Панайотов собрался уже вернуть рюкзак в багаж, но передумал, расположился с ним на броне — всё равно ведь скоро выступать. Или всё же не так скоро? А, какая разница…

— Не терпится тронуться дальше? — усмехнулся профессор Милорадович, показываясь из люка.

Да, нетерпение — это есть. Выходит, и со стороны заметно.

— Место здесь неприятное, — вздохнул Веселин, — эти деревья. И запах. Как что-то скисло.

— А дальше будет приятнее? — Ратко хмыкнул и отвернулся, показывая, что вопрос риторический. Конечно, он прав. Чем далее к центру ареала, тем болезненнее для природы последствия мутагенов. И человеку на такое больно смотреть.

— Запах исходит от деревьев, — заметил Костич. Он уже с момента остановки сидел на броне и внимательно рассматривал эти бледные стволы, ковёр из опавших иголок, шишки да серёжки в дружном соседстве на ветвях. — Когда дерево одно, особого запаха не уловишь. Но в роще — другое дело.

— Уж не знаю, что там в чём киснет, может, еловые фитонциды в берёзовом соке, — добавил Веселин, — но рот всё время наполняется слюной. Так и тянет плеваться! Кажется, что слюна ядовита.

— Аналогично, — кивнул Костич. — и боюсь, если нас вовремя не отпустят её исторгнуть, мы тут всё загадим вокруг БТРа! — он расхохотался.

— А по плотности плевков, — ввернул и капитан Нефёдов, — определят, сколько мы тут простояли. — он подмигнул учёным. — Не обижайтесь, уважаемые. Харкайте себе на здоровье, это раз. А во-вторых, можете даже спрыгнуть наземь, только не надо удаляться от БТРа. Мало ли? — судя по тону, уверенному и с ленцой, капитан вовсе не опасался засады, просто считал нужным подстраховаться.

Шутова, Рябиновича и Седых не было где-то с полтора часа (или больше). Этнографу Панайотову, конечно, неоткуда знать, как скоро им следовало провернуться, но к концу ожидания он беспокойно заёрзал на броне и стал вторично перепроверять рюкзак. Сербские учёные — те успокоения ради затеяли узко-специальный спор о какой-то малоизвестной работе Вука Караджича. Солдаты — впились взглядами в берёзовые стволы. Даже капитан Нефёдов напрягся да помрачнел, слушая лесную тишину. Хоть подробных инструкций разведчикам он и не давал, но вряд ли отпускал их просто побродить по округе в своё удовольствие.

— О, наконец! — первым заметил мелькание зелёного камуфляжа между бледных стволов солдат по фамилии Елохин. В голосе его звучало облегчение, но расслабляться никто не стал.

Разведчики вернулись вчетвером — вот так номер, подумалось Веселину, когда он рассмотрел их фигуры. А было-то всего трое: Шутов, Рябинович, Седых. Кто-то здесь лишний!

Ага, вон тот лишний. Идёт вторым, стазу за Шутовым. Морда красная — будто обморозил когда. Растресканные губы. А черты лица совсем невыразительные. Но резкие. Глубоко посаженные глаза, сплюснутый нос, лошадиная челюсть. Мутант! Ну да, уж мутанта ни с кем не спутаешь. Только разве с другим таким же.

— Проводника привели, — подал голос Рябинович, — настоящего.

— А откуда видно? — спросил капитан Нефёдов.

— Так при нём пропуск — на него самого и на всю экспедицию.

— Проверили?

— Так точно, мой капитан!

— Имя! — Нефёдов обратился к мутанту. В целом доброжелательно, хотя и не без настороженности.

— Сопля, — ответствовал проводник. Ай да имечко у парня.

— А скажи мне, Сопля…

— Нужно Щепаньски! — перебил его мутант.

— Он будет говорить только с начальником экспедиции, — пояснил Седых. — Такие у него указания.

— Ладно, — пожал плечами Нефёдов, — пускай ждёт. Щепаньски явится с минуты на минуту.

И как в воду глядел. Вдали едва слышно затарахтел мотор второго БТРа.

Вот и доехали!

БТР полковника Снегова и начальника этнографической экспедиции Щепаньски напоследок взревел чадящим мотором и остановился в трёх метрах позади головной машины. Облако паров солярки рассеялось, но свежесть на путников не снизошла. Мерзко пахли мутант-деревья.

Цепкий взгляд капитана Суздальцева прошёлся по людям на броне и вокруг нефёдовского БТРа. Ну понятно: стоянка ещё не организована, пассажиры только ждут позволения сойти, но разведка проведена — и… Ага! Уже явился проводник со стороны мутантов, и у людей Нефёдова с ним состоялся контакт. Что ж, это пора доложить полковнику.

— …Так значит, все ракеты, что упали под Брянском, были выпущены по Москве? — нетерпеливо переспросил кто-то из учёных.

— Ну, большинство и до Брянской области не долетело… Извините! — капитан оборвал увлекательный рассказ о происхождении мутантов из Дебрянского ареала — к явному сожалению троих чешских сподвижников пана Кшиштофа, что оседлали броню напротив него. Мантл, Хомак и Клавичек — так их звали, этих внимательных слушателей. Суздальцев не исключал, что от мстительного пана незадачливым коллегам рано или поздно перепадёт. А тем, поди, и невдомёк окажется…

Да, капитан-златоуст Суздальцев уже давно, с раннего утра перестал бередить польские раны. Он заговорил об истории мутантов здешнего ареала — почти полностью великорусского. Тут чехи и расслабились. Здраво рассудили: почему бы не узнать кучу интересных подробностей о зоне, в которую они едут? Оно-то разумно… Да только ненависть пана Кшиштофа имела в виду их недальновидный здравый смысл.

Мантл, Хомак и Клавичек слушали обидчика-капитана — вот что перевесит. А ещё профессор Щепаньский не преминёт истолковать их поведение как дезертирство с его личной «холодной войны», как переход на сторону соперника-полковника, как предательство интересов Европы… Ведь пан Кшиштоф — это и есть лучшая и большая часть Европы, они у себя в Чехии разве не знали? Стыдно, товарищи чехи!

Впрочем, любопытные господа антропологи остались на броне, а рассказчик давно уже юркнул в распахнутый люк БТРа и рапортовал полковнику Снегову (при чём, разумеется, присутствовал и мрачно-враждебный Щепаньски — куда же без него, в самом деле!).

По давнему обыкновению, Алексей Иванович Суздальцев мыслями гулял вокруг да около, но докладывал — строго по делу. Так, мол, и так, мой полковник, добрались до конечной точки маршрута, обстановка спокойная, людьми с головного БТРа встречен высланный мутантами проводник.

Снегов слушал с невозмутимым видом, а вот Щепаньски при упоминании о проводнике так и встрепенулся. Из слов Суздальцева пан мог бы заключить, будто представитель мутантов там, на стоянке, уже давно общается с Нефёдовым и его солдатами. И не сказать, чтобы хитрый капитан сию двусмысленность допустил по наивности.

Полковник лёгким кивком дал понять, что принял информацию и больше Суздальцева не задерживает. Зато польский учёный, мрачный, словно туча, двинулся к десантному люку вперёд капитана. Как-то он теперь поговорит с вольным сыном мутантского ареала?

Пусть! Пусть профессор Щепаньски раскроется: он ведь так нервничает, когда кто-то вмешивается в планы его махинаций!

Суздальцев поспешил вслед за сердитым поляком, предчувствуя: вот-вот разыграется комедия!

И комедия разыгралась. Правда, совсем не такая, какой он её себе представлял. Поляки ведь тоже умеют держать удар. И, если удар не термоядерный — то даже обращать его к собственной выгоде. Игроки! Не стоит их способности недооценивать.

То пан профессор сидел мрачнее тучи, а тут вдруг выглянуло ясное солнышко. Сошло в мир с БТРа. И всеми лучиками излилось на краснолицего зачуханного красавца с тяжёлой нижней челюстью.

— Как зовут тебя, друг? — мягко спросил любезный пан.

— Сопля! — поклонился мутант-проводник. В поклоне у него из носу действительно выскользнула сопля преизрядной длины — словно документ в подтверждение имени. Мутант ловко утёр документ рукавом и выпрямился.

— Сопля? Как мило! — пан Кшиштоф позволил себе похихикать.

— Сопля польщён, — покраснел и без того красномордый типчик, — Сопля премного наслышан. Сопля может проводить дорогого друга Щепаньски до нашей радостной столицы. Сопля и сам будет рад.