Эдвин Табб

Колокольчики Ахерона

У каждой планеты своя атмосфера, не только та, которой мы дышим, но и та, которую мы ощущаем. Рвущиеся ввысь, изрезанные волнами бурных морей горы Кальтурии - исполинские откосы, голые и бесплодные, - отражают багровый свет зловещего солнца на небе, столь низком и хмуром, что человек чувствует себя букашкой на ладони мироздания. Локраш, теплый и ласковый, покрытый лесами и пологими холмами; ароматный ветерок раскачивает цветы, красный и зеленый свет двойного солнца сливается и переливается бесконечным переменчивым мерцающим чудом. Снега, льды и непрекращающиеся электрические бури Рагнарока, а по ночам ослепительной красоты сияние заполняет небо лентами и полотнищами разноцветного огня. Поющие колокольчики Ахерона.

Мы заходили на эти планеты во время Большого путешествия, приземлялись на день-два, пассажиры глазели и восхищались, затем снова вверх, гравитационные двигатели гудели, поднимая нас в Космос, кружение гиперпрыжка, бросающего нас от звезды к звезде, и снова посадка, и снова чудеса природы, поражающие и ошеломляющие. Могло бы и надоесть, но никогда не надоедало. Вселенная слишком велика, слишком много в ней миров, чтобы оставалось место для скуки. Поэтому экипаж ждал посадки не меньше, чем пассажиры, а после нам также не хотелось взлетать, а взлетев, мы снова с нетерпением ждали посадки на новой диковинной планете.

У каждого из нас были любимые миры. Я знал, что капитану нравились живые кристаллы Альмури, за главным инженером надо было приглядывать, когда мы высаживались на Хоумлайне, где в удивительных морях плавали не менее удивительные рыбы, а для меня ничто не могло сравниться с поющими колокольчиками Ахерона.

Хольман рассказывал о них, когда я появился в кают-компании. У него вошло в привычку говорить о мирах, которые нам предстояло посетить, с научной точки зрения объяснять явления природы и, в некоторой степени, подготавливать пассажиров к чудесам, которые они увидят, хотя это и не входило в его обязанности. Несчастных случаев было мало, болели редко, а гиперпрыжок занимал иногда несколько дней. Для доктора, как и для всех нас, время от звезды до звезды тянулось медленно.

Я тихо двигался по кают-компании, собирая пустые стаканы, вытряхивая пепельницы, прибирая разбросанные книги и журналы - превосходный стюард, как всегда. Хоть эта работа и была лакейской, меня она устраивала, жалованья хватало, иногда перепадали щедрые чаевые, служба не утомляла, она помогала скоротать время, и, пока мы заходили на Ахерон, я был доволен.

- Удивительный мир, - рассказывал Хольман. - По ряду причин животная жизнь так никогда и не возникла на Ахероне. Это царство флоры. Там нет даже насекомых.

- Нет насекомых? - Кляйнман нахмурился. Этот маленький лысый человечек много читал, но знал мало. - А как же тогда происходит опыление?

- Растения двуполые, - объяснил доктор. - Они самоопыляются. Семена же разносит ветер.

- Колокольчики, - сказал Кляйнман. - Что это такое?

- Знаменитые колокольчики. - Хольман замолчал и взглянул на слушателей.

Они все были в кают-компании, все тридцать пассажиров, которых мы везли в этот раз. Пожилые люди в большинстве своем, потому что Большое путешествие стоит недешево. Парочка молодых влюбленных, проводивших свой медовый месяц, перешептывались, держась за руки. Толстая матрона с бриллиантами на жирной шее следила за своим сыном, долговязый нелепый юнец не сводил щенячьих глаз с привлекательной пепельноволосой женщины. Я был знаком с ней - Лора Амхерст, молчаливая и сдержанная блондинка, она редко говорила, а улыбалась еще реже.

- Поющие колокольчики Ахерона, - продолжал Хольман, и я осторожно подошел ближе. - На самом деле никакие это не колокольчики. Просто каприз эволюции. Преобладающая растительная форма представляет собой кустарник, достигающий высоты в два человеческих роста. Он плодоносит круглый год и обычно покрыт стручками разной степени зрелости. Стручки сферической формы, около дюйма в диаметре, и в каждом полдюжины семян.

- А я-то думал! - потрепанный фат разочарованно надул губы, как было в моде, когда я родился. - Я воображал, что это настоящие колокольчики.

- Стручки, - недовольно фыркнул Кляйнман. - Только и всего?

- Только и всего, - Хольман бросил быстрый взгляд на меня. - Просто каприз природы. - Он улыбнулся пассажирам. - Но есть в них все же нечто особенное. Видите ли, в почве Ахерона содержится очень много кремния. Так много, что ни одно земное растение здесь бы не выжило.

- Ничего удивительного, - казалось, Кляйнман нарочно действует всем на нервы. - Во многих мирах земная растительность не смогла бы развиваться.

- Вы правы. - Хольман вновь замолчал, и я знал, что он пытается скрыть раздражение. Настоящим проклятием были для него невежды, воображавшие, что они знают все на свете. - Дело в том, - спокойно продолжал он, - что из-за высокого содержания кремния в стручках они представляют собой хрупкие стеклянные шары. Семена внутри не закреплены, и при порывах ветра они ударяются об оболочку.

- Правда, они похожи на плоды физалиса? - внезапно спросила Лора Амхерст.

- Да, - сказал Хольман и вновь взглянул на меня. - Очень похожи на плоды физалиса. В поющих колокольчиках в помине нет ничего сверхъестественного.

Затем последовал шквал вопросов и ответов. Кляйнман старался выказать свою начитанность и преуменьшить познания доктора. Хольман терпеливо отвечал. В конце концов, он был членом команды, и ему не хотелось показывать всем, каким дураком был Кляйнман. Только Лора Амхерст хранила молчание, прекрасные пепельные волосы, подчеркивали ее бледность. Позднее, когда пассажиры ушли отдыхать и на корабле все затихло, Хольман вызвал меня.

- Садись, Джон, - он указал на стул в тесной амбулатории. - Как тебе наши пассажиры?

- Как всегда.

- Кажется, невысокого ты о них мнения? - Он не ждал ответа и не получил его. - А что ты думаешь о блондинке?

- О Лоре Амхерст?

- Да, о ней. - Он уставился на шкафчик с инструментами. - Она вдова, вдобавок овдовела недавно. Не нравится мне все это.

Я знал, что он имеет в виду, но ничего не сказал. Есть темы, которые можно обсуждать сколько угодно, а есть такие, что раз поговорил - и баста. Я не мог говорить об Ахероне. Я сделал вид, что смотрю на часы, и Хольман понял намек.

- Итак, ты не хочешь говорить об этом, - сказал он упавшим голосом. Что ж, я сделал все, что мог, остается только надеяться на лучшее. Но она вдова, и я уже пригляделся к ней. - Он тряхнул головой. - Черт бы побрал эти слухи. Почему люди не могут поверить тому, что есть на самом деле?

- Может быть, она и поверит. - Я встал и пошел к дверям. - Ты все очень убедительно объяснил.

- Но ведь недостаточно убедительно, а, Джон? - Он посмотрел на меня исподлобья. - Так я и думал. - Он вздохнул. - Ладно, подождем до завтра. Спокойной ночи, Джон.

- Спокойной ночи, доктор.

Когда я уходил, он не сводил глаз со шкафчика.

Смутные очертания Ахерона возникли перед нами на следующее утро, и мы завтракали под пронзительное гудение гравитационного двигателя. Завтрак уже закончился, когда мы вошли в атмосферу, посуда еще до посадки была убрана, и пассажиры ждали, когда откроются воздушные шлюзы. Хольман, как обычно проводил инструктаж вместо капитана.

- Ничто не может причинить вам вреда на этой планете. Но есть одна серьезная опасность. Каждый раз мы приземляемся в одном и том же месте, среди кустов протоптаны тропинки, вы не должны сходить с них ни на шаг.

- Почему? - Кляйнман, как всегда, был невыносим. - Если нам ничего не угрожает, то что же в этом опасного?

- Вы можете заблудиться, - терпеливо объяснил Хольман. - Кусты высокие, и заблудиться очень легко. Не сходите с тропинок, и вам это не грозит. Он улыбнулся. - Честное слово, вы ничего не потеряете, если последуете моему совету.