— Все понятно. До свиданья. Значит, мы звоним?
— Звоните.
Сеня вышел.
— Великолепно! — Сеня не знал, куда теперь двинуть.
В приемной остался один усталый гражданин. Сидел, не решаясь входить в кабинет.
— Пятый угол искали? — вежливо спросил он и улыбнулся.
Сеня грозно глянул на него… И вдруг его осенило: городской вид, а главное, желтый портфель — все это вызывало в воображении Сени чарующую картину склада запчастей… Темные низкие стеллажи, а на них, тускло поблескивая маслом, рядами лежали валы — огромное количество коленчатых валов.
И городской незаметно сует ему пару…
— Слушай, друг!.. — Сеня изобразил на лице небрежность и снисходительность. — У тебя на авторемонтном никого знакомого нету? Пару валов вот так надо. Пол-литра ставлю.
Городской снял со своего плеча Сенину руку.
— Я такими вещами не занимаюсь, товарищ, — сказал он. Потом деловито спросил: — Он сильно злой?
— Кто?
— Секретарь-то?
Сеня посмотрел в глаза городскому и опять увидел стройные ряды коленчатых валов на стеллажах.
— Нет, не очень. Бывает хуже. Иди, я тебя подожду здесь. Иди, не робей.
Городской поднялся, поправил галстук. Прошелся около двери, подумал…
Дверь неожиданно распахнулась — на пороге стоял секретарь.
— Здравствуйте, товарищ первый секретарь, — негромко и торопливо заговорил усталый, ибо секретарь собирался уходить. — Я по поводу своей жалобы.
Секретарь не разобрал, по какому поводу.
— Что?
— Насчет жалобы. Она теперь в вашем районе живет и…
— Кто живет в нашем районе?
Усталый досадливо поморщился.
— Я вот здесь подробно, в письменной форме… — Он стал вынимать из портфеля листы бумаги. — Целый «Война и мир», хе-хе…
— Вот тут на улице, за углом, прокуратура, — сказал секретарь, — туда.
— Не в этом дело, товарищ секретарь. Они не поймут… Я уже был там.
Секретарь прислонился спиной к дверному косяку.
— Идите. Там все понимают.
Усталый помолчал и дрожащим от обиды голосом сказал:
— Ну что же, пойдем выше. — Повернулся и пошел на выход совсем в другую сторону. — Все забыли!..
— Не туда, — сказал секретарь. — Вон выход-то!
Усталый вернулся. Проходя мимо секретаря, горько прошептал:
— А кричим: «Коммунизм! Коммунизм!»
Секретарь проводил его взглядом, повернулся к Сене.
— Кто это, не знаешь?
Сеня пожал плечами.
— А ты чего стоишь тут?
— Уже пошел, все.
Грустный грустно шагая серединой улицы — большой, солидный. Круглая большая голова его сияла на солнце.
Сеня догнал его.
— Разволновался? — спросил он.
— Заелся ваш секретарь-то, — сказал грустный, глядя перед собой. — Заелся.
— Он зашился, а не заелся. Погода вот-вот испортится, а хлеб еще весь на полях. Трудно.
— Веем трудно, — сказал грустный. — У вас чайная где?
— Вот, рядом.
— Заелся, заелся ваш секретарь, — еще раз сказал грустный. — Трудно, конечно, такая власть в руках — редко кто не заестся.
— Ты из города?
— Да.
— У тебя там на авторемонтном никого знакомого нету?
— А что?
— Пару валов надо…
— Волов?
— Валов. Коленчатых.
Грустный человек грустно посмеялся.
— Мне послышалось: волов. Надо подумать.
— Подумай, а?
Подошли тем временем к чайной. Вошли в зал. Грустный сказал:
— Сейчас… Сделаем небольшой забег — что-нибудь сообразим.
— Какой забег?
— В ширину.
Сеня не понял. Грустный опять посмеялся.
— Ну, выпьем по сто пятьдесят… Выражение такое есть. — Он грузно опустился на стул, портфель поставил на стол. — Садись.
— Слушай, туг же нет по сто пятьдесят.
— Как?
— Не продают.
— Тьфу!.. Демократия!
— Красного можно.
— Ну, возьми хоть красного. На деньги.
Сеня принес бутылку вина, стакан.
— А себе стакан?
— Мы же в город поедем. На мотоцикле же. Как я поведу-то?
— А, валы-то… — Грустный налил полный стакан, выпил, перекосился. — Ну и гадость!.. Чего только не наделают. — Налил еще полстакана и еще выпил. — От так.
Закурили.
— Валы, говоришь?
— Валы.
— Прямо хоть караул кричи?
— Точно. Погода стоит…
— Мне бы ваши заботы… А на кой они тебе сдались, эти валы?
— Я же тебе объяснял: полетел…
— Нет, я про тебя говорю. Машина-то чья?
— Моя.
— Личная?
— Какая личная!..
— А, государственная?
— Ну.
— А почему тебе жарко?
— Так я же на ней работаю!
— А ты не работай. Нет валов — загорай. У них же все есть — пусть достанут. Они же самые богатые в мире. Они вообще самые свободолюбивые. Законов понаписали — во! — Грустный показал рукой высоко над полом. — А все без толку. Что хотят, то делают.
Сеня оглянулся в зал.
— Чего ты орешь-то?
— Братство! Равенство!.. — Грустного неудержимо повело. Он еще выпил полстакана. — Они на «Волгах» разъезжают, а мы вкалываем — равенство.
Сене было нехорошо. Он не знал, что делать.
— Брось ты, слушай, чего ты развякался-то? Поедем за валами.
— Вот им, а не валы! Пусть они на своих законах ездят. Я им покажу валы… — Грустный вылил остатки в стакан, выпил. — Пусть они — петушком, петушком… Пошли их к…
— Да мне нужны валы-то, мне-е! — Сеня для убедительности постучал себя пальцем в грудь.
— Вот им — принципиально! — Грустный показал фигу.
— Значит, не поедем?
— Нема дурных, как говорил…
— Что же ты мне, гад, голову морочил? Я счас возьму бутылку, как дам по твоей люстре, чтоб ты у меня рабочее время не отнимал. Трепач.
— Потише, молодой человек. Сопляк. Разговаривать научились! Еще гадом обзывается… Я тебе найду место. Надо честно работать, а не махинациями заниматься! — Грустный явно хотел привлечь внимание тех немногих посетителей, которые были в зале. — А я на махинации не пойду!
Сеня оглянулся — никого знакомых мужиков не было. А одному такую глыбу не свалить. Это, видно, понял и грустный, и это его приободрило.
— Щенок еще, а уже махинациями занимаешься! Химичишь уже… Я вот отведу сейчас в одно место, там тебе покажут валы.
— Вот сука! — удивился Сеня. И хотел было уже идти. И увидел, как в чайную вошел Микола… Повернулся к грустному и коротко и властно скомандовал: — Встать!
Теперь удивился грустный. Маленькие его глаза вовсе сошлись у переносья.
— Что-о?..
— Микола! — позвал Сеня. — Иди-ка сюда, тут твои поршня требуются.
Огромный грязный Микола пошел к столику…
Грустный трухнул.
— Чего? — спросил Микола.
— Шпион, — показал Сеня на лысого. — Счас мы его ловить будем. Встать!
— Брось дурить-то…
— Микола, ты бери портфель — там факты лежат, — а я буду его окружать. — Сеня двинулся «окружать».
Лысый взял портфель и пошел из чайной.
— Хулиганье, черти.
Сеня провожал его до двери. У двери дал ему хромой ногой пинка под зад.
— От-тюшеньки мои!
Лысый оглянулся во гневе…
— От так!.. по мягкой по твоей! — Сеня еще разок достал лысого. — Микола, иди, тут с моей ногой ничего не сделаешь — она у него как перина. Тут кувалду надо…
Лысый плюнул и ушел от греха подальше.
Все сидевшие в зале с интересом и любопытством наблюдали за этой сценой.
Сеня вернулся к столику, где стоял Микола.
— Ты чо делаешь-то? С ума, что ли, сошел?
— Посулил, гад такой, вал достать, а сам обманул.
— Какой вал?
— Коленчатый. У нас вал полетел, а запасного нету. У вас нету?
— Что ты!..
— Хоть матушку-репку пой. К Макару, что ли, еще съездить…
— А что это за человек-то был?
— А хрен его знает.
— Так он же тебя счас посадит.
— Не посадит. А в «Заре» нет запасных, не знаешь?
— Ты лучше иди отсюда, он счас с милиционером придет.
Сеня посмотрел в окно, потом на Миколу.
— Да? Вообще-то лучше, конечно, без приключений… — И Сеня скоренько похромал из чайной.