Захлопнув пудреницу, я спрятала ее в сумочку. Что было у меня безупречным, так это руки. Стянув перчатки, я внимательно разглядывала их в поисках утешения. Мои руки с длинными, тонкими, но сильными пальцами не были похожи на маленькие, пухленькие, нежные ручки мамы.

– Руки не только красивые, но и выражающие силу характера, – говаривал мистер Донати, наблюдая, как я подставляю под объектив фотоаппарата пальцы, унизанные тяжелыми перстнями знаменитой фирмы Донати. Мои руки призваны эффектно рекламировать эти перстни в журналах, распространявшихся по всей стране.

Я научилась хорошо использовать по крайней мере свои руки. Они стали нашим спасением, когда пошатнувшееся здоровье мамы заставило ее несколько лет назад оставить работу в магазине готового платья. Я ухватилась за единственную представившуюся возможность заработка. Меня никогда не привлекала профессия манекенщицы, но я овладела своим ремеслом и могла даже в какой-то мере им гордиться. Я работала много и всегда была занята. Но до появления Грега никому не приходило в голову фотографировать мое лицо. Это он заявил, что они не используют все мои возможности, ограничиваясь фотографированием рук. Это Грег сказал: "Давайте попробуем поснимать лицо" – и он же создал поразительные портреты, глядя на которые мне не верилось, что позировала для них я.

Внутренне вздрогнув, я попыталась отогнать печальные мысли. Меня ждали слишком тяжелые минуты в ближайшее время, чтобы предаваться скорби о том, что прошло и никогда не вернется.

Услышав медленные шаги позади машины, я обернулась. Четверо мужчин несли к лимузину серый гроб. При виде его я ощутила комок в горле. Меня охватила безумная тоска по матери. Ей было всего пятьдесят восемь лет. Женщина с нежной душой, она до последнего дня сохранила внешнее обаяние и привлекательность. Знающие люди говорили, что в семье Горэмов все женщины были красавицы. "Но я – не Горэм, – яростно твердила я про себя. – Я Малли Райс". Я сохранила фамилию отца, хотя сам он умер во Франции во время второй мировой войны и никого из членов его семьи не осталось на свете. Для меня он был во многих отношениях более реальной личностью, чем Горэмы, благодаря согретым любовью воспоминаниями мамы и всевозможным историям, которые она про него рассказывала. Так что я твердо решила: я буду Райс, никак не зависящей от Горэмов. Как только я выполню обещание, данное матери, я вернусь в Нью-Йорк и возобновлю прежнюю работу. Мистер Донати часто говорит, что мои руки всегда меня прокормят. Но ни в одну из тех студий, где может работать Грег, я не вернусь.

Гроб исчез из виду. Элден Салуэй подошел к машине и уселся рядом со мной. Он сразу же увидел невскрытый конверт у меня на коленях.

– Вы не собираетесь прочесть письмо своей бабушки?

Этот бесцеремонный вопрос рассердил меня.

– А что, это необходимо? Какая разница, прочту я его или нет, раз потом я все равно поеду с вами в Силверхилл? Что бы она там ни писала.

Он нажал на стартер, и двигатель откликнулся тихим шепотом.

– Со мной? – возмутился он. – Ну уж нет! Если я привезу вас с собой, она с меня голову снимет. Конечно, она и так снимает ее с меня раза два в неделю, но тем не менее я все еще тут, и, как видите, функционирую. Однако на этот раз она просто в бешенстве – так что я уж не стану рисковать.

Черный лимузин впереди нас тронулся, и мы двинулись следом за ним. Покинув аэропорт, мы ехали по шоссе, ведущему к городу Шелби. Я повернулась, чтобы лучше разглядеть Элдена Салуэя. Кто он – верный слуга, получивший от господской семьи кое-какие привилегии, или просто типичный в своей неотесанности житель Новой Англии? Прожив всю жизнь в Нью-Йорке, я, разумеется, не имела ни малейшего представления о семейных слугах, как, впрочем, и об обитателях господских усадеб, и Элден определенно не походил ни на один из известных мне литературных или театральных персонажей. Он производил впечатление туповатого малого, не слишком вежливого, но и не лишенного доброты.

– Если она твердо решила не видеться со мной, мне незачем читать ее письмо, – сказала я. – Но как она может быть такой бессердечной? Неужели ей так-таки нет никакого дела до того, что ее младшая дочь только что умерла?

Глаза его из-под кустистых бровей посмотрели на меня искоса.

– Ваша мама покинула Силверхилл до того, как я туда приехал годовалым ребенком со своими родителями, так что я не имею точных сведений о том, что тогда произошло. Но, насколько мне известно, Бланч Горэм ушла по собственной воле и после этого приезжала домой лишь один раз.

Я дотронулась до шрама на щеке, проведя пальцем по глубокому полукружию. Мне было известно о том последнем визите, который мама нанесла в Силверхилл, когда мне было четыре года. Она не могла себе простить, что взяла меня с собой, из-за несчастного случая, изуродовавшего мое лицо.

– Ей было всего семнадцать, когда она ушла из дому, чтобы выйти замуж за моего отца, – заговорила я с жаром. – С какой стати им на нее сердиться все эти годы? Она была добрым, мягким, великодушным человеком. На моей памяти она сознательно ни разу никому не причинила вреда. Как же может ее семья отказаться от нее? Я была поздним ребенком – мама родила меня через восемнадцать лет после свадьбы, так почему же ставить ей в вину что-то происшедшее в столь далеком прошлом?

Мы следовали за черным лимузином по извилистой дороге, окаймленной соснами. Руки Элдена Салуэя покоились на руле.

– Вы не знаете вашу бабушку, – сказал он. – Миссис Джулия потеряла свою младшую дочь очень давно, и, я думаю, примерно в то же самое время она потеряла все, что имело для нее какое бы то ни было значение. Ваша ветвь семьи сейчас ничего не может для нее значить. Ее жизнь течет по установленному ею руслу. Ей совершенно ни к чему, чтобы неизвестная ей внучка являлась сюда и бередила старые раны. Вы знаете, ваша матушка ей написала. Это было неделю тому назад или около того. Я думал, с дома крышу снесет, хотя она ни словечка не проронила о том, что было в том письме.

Я знала, что мама написала бабушке, но само письмо не видела.

– Я пишу о том, что было между бабушкой и мной, – пояснила мне мама. – Есть кое-какие вещи, касающиеся твоей семьи, которые тебе надо знать, и я хочу, чтобы тебе о них рассказали до того, как я умру. Тогда ты будешь во всеоружии, сможешь отправиться туда и сделать все необходимое делать для твоей бедной тети Арвиллы.

Мама всегда говорила, что настоящей красавицей в семье была Арвилла. Отважная, вызывающая к себе всеобщий интерес, девушка убежала из дому в 20-х годах и, бросив вызов Горэмам, поступила на сцену. Мама рассказывала мне всевозможные истории о ней, когда я была маленькой, – волнующие истории о старшей сестре, которой она восхищалась, но походить на которую не могла. Театральная карьера Арвиллы, выступавшей под сценическим псевдонимом Фрици Вернон, была недолгой. Она поразила и шокировала весь клан Горэмов, мгновенно завоевав колоссальную популярность и став «звездой» музыкальной комедии на Бродвее. Но что хорошего принес ей ее дерзкий бунт? В конце концов Джулия Горэм послала своего сына Генри – он был ее средним отпрыском – с заданием доставить сестру домой, и с тех самых пор Арвилла не покидала дома. Когда моя мать вернулась в Силверхилл после смерти мужа, состояние сестры ее просто потрясло. В последующие годы мама часто думала об Арвилле, но я не знала, улучшилось ли с тех пор ее состояние или, напротив, ухудшилось.

– Как поживает моя тетя Арвилла? – спросила я Элдена Салуэя.

Мне показалось, что лицо его потемнело, словно сама мысль о ней вызывала у него огорчение.

– Совсем спятила, – отрезал он и плотно сжал губы.

– Я хочу ее повидать, – сообщила я. – Хочет того моя бабушка или нет, я поеду в Силверхилл.

Он опять искоса взглянул на меня, но ничего не сказал.

С вызывающим видом я распечатала конверт. Мне было ясно: пора наконец разобраться, что к чему. Мне двадцать три года. За спиной у меня несостоявшийся роман, уязвивший мою гордость, но вряд ли навсегда разбивший мое сердце. Быть может, брак – не для меня. Быть может, дети – не для меня, тем не менее о своем будущем я должна позаботиться, и я была преисполнена решимости сделать его по возможности счастливым. Первым делом я посещу Силверхилл, поговорю с тетей Арвиллой и передам ей то, что велела ей передать моя мама. Кроме того, я познакомлюсь с землей, из которой произрастают мои корни. Хотя я и выросла далеко от горы Абенаки, вся эта местность была, что называется, у меня в крови.