Из-за ствола одной из таких ромашек и высунул мерзкое рыло двуглазый хряк-мутант. Что мутант, сомнения не возникло, ведь оба глаза располагались на одной стороне морды. Оба правые. И глядели недружелюбно, наливались кровью.

Позади капитан Суздальцев подал негромкую команду, русские защёлкали предохранителями на оружии. Сейчас начнётся, понял Горан, что ж они, не понимают, стрелять нельзя, ведь рядом и БТРа нет, а бронежилеты не спасают… Потом перевёл взгляд на собственную руку — в ней ярко блестел серебристый ствол. И когда только успел выхватить? Зарекался ведь…

Напряжённую тишину прорезал голос проводника.

— Не надо стрелять в кабана, — взмолился он, — кабан хороший! Сопля с кабаном не хочет ссориться!

И надо же: правоглазый свин чуть не вывернул клыкастую морду, чтобы разглядеть проводника, когда же разглядел — тут же повернулся задом и под прикрытием древовидной ромашки мирно ушёл. И такое бывает.

— А он бросился бы, — убеждённо проговорил застывший в шаге от Горана болгарин Панайотов, — если бы не Сопля…

В ответ нервно хихикнул пожилой профессор Костич из Белграда:

— Угу. Мутант мутанта не обидит.

А старый Ратко Милорадович — тот с какого-то перепугу стал рассуждать, кто же с кем договорился: Сопля с кабанищем, либо наоборот. Какая разница?

Так или иначе, пронесло. Теперь можно и заболтать свои страхи.

Пошли дальше.

Берёзовые стволы редели, пока не уступили место экзотам приболотного мира: кустистым лишайникам, влажнолистным лопухам, крученым лианам. Почва, устилаемая мхами, стала круто уходить вниз, и там, в низине, в дымке торфяных испарений — показалось болото.

— Это болото возникло на месте бомбардировок, — сказал кому-то из своих капитан Суздальцев, — ещё в Первую ядерную.

Сопля повёл экспедицию вниз по скользкому крутому склону. Горан удержал равновесие, но пару раз чудом не шлёпнулся. Другим повезло меньше. Оба профессора из Белграда так и закувыркались, пана Щепаньски с трудом подстраховали пражские антропологи все вчетвером.

Когда спустились, Горан с угрызением осознал, что во время спуска даже не повернулся к брату — а тот ведь мог улететь из носилок. Хрусталёв и Гаевский оказались на высоте, не уронили ни носилки, не Зорана, и всё же!

Потом Горану припомнилось: он же не оборачивался к раненному брату ещё с момента ложной тревоги, причинённой последним кабаном. Так переволновался за собственную шкуру, что и думать забыл. Стыдобище!

Сопля торопил учёных отправляться в болотную часть пути. Они предложили устроить короткий привал перед отбытием — но проводник эту идею решительно отмёл. Даже не дал отдышаться после спуска, повёл к тропе, отмеченной двумя пирамидальными камнями. Собственно тропу скрывала мутная болотная вода. Проводник с ходу погрузился в неё по колено, идущий следом Вацлав Клавичек шлёпнулся, вздымая тучу брызг.

— А что, нельзя пройти по сухому? — негодуя, спросил пан Щепаньски.

— Березань находится на острове посреди болота, — пояснил Сопля.

Держись, Зоран! Упрятали же твою операционную! Горан теперь брёл рядом с носилками и старался не думать, что случится, если Гаевский с Хрусталёвым вместе поскользнутся на середине болота, где грязи по пояс. Но ведь ясно: раненый уйдёт под воду. Рана от соприкосновения с болотной грязью мигом нагноится, к тому же Зоран под водой наверняка захлебнётся и больше не сможет дышать.

Вся болотная часть пути осталась в памяти Горана нескончаемо-однообразным процессом сопровождения носилок в ледяной мутной воде, доходящей до пояса. И никаких иных впечатлений.

Где-то видели пучок лаокооновых червей-мутантов и рядом гигантскую болотную змеючину — Горан в ту сторону даже не повернулся. Он старался быть с братом на малом болотном отрезке его жизненного пути, которому — возможно — суждено стать завершающим.

Болото осталось позади, под ноги легла твёрдая почва, густо поросшая сизой мутант-травой, утыканная неприветливым прибрежным кустарником, а кое-где — усеянная широкими базальтовыми глыбами. Что за жуткие взрывы вынесли на поверхность этакие монолиты?

Кстати, далеко впереди, за каменным хаосом и берёзовым редколесьем замаячили вечерние огни селения. Березань? Видать, она.

Выйдя из ледяной воды, люди первым долгом поспешили переобуться и переодеться в сухое. Проводник больше никого не торопил: болото ведь преодолено. А всё-таки даже университетские профессора переодевались почти с армейской скоростью. И подходили к Сопле, всем видом выражая готовность к последнему рывку — до самой Березани.

— Теперь друзьям учёным нужен привал! — громко крикнул Сопля, заодно привлекая внимание и военных, идущих следом. — На этих больших камнях можно хорошо посидеть и отдохнуть.

Если спросить мнения у мудрого Ратко, то сказанное — несколько запоздало. Теперь, когда все без особой команды переоблачились и собрались в путь, «учёным нужен привал»? А самих учёных кто-то спросил?

Оказалось — даже начальник экспедиции не вполне в курсе вопроса.

— Зачем снова привал, когда здесь уже рукой подать? — капризно воспротивился пан Щепаньски. — Веди-ка дальше, друг!

— Сопля не может сразу привести всех! — ответил проводник с неожиданной категоричностью. — Сопля боится Пердуна, Сопля боится Прыща. Сопля должен сначала предупредить.

Начальник экспедиции досадливо отмахнулся:

— Сопля зря боится Пердуна и Прыща, если они оба боятся Дыры.

— Сопля не зря боится! Пердун и Прыщ сначала съедят Соплю, а потом испугаются Дыру. Пердун говорит, в Березань нельзя людям, Прыщ говорит, в Березань нельзя солдатам. И солдатам в Березань никак нельзя, даже если людям можно, — мутант говорил далее, а пан Щепаньски лишь насупливался, да кусал губу. Легко понять: на родной территории проводник приободрился и пытается теперь «отыграть назад» неудобные для себя уступки, на которые ранее пошёл под давлением пана. И как его теперь заставишь?

— Людям ещё можно, а солдатам никак нельзя? — переспросил Йозеф Грдличка.

— Сопля так сказал, — закивал проводник.

— Но в Березани операционная, куда людям и солдатам надо доставить раненых. Мы за этим сюда и шли.

— Это всё равно, — Сопля наглел на глазах.

— Что?!! — такого громкого голоса и жёсткого тона от капитана Суздальцева доселе не слышали. Даже Сопля содрогнулся.

А ведь Суздальцев — образованный человек, историк, да ещё — казалось, дипломат по призванию. Но не постеснялся. Общение с мутантом потребовало суровости — так вот она! И ведь ни нотой не сфальшивил. Рявкнуть — дело нехитрое, но правильно рявкнуть — целое искусство.

Оценили и солдаты. Милорадович заметил, как Мамедов тронул за плечо Хрусталёва, а тот в ответ поднял большой палец. Круто, мол.

— Видишь ли ты, друг Сопля, эту штуку? — Суздальцев указал на длинное ружьё с оптическим прицелом, которое сам и нёс ещё от лагеря.

— Сопля видит, — сглотнул мутант, — это снайперская винтовка.

— Верно. А в ней — этого не видно, но ты мне поверь — патроны с разрывными пулями. Они заготовлены специально для такого случая.

— Сопля не понял… — заморгал мутант. — Но Сопле интересно!

— Объясню! — хищно улыбнулся Суздальцев. — Мой человек сейчас последует за тобой. Он проследит за твоими действиями в Березани. И всадит интересную пулю тебе прямо в пузо, если решит, что ты подозрительно себя ведёшь. То есть — плохо убеждаешь Пердуна и Прыща. Улавливаешь?

— А почему в пузо?

— Чтобы у твоих ребят не возникло сомнений, принимать ли тебя в пищу, — закончил Суздальцев.

— Сопля понял!

Что капитан заговорил на языке угроз — это, в общем-то, вполне оправдано ситуацией. Сопля поставил под сомнение прежнюю договорённость — такое надобно пресекать в зародыше. Но решится ли?..

Решился. Не успел Сопля отойти шагов на тридцать, как Суздальцев передал свою винтовку Мамедову. Тот понятливо кивнул и скрылся в зарослях чуть в стороне от пути, по которому двинулся мутант.