Я отлично сознавал, что этого не должно быть. Если они не оправятся от потрясения, они все погибнут, пусть даже Большое Переселение пройдет удачно.

Эта часть мальчишкиных воспоминаний показалась мне очень странной: его рассуждения в самом деле были совсем не детскими. Непонятно, что за катастрофа и потрясение пережиты ими?

А между тем мальчишкины мысли изменились. Теперь его мучили тоска и боль, вернее предчувствие тоски и боли, которые он будет испытывать, когда вместе со всеми покинет Карст.

Он так ничего и не смог полюбить на Карсте, кроме камина и репродукции со старинной картины. Такого непричесанного и неприбранного пейзажа, какой изображен на ней, на Земле уже не найти. Похожие на этот, заповедные уголки были только в далеком прошлом.

Я не замечал, что плачу — слезы катились по накаленным от жара щекам и быстро высыхали.

— Вот где ты запрятался. Пора! — Дядя Виктор сделал вид, что не замечает моего заплаканного лица. Сейчас мы с ним были равными — одни и те же чувства владели нами, были понятны обоим: в его глазах я видел тоску и боль.

— Тебе пора отключаться, — напомнил он.

Все кончилось. По инерции я продолжал еще видеть горящие поленья и раскаленную решетку камина, мое лицо и руки словно бы ощущали тепло — но я уже сознавал, что нахожусь не на Карсте.

По моим щекам катились слезы, вызванные чужими переживаниями. Я очнулся окончательно — осознал себя Олесовым. Меня окружали ненавистные мне благотворительно мягкие нематериальные стены комнаты на осточертевшем Земтере. В зеркальной полировке внутренней крышки контейнера я увидел свое отражение — бесчувственно красивую маску. За дверью слышался голос Либзе:

— Олесов, мы пришли в гости.

Я сдернул с головы колпак — он съежился и принял форму гнезда, в котором пролежал тысячи лет.

Черт бы побрал этих истуканов: им-то еще для чего шляться по гостям?

В наше время на Земле гостей занимали телевизором и магнитофоном. А когда они не были изобретены, подсовывали семейный фотоальбом или заводили патефон. Здесь этому назначению служили сигрибы. Сигриб много тошнее телевизора. Понятия не имею, как эта коробка работала. Она тоже подключалась в сеть; у нее была шаровидная антенна; вместо экрана — зев. Программы передач повторялись. Гости и хозяева усаживались перед пастью сигриба. Я к этой штуке не прикасался — включала и настраивала всегда Либзе. Все погружались в сомнамбулически чувственный сон. То есть каждый сознавал, где находится, можно было даже вести разговоры, совсем как при включенном телевизоре, но в это время в мозги напихивались разнообразные ощущения. Они незаметно пьянили и дурманили — это был какой-то сладостно-похотливый наркоз. Развлекательная программа то и дело перебивалась обязательными пятиминутками. В это время внушались строгие чувства бдительности, любви к общественному порядку и всеобщему благополучию.

Кошмарные земтерские будни угнетали. Необходимо было во что бы то ни стало встретиться с Итголом. Может быть, он один способен помочь мне разобраться во всем. Не представляю, правда, каким образом он это сделает. Но Итгол не давал о себе вестей.

Приятели и приятельницы Либзе по нескольку раз в неделю собирались у нас, чтобы сообща повнушаться перед сигрибом. Похоже, что никаких других развлечений у них не было. Искусств тоже: ни музыки, ни живописи — ничего. Говорить об архитектуре или о прикладном искусстве не приходилось: на Земтере все было стандартным.

Просиживая по многу часов у сигриба, я испытывал опустошенность, мне все труднее становилось сосредоточиться на том единственном, что интересовало меня — на тайне своего появления здесь. Через год я, наверное, стану таким же послушным и вседовольным, как они.

От этого дурманящего гипноза я спасался другим наркотиком: запирался в комнате и надевал на себя проволочный колпак. Кусок чужой жизни длился ровно четыре часа. Каждый раз мне только вначале удавалось разделять собственные ощущения и чувства от чужих — мальчишкиных. Вся четырехчасовая программа впиталась в меня — стала частью моего прошлого.

Однако по-прежнему ничего не прояснилось — можно сказать, загадок прибавилось. Что за астероид Карст? Почему там очутился мой труп? Когда это было? Что за катастрофа постигла людей, живущих тогда?

Может быть, разгадка заключалась в документах, спрятанных в контейнере? Но пытаться самому расшифровать неизвестный язык — затея напрасная. Для этого нужно обладать способностями Шампольона.

Я машинально перелистнул несколько страниц, взгляд бегло выхватил одну строчку: «Галактические координаты искусственного астероида „Карста“»… — прочитал я.

Вообще там были совсем другие слова, на другом языке — но теперь я понял их. Это был язык, которым владел мальчишка.

В документах содержалась краткая история землян, навсегда оставивших родину после Катастрофы. Обо мне нигде не упоминалось.

Я уже совсем потерял надежду увидеть Итгола, когда он появился. Как всегда, проникнув сквозь стены одному ему известным способом. На этот раз он был с дамой.

Разрази меня громом, если я что-нибудь понимаю в этом! Дама Итгола была в обычной земтерской гипномаске, но я ни за что не спутал бы ее с другими женщинами. Сквозь стандартную оболочку как будто проглядывалась скрытая внутри сила ее собственного характера.

— Познакомься, это Игара, — сказал Итгол.

Неожиданно для себя я почему-то расшаркался перед нею на манер придворных кавалеров восемнадцатого столетия. Она с едва приметной улыбкой также церемонно поклонилась мне.

— Что удалось узнать? — спросил Итгол.

Я торопливо и путано рассказал про чудесный колпак, про Карст, про мальчишку. Я боялся, что они перебьют меня и расхохочутся — такой невероятной представлялась мне вся эта история. Но они слушали внимательно и верили мне. Несколько раз перекинулись друг с другом понимающими взглядами.

— Необходимо лететь на Карст, — заявил Итгол.

— На чем? — задал я глупый вопрос.

— На звездолете.

Подробная карта Галактики была приложена к документам, которые очутились в наших руках. Итгол сказал, что сможет вычислить маршрут Земтер-Карст.

План похищения звездолета созрел в его голове мгновенно.

На этот рейс записалось пять пар — все молодожены, точнее будущие молодожены, как и мы с Либзе. Двое, Герий и Эва, даже помолвлены в один день с нами.

Громадина звездолет когда-то ходил между Земтером и Тритоном — небольшой остывшей звездою, удаленной от Земтера всего лишь на полтора светогода. На Тритоне находились главные рудники земтерян. Корабль давно отслужил свой срок и был наскоро переоборудован в пассажирский прогулочный — нечто вроде космического дилижанса.

Обычными пассажирами были отпускники и молодожены. Корабль описывал несколько витков вокруг планеты на первой космической скорости. Такая прогулка разве что в мое время на Земле показалась бы заманчивой. Поэтому желающих было немного.

Я не был уверен, что Итголу удастся выполнить свой план. Ведь требовалось заправить корабль вакуум-массой (так называлось топливо) не на короткий рейс, а чтобы хватило до Карста.

Уже одно это казалось мне невыполнимым, а требовалось еще вложить в автопилот новое задание, маршрут, рассчитанный Итголом.

Просторные залы ожидания располагались в одном из верхних этажей. Они казались совершенно пустыми. Несколько скучающих парочек вроде нас с Либзе сидели в креслах неподалеку от выхода на стартовую площадку.

Объявили посадку.

Я не заметил, когда именно кончился коридор и мы очутились в салоне звездолета. Итгола с Игарой среди пассажиров не было, и я подумал уже, что затея провалилась. Но в следующий момент увидал их обоих: Итгол помогал Игаре усаживаться в кресло. Это походило на чудо: только что я насчитал в салоне пять пар, а стоило мне на миг отвернуться — их оказалось шесть. Но я уже привык не поражаться ничему.