Впрочем, прежде чем они увиделись, произошло одно знаменательное событие, которое делало предстоящую встречу бывших родственников ещё более важной.

Есть на свете люди, которые почему-то твердо уверены, что знают лучше всех, как облагодетельствовать всё человечество. Они безапелляционно вмешиваются в чужие дела, именно на основании убеждения, что их поступки единственно правильные. Именно таким человеком была леди Вудворт. Так как она постоянно надоедала своими визитами семейству Дугласов, то лучше всех знала суть их проблем, хотя её в них особо никто не посвящал.

Лили даже в голову не приходило жаловаться, а миссис Гвинн от природы была молчаливой, но леди Кетлин обладала нюхом на чужие неприятности, каким славятся все сплетники, и ей достаточно было выпить чашку чая, чтобы точно узнать, каково содержание кладовой в том или ином доме.

Эта женщина бралась за бумагу и перо крайне редко, но из самых лучших побуждений, разумеется, решила написать письмо отцу о бедственном положении дочери.

- Они поссорились,- объяснила леди свое намерение мужу,- но неужели у Джорджа сердце волка, чтобы обречь на нищету собственную дочь и внука только лишь потому, что она вышла замуж за неподходящего человека.

Вудворт не одобрительно отнесся к действиям супруги.

- Это дела семейные, душа моя! Если она сама не хочет просить помощи у отца...

- Лили слишком горда! Да там ещё, какое-то потерявшееся письмо - чистое недоразумение! Надо их помирить!

И достойная дама тот час набросала послание, обрисовав все обстоятельства дела так, как они представлялись ей самой. Леди Кетлин красноречиво, не жалея черных красок поведала, что дочь Кавендиша в бедственном положении и живет только её благодеяниями, что она - её единственная защита и опора, и что юной леди необходима немедленная помощь, как бы не гневался на дочь за мезальянс отец.

Семейство же Кавендишей в тот момент тоже не могло похвастаться тишиной и покоем, хотя со стороны и казалось счастливым.

Виной всему была Иннин, а если быть точными, то сам факт рождения её малютки - дочери.

Лорд с философским смирением и радостью принял известие о рождении очередной дочери. Обрадовалась поначалу девочке и сама Иннин. Втайне она надеялась, что рождение младенца позволит ей справиться с болью от потери Антуанетты, но, к своему изумлению осознала, что оказывается нельзя заменить одну дочь другой. Юная мать по-прежнему страдала, вспоминая свою старшую малютку, и почему-то не испытывала к новорожденной тех же самых чувств.

А ещё она хорошо знала, что Джордж ожидал сына, и как бы ни скрывал от неё разочарования, всё равно не мог быть доволен супругой. К тому же, будь Иннин матерью будущего лорда, это придало бы ей вес в глазах светского общества, недовольного браком Кавендиша с католичкой.

- Ничего,- сказала она себе,- вторым нашим ребенком будет сын!

Иннин была готова приступить к делу незамедлительно, как только оправилась от родов. Но здесь её ждал неприятный сюрприз!

Во время беременности, да и сразу после родов она часто злоупотребляла своим положением, чтобы заставить мужа вести себя так, как ей бы хотелось. Ладно, когда ссылаясь на нездоровье, молодая женщина не пустила лорда в Брайтон к Лили, но пользовалась этой уловкой она довольно часто и по менее значительным поводам. Допустим, когда не хотела отпускать мужа одного к соседям на партию в бридж.

Ревновала Иннин мужа отчаянно, хотя и ругала себя за это. Но стоило ей вспомнить, как развлекаются мужчины, когда оказываются в зоне недосягаемости от жен, и юной женщине отказывало чувство меры. Конечно, она не подозревала Кавендиша в том, что он посещает сомнительные заведения, но мало ли куда может забрести мужчина, когда выходит из дома без жены? Лучше уж не рисковать, а улечься с жалобным видом в постель и потребовать, чтобы он провел вечер, держа её за руку, а не в компании сомнительных дам и джентльменов.

Ей и в голову не приходило, что Джордж сделает из всего этого самые неожиданные выводы.

Прошло два месяца после родов. Иннин окончательно пришла в себя, оправилась от неизбежных в таких случаях недомоганий, и как-то за завтраком деликатно намекнула супругу, что пора бы ему возобновить посещения её спальни.

Муж сидел за столом, как всегда подтянутый и невозмутимый. К этому моменту он уже совершил утреннюю пробежку и написал несколько писем, и теперь перекусывал прежде, чем отправиться по делам в деревню.

- Я думаю,- веско ответил Кавендиш, намазав хлеб маслом,- что мы должны с этим подождать!

Инн от неожиданности поперхнулась чаем и изумленно воззрилась на супруга:

- Почему?

- Я думаю, что состояние вашего здоровья не позволяет нам иметь ещё детей! Вы должны подлечиться и окрепнуть, прежде чем вновь стать матерью!

- Я абсолютно здорова! - вспыхнула, оскорбленная этими отговорками Иннин.

Страшные подозрения черными змеями заклубились в её голове. Он не хочет с ней спать? Наверняка, у супруга появилась любовница!

- Но, дорогая, за последний год я едва ли могу вспомнить неделю, когда бы вы ни чувствовали недомоганий. Вы едва выносили Элизабет! Это чудо Господне, что девочка родилась здоровенькой! Новая беременность может стать опасной для вашей жизни.

У Иннин появилось странное ощущение, как будто она с разбега наткнулась на стену - на непробиваемую стену из собственной лжи. И нечего было сказать или возразить в ответ!

- Но сейчас я чувствую себя хорошо, - неловко попыталась она переубедить супруга, - не думаю, что моей жизни что-то угрожает!

- И, тем не менее, пока нужно поостеречься!

Голос Кавендиша звучал непререкаемо, а глаза за стеклами очков тяжело сверкнули. Если он был уверен в разумности своего решения, переубедить его было невозможно.

Иннин нехотя отступила, но понятно, что осталась недовольной таким решением, а отказ от плотских отношений вполне предсказуемо внёс в отношения супругов известную отчужденность. И именно в этот момент, как будто специально, пришло злополучное письмо от леди Вудворт.

Лорд Кавендиш читал письмо достопочтенной дамы в тиши своего кабинета. Читал, перечитывал, снова вглядываясь в строки, и краска гнева и стыда заливала его щеки.

Его дочь вела недостойный её происхождения образ жизни, обвинив отца в собственной нищете?! О каком письме она трезвонит по всему Брайтону, покрывая его голову позором? Лили перешла все границы благопристойности!

Гнев клокотал в его груди, ища немедленного выхода, и Кавендиш в ярости запустил тяжелым пресс-папье в стену кабинета. Раздался возмущенный звон разбитого стекла, и старинная ваза мейсенского фарфора превратилась в кучку безобразных осколков. Лорду только и осталось, что от души выругаться, да приказать, чтобы убрали останки дорогостоящей вещи.

Но, наблюдая за неспешными действиями слуги, Кавендиш сумел успокоиться и вновь перечитать злополучное письмо.

- Джон,- обратился он к лакею,- ты не помнишь - приходили ли в последнее время письма из Брайтона от леди Лилианы?

Слуга задумался, застыв с совком и осколками в руке.

- Нет, милорд,- в конце концов, убежденно высказался он,- последнее письмо из Брайтона пришло почти полгода назад! Перед Рождеством, как бы ни соврать!

У Кавендиша замерло нехорошим предчувствием сердце. Уж ему ли не знать, что Лили ему не писала уже года два, не считая той злополучной записки. Значит, письмо все-таки было, но...

- И куда оно делось?

Джон насупился, вспоминая.

- Не знаю, ваша милость,- растерянно протянул он,- не помню! Но я всю вашу корреспонденцию складываю на письменном столе в кабинете. Должен был и это письмо отнести туда... Да! Скорее всего, так и было, милорд! А уж куда оно делось потом? Простите, не знаю!

Кавендишу не оставалось ничего другого, как отпустить слугу - ведь тот соблюдал порядок, установленный в его доме с незабвенных времен.