- Он… он теперь говорить будет? - хрипло прошептал он наконец. - Все, все будет говорить?

Мне очень не хотелось его разочаровывать, но пришлось сказать, что нет, не все, а, наоборот, очень немного, но что мой Барс еще меньше умеет.

- Котенька мой!.. Мурчик!.. - шептал Герка, обнимая кота.

Сцена была трогательная, но посмотрел я на эту парочку, и что-то у меня сердце екнуло. Конечно, я тревожился, что с ними будет - и с Геркой, и с Мурчиком - в такой дурацки усложнившейся ситуации. Но сейчас, при дневном свете, мне очень не понравилось, как Герка выглядит. Я и вечером видел, что он хиленький и какой-то неустойчивый, и голос странный, и глаза слишком блестят. А сейчас понял, что мальчишка болен, и похоже, что туберкулезом. Недаром ведь я из семьи врачей. Родители считали, что у меня верный глаз и легкая рука и что зря я не стал врачом. Туберкулез сейчас у нас болезнь редкая, про нее сразу и не подумаешь, но неестественный, лихорадочный блеск глаз, пятна румянца на скулах при общей бледности, худоба - именно болезненная, а не от быстрого роста, как бывает у долговязых подростков, - это все смахивало на туберкулез.

- Герка, ты как себя чувствуешь? - спросил я. - Спал хорошо?

Герка пробормотал что-то невнятное. А Валерка сказал, что спал он беспокойно: все стонал, бормотал, кашлял…

- Ты чего кашляешь и хрипишь? Простудился, что ли? - спросил я, беря его за руку.

Пульс очень частил. Рука была горячая.

- Не-а! - сказал Герка. - Так что-то охрип.

- А у меня такое впечатление, что ты нездоров, - осторожно сказал я. - У врача ты давно не был?

- У нас в школе осмотр был. В апреле, что ли, - неохотно ответил Герка и, схватив Мурчика на руки, сел на диван; дышал он тяжело.

- И что тебе сказали? Рентген делали?

- Рентген всем делали. Ничего не сказали. Говорят, питаться надо лучше. Витамины чтобы есть. А я и того не съедаю, что сейчас. Неохота… А что Мурчик еще умеет?

Я показал сцену с карандашом и бумагой. Герка обмирал от восторга и гордости за своего любимца. Валерка плакал от смеха и держался за живот.

- У тебя какие болезни были раньше? - продолжал я допытываться, когда окончился «номер» Мурчика.

- Корь была, - подумав, сказал Герка. - А больше не знаю. Гриппом вот часто болею.

- А последний раз когда болел?

- Перед самыми праздниками.

- Насморк, кашель?

- Не-а. Так просто. Жар был, болело все, потом вроде прошло.

Эпидемии гриппа в Москве в апреле не было. Может, это все же был вирусный грипп, вызвавший обострение туберкулезного процесса, а может, и сам туберкулез под маской гриппа. На рентгене, да еще в условиях профилактического школьного осмотра, могли проморгать небольшое затемнение. Впрочем, перед этим «гриппом» затемнения, возможно, и не было. Но сейчас надо было думать даже и не об этом в первую очередь, а о том, как уладить семейный конфликт.

- Лидия Ивановна что сказала? Записку ей передали?

- Ага. Сказала, что постарается прийти, - отрапортовал Валерка. - Я ей на перемене все по секрету объяснил про Мурчика и про бабку.

Ксения Павловна угостила нас всех обедом. Потом ребята сели готовить уроки, а я пошел к себе. Поговорил с Володей по телефону. Он сказал, что договорился насчет демонстрации - состоится она 6 июня в одиннадцать часов - и что в связи с этим он хочет со мной кое о чем посоветоваться. И опять мне показалось, что тон у него какой-то странный.

- А кого будем демонстрировать-то? Одного Барса? Барри, что ли, вправду болен?

- Барри выздоравливает. Наверное, обоих будем демонстрировать. Договоримся при встрече. Нужно кое-что уточнить. Зайду к тебе вечером, часов в восемь. Ты где был, в библиотеке? Я тебе уже дважды звонил.»

В библиотеке, как бы не так! - с досадой на себя подумал я потом. - Трачу считанные дни отпуска неизвестно на что. Ну, завтра уж обязательно засяду за чтение! Воспользуюсь, кстати, библиографией Ивана Ивановича… Ну да, сразу ты, конечно, не додумался это сделать… А все же с Володей что-то странное творится. Ладно, сегодня поговорим по душам. Я ему, кстати, Мурчика покажу. Можно еще того старого белого кота взять, из пятьдесят четвертой квартиры… как его? Хозяин - Марик, а кот?.. Ага, Пушкин! Нашли же как назвать этого лентяюгу… а он даже и не пушистый особенно, так полукровка… В общем, сегодня же вечером я примусь за дело, хватит этого разгильдяйства!»

Возможно, и прав тот мудрец, который утверждал, что судьба человека - в его характере (сегодня Славка ко мне приходил, я выяснил: оказалось, это Корнелий Непот, древнеримский историк, живший в I веке до нашей эры). Но интересно все же: какую такую роль мог сыграть мой характер вот в этот вечер, 3 июня? Я действительно твердо решил, что поговорю с Володей, потом зайду к Ивану Ивановичу, посоветуюсь с ним насчет библиографии, какие-то книги, возможно, одолжу у него, а остальные завтра буду читать в Ленинке. И обязательно так и сделал бы… Нет, тут уж скорее подходит что-нибудь из области религиозного дурмана и всякой мистики. «Человек предполагает, а бог располагает», например. Или же: «Судьба играет человеком».

Я это так, шуточки дешевые отпускаю, а все потому, что неприятно и страшно мне вспоминать тот вечер, и как-то даже ни рука, ни ручка (авторучка, конечно) не слушаются, писать об этом тяжело. Но никуда не денешься, писать надо.

Значит, дальше события пошли так. Часов в пять прибежал ко мне Валерка и сказал, что пришла Геркина мать, плачет, ругается и требует, чтобы он немедленно шел домой. А Герка без нас боится идти: как бы с Мурчиком чего не сделали.

- Да он бы шел пока один, без кота! - посоветовал я: не очень-то мне хотелось идти говорить с этой мамашей.

- Ну, Игорь Николаевич, пойдемте! - умоляюще сказал Валерка; и я, тяжело вздохнув, поднялся.

Геркина мама сидела действительно вся заплаканная, вообще замусоленная какая-то и ужасно злая. Злилась она, как я понял, сразу на всех, без разбора: и на бабку, и на Герку, и на кота, и на мужа, а заодно и на Соколовых. Как я пришел, она и меня включила в этот свой комплекс: злости у нее был вагон, - я так думаю, еще человек на десяток хватило бы. Правда, злость была какая-то ненастоящая, бестолковая, больше от растерянности. Кипятится, кричит, плачет, а чего она хочет и кого винит, толком не поймешь. Бабка такая-сякая, ведьма лютая, а Герка - неслух и фокусник, а кот - обжора и на черта похож, пришибить его давно пора, это бабка верно говорит, а муж в доме не хозяин, а мы тут тоже все хороши, сманиваем мальчонку от родителей, вот Ксения Павловна хотя бы, сама мать, а такое себе позволяет. Ксения Павловна не выдержала и сказала, что именно она мать и никогда бы не допустила, чтобы ее сына об стенку швыряли и вообще вот так терзали. Шуму, в общем, получилось много, а толку мало, а Герка и Мурчик сидели рядышком на диване и молча всё слушали, и глаза у них были какие-то очень похожие и по цвету, и по выражению. Я тоже молчал, потому что говорить было без толку: с ней разве столкуешься! Но когда она завопила: «Герка, паршивец, кому я говорю, домой иди!» - и Герка как-то весь сжался и обхватил кота, я решил, что надо же как-то вмешаться, и мрачно сказал, не глядя на Татьяну:

- А если он сейчас пойдет домой, то отец опять будет на него кидаться? И опять вы будете требовать, чтобы он кота убил?

- А ваше какое дело?! - со злостью крикнула она. - Ваш, что ли, сын? И кот не ваш! Вот в милицию пойду, пожалуюсь, что хулиганите, в чужую семью без спросу лезете!

- Мама! - вдруг вскрикнул Герка. - Постыдилась бы!

Тут и Ксения Павловна разозлилась.

- Ты вот что, иди хоть в милицию, хоть еще куда, а мы тоже знаем, где на вас, дуроломов, управу искать. Небось мужья-то наши на одном заводе работают. Мой уж и то высказывался утром, что, мол, безобразие, чего Пестряков у себя в доме допускает, - религиозный дурман насчет кота разводит, а еще коммунист. И придется, говорит, мне, как парторгу, этим заняться, если не осознает сам. Вот взгреют твоего мужика по партийной линии, тогда закается муть разводить…