Промокший до нитки Лемке вошёл в редкий лесок. Тут луж было меньше, но он дважды упал, натыкаясь на пни.

Среди деревьев показались неясные контуры хибарки. Франц прислушался: кругом царила тишина. Он негромко свистнул. Было слышно, как стукнула задвижка и слегка скрипнула дверь домика. После некоторого молчания послышалось:

— Франц?

— Рупп?

Франц вошёл в дом и отряхнулся.

Стоя на коленях в углу, Рупп склонился над какими-то банками.

— Мы опаздываем, — сказал он.

Франц рассказал про слежку.

— Худо, — сказал Рупп. — А я принёс новый аккумулятор. Ребята зарядили на совесть.

— Давай начинать!

Рупп подошёл к очагу и отодвинул заслонку. Пока он включал и настраивал передатчик, Франц разделся и, ляская зубами от холода, выжал мокрую одежду.

Нити ламп едва краснели в темноте. Верещал разрядник. Франц достал из очага микрофон.

— Слушайте, слушайте! Здесь передатчик «Свободная г-Германия». Сегодня мы говорим с вами последний раз перед некоторым перерывом. Слушайте, слушайте… Дорогие друзья!..

Рупп с удивлением следил за передачей. Когда Франц кончил, он резко спросил:

— Почему перерыв?

— Есть указание партии. Мне нужно уехать.

— Я-то остаюсь!

Лемке взял его за руку.

— Ты больше не придёшь сюда.

— Но я же могу вести передачу!

— Ни в коем случае!

— Объясни, почему.

— Ты провалишься.

После минутного размышления Рупп повторил:

— Я должен работать!

Франц рассердился. Его голос звучал сухо:

— Запоминай хорошенько: ты придёшь сюда в последний раз завтра, чтобы разобрать передатчик. Все уложишь в отдельности для перевозки… Будь готов по первому требованию выехать с тем, кого я пришлю за передатчиком.

— Куда ты едешь, Франц?

Франц подумал.

— Вот приедет товарищ за станцией…

Рупп обиженно отвернулся.

— Будь здоров, Рупп! — Франц двумя руками потряс руку Руппа. — Спасибо!

— Я так рад, что мог поработать… Неужели мне больше не придётся?

— Придётся, ещё не раз придётся!

— Мы увидимся?

— Аккумуляторы вылей, просуши и спрячь.

— Мы их не возьмём?

— Куда же тащить такую тяжесть? Достанем на месте.

— А ребята так старались, заряжая.

— Кланяйся им. Пусть слушают нас через неделю. Выйди-ка посмотреть, все ли спокойно.

Рупп вышел, и вскоре снаружи послышался свист.

В лесу царил серый полумрак. Мокрый весенний рассвет пробирался среди деревьев. С моря тянуло холодом.

— Обратно в Травемюнде? — спросил Рупп.

— Сяду здесь в первый утренний, — ответил Лемке. Он протянул Руппу руку. — Ну, и ещё раз спасибо, друг!..

Вода захлюпала под ногами Франца. Тропинки не было видно. Франц оглянулся и помахал рукой.

Когда домик исчез за деревьями, Франц резко изменил направление и в обход леса вышел на дорогу к станции Дэниш. Дождь прекратился, но ветер пронизывал до костей. Весна была здесь неприветлива.

Надев резиновый фартук, Лемке старательно протирал замшею сверкающий глянцем кузов. То, о чём он мог только мечтать, как о почти несбыточном, сбылось. Эгон устроил его на службу к генералу Швереру. Теперь зависело от самого Франца удержаться на этом месте, дававшем столько преимуществ, неоценимых в его положении. Он не имел права пренебрегать такою службой. И он ухаживал за генеральским «мерседесом», как за капризной дамой. Он мыл и тёр его не только после каждой поездки, но и перед выездом со двора.

Чёрный лак автомобиля блестел на солнце. Лемке повесил кусок замши на гвоздь и начал старательно мыть руки, когда в дверях кухни появился однорукий полотёр Ян Бойс, с которым они уже стали приятелями; два старых солдата быстро нашли общий язык, хотя они не знали друг о друге ничего, кроме того, что один был полотёром, другой шофёром и оба — отставными солдатами.

Появление полотёра в столь неурочный час удивило Лемке.

— Ты что это сегодня так поздно? — спросил он.

— Пришлось ехать к клиенту в Нойбабельсберг… У одного адвоката были вчера вечером гости и исцарапали пол, а он… — полотёр наставительно поднял палец: — он любит такой паркет, чтобы, глядя в него, можно было бриться!

— Из-за какого-то адвоката ты позволяешь себе опаздывать к нашему генералу?

Бойс виновато развёл руками.

— Понимаешь, никак не мог не поехать к адвокату… Я предупредил фрау Шверер по телефону.

Лемке взглянул на часы и отвязал фартук.

— Ты куда?

Бойс посмотрел на небо, словно там было расписание его визитов.

— Поеду к Штеттинскому вокзалу.

— Через часок я буду там же, — сказал Лемке. — Не будь автомобиль генеральским, я бы подвёз тебя.

— Я не в обиде, — усмехнулся Бойс. — Да через час мне и поздно. Я туда — сейчас же!

Он тщательно встряхнул зелёную суконку, завернул в неё щётку и протянул Лемке руку.

— Нам бы с тобою посидеть вечерком за кружкой…

— Почему же нет?

— Ты как насчёт ската?

— Можно и в скат…

— Позвоню на-днях.

Бойс приподнял щляпу и направился к воротам, а Лемке принялся чистить свою синюю форму.

Ему и в голову не могло прийти, что, выйдя из подземки у Штеттинского вокзала, Бойс, прежде чем отправиться натирать полы к смотрителю Дома инвалидов, с видом прогуливающегося бездельника завернёт на кладбище и, дважды пройдясь мимо памятника Эйхгорну, чтобы убедиться в том, что он один в аллее, начнёт с интересом разглядывать надгробие незадачливого «покорителя» Украины. Когда он уйдёт, в щели между гранитом постамента и бронзовою доской останется лежать коробка из-под сигарет, — та самая, ради которой часом позже Франц Лемке явится изучать знакомый ему до мелочей памятник.

Расклеив крышку коробки надвое, Лемке узнает, что осуществление плана бегства четырех товарищей из концентрационного лагеря — Варги, Энкеля, Зинна и Цихауэра — назначено на такой-то час такой-то ночи. Он узнает и то, что организация рассчитывает на генеральский автомобиль, которым располагает Лемке. Одним словом, он узнает всё, что нужно. Он только не будет знать ни имени адвоката Алоиза Трейчке, от которого придёт приказ, ни того, что этот приказ доставил в «почтовый ящик Эйхгорна» однорукий полотёр Ян Бойс…