкой тишине: "Он потерялся" – вдруг срезонировал в унисон с собственными мыслями: "Я! Это я потерялся!".
Наконец Антон взял самую красивую из моделей, закинул за спину гитару и вышел.
Неподалёку протекала речка.
Антон наклонился и осторожно спустил парусник на воду. Секунду его несло на гребне волны – корабль-птица… Удалось выбраться из-под второй волны… А потом его накрыла третья… И больше ничего не было – лишь речка всё несла бурые воды.
"Так должны погибать корабли…"
Генералу Святого Ордена
От Наместника Ордена
в Арканарской области
Боевого Епископа
Раба Божьего Рэбы
Спешу довести до сведения Вашего Высокопреосвященства, что переговоры наши с доном Кондором протекают благоприятнее, нежели мы даже могли себе предполагать. Именем Господа нашего в скорейшем времени будет покончено с мятежом возомнивших о себе баронов, и закон и порядок восстановятся в Арканарской области.
Опасаюсь, однако, что заново придётся начинать нам все труды наши в Области, поскольку прахом пошло всё, свершённое нами за последние пять лет.
Как несомненно известно Вашему Высокопреосвященству, я, недостойный раб Божий, добился умиротворения вверенной мне области. Трудами братьев наших девственница с мешком золота за плечами могла пешком пересечь Область без малейшего ущерба для себя.
Не вражьи войска – безымянный ужас разогнал бы жителей Запроливья, если б не скитались по дикой сайве чёрные монахи, без отдыха сражаясь с нечистым. Кто б чувствовал себя спокойно даже за стенами своего жилища, если б исчадия Икающего леса проникали бы в обитаемые земли? Кто отважился бы пуститься в путь? Но когда из лесных чащоб, из Питанской трясины и из-за Красного хребта выходят тёмные силы дьявола, их неизменно встречают смиренные дети Господа нашего.
Есть мечта у меня: понести свет истинной веры в страну сию, именуемую Землёй. Ибо многочисленны варвары, населяющие её, тучны пастбища их, обширны поля – но неведомо им, убогим, Слово Господа.
Понадобились бы мне братья, грамоте земной обученные, опытные в споре и в искусстве ратном, дабы говорили они с варварами на языке их.
Также спешу сообщить Вашему Высокопреосвященству, в дополнение к предыдущему донесению своему, что дивные устройства землян в обращении просты на изумление. Ни малейшей нужды нет знать, как работают они, достаточно умения "нажимать на кнопку", в коем искусстве мы изрядно преуспели.
Теперь относительно вопроса Вашего. Управляется страна сия неким Всемирным советом, наподобие Соанской Конференции негоциантов.
Размещается пресловутый Совет в здании зело обширном, в Столице. Поразило меня немноголюдие в совете том. На мой же вопрос было отвечено, что работают тяжко члены совета, оттого и не могут присутствовать неотлучно. Спросил я тогда, зачем же выстроено здание столь великое, и бывает ли, что собираются все члены совета.
На сие получил ответ, что "полный совет собирается лишь в чрезвычайных случаях, как неизвестная опасность Земле ".
В заключение же желал бы поведать случай столь же куриозный, сколь и поучительный, со мною приключившийся. Видел я еретика и крамольника дона Румату Эсторского…
И если тебе вдруг наскучит твой ласковый свет,
Тебе найдется место у нас, дождя хватит на всех.
Посмотри на часы, Посмотри на портрет на стене,
Прислушайся – там, за окном, ты услышишь наш смех.
Закрой за мной дверь. Я ухожу.
…Дорога. Шершавая и тёплая, как спина доброго дракона. Гитара за спиной. Всё.
Абсолютно свободен.
Далеко наверху – бездонное синее небо в ярусах облаков. Шелестит, проплывая мимо, древний лес. Тёплый ветер играет длинными волосами. Далеко позади оставались Город, Институт, шесть вычеркнутых из жизни лет… Он лежал на спине, смотрел в небо, и тихо перебирал струны. Стереть себя и нарисовать сначала… Жизнь лежала впереди – чистым листом бумаги.
Дорога несла и других людей. Внезапно Антон обнаружил, что распалось постоянно окружавшее его кольцо жалости и опущенных глаз. Он не был больше залитым кровью кошмаром, шесть лет назад вырвавшимся на экраны планеты. И не хотел оставаться сломанной марионеткой.
Мир сверкал яркими красками, как бывает после тяжёлой болезни.
Он пел старые, очень старые песни, авторов которых часто и не помнил.
Люди останавливались, садились рядом…
И когда рядом рухнет израненный друг
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг,
Оттого, что убили его, не тебя.
Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал,
По оскалу забрал – это смерти оскал,
Ложь и зло, погляди, как их лица грубы,
И всегда позади вороньё и гробы.
И, прищурившись, тихо кивал головой мрачнейший Десантник с тремя звёздами на рукаве, вспоминая что-то.
Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если руки сложа, наблюдал свысока,
И в борьбу не вступил с подлецом, палачом,
Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем
…Через два дня он встретил попутчиков.
